Музыка звучит все громче. Тео становится рядом с Гельмутом. Урсула и Рейнгольд присоединяются к ним. Последним становится Дитер.
Все поют:
Мы молодые волки,
Мы дети фюрера…
А н д р е й. Они сумасшедшие! (Кричит.) Сюда! Сю-да! На помощь! А… а… а!
Все замолчали.
(Кричит.) На помощь! Помогите!
Г е л ь м у т (вскидывает автомат). Замолчи, или я убью тебя!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
А н д р е й сидит, прислонившись к парте. У р с у л а с автоматом в руках наблюдает за ним.
А н д р е й. Урсула!
Урсула не отвечает.
Урсула!
Урсула молчит.
Ты что, не слышишь меня?
У р с у л а. Нет.
А н д р е й. Послушай, Урсула.
У р с у л а. Не хочу. Замолчи.
А н д р е й. Там, наверху, раненые… Там мой друг Володя… Он спас мне жизнь, а я для него еще ничего не сделал… Он вытащил меня из воды, из ледяной воды, зимой. Снарядом пробило понтон, а он вытащил меня… Ты слышишь?
У р с у л а. Нет.
Входят Г е л ь м у т, Д и т е р, Т е о. Они приносят ящики со взрывчаткой, складывают их.
Г е л ь м у т. Я считаю, что бикфордов шнур надежнее.
Т е о. Ты можешь считать что угодно, но бикфордова шнура у нас нет.
Г е л ь м у т. А эта… твоя машинка… не сработает раньше времени?
Т е о. Часовой механизм обычно не подводит.
Гельмут, Дитер и Тео уходят.
А н д р е й. Вот они, твои немцы, Курт…
К у р т. Да, Андрей, это мои немцы.
А н д р е й.
«Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой…»
Помнишь, ты думал о том, каким он станет, твой сын? Посмотри на них, Курт. Разве они люди?
К у р т. Люди, Андрей. Они заблуждаются, но они люди.
А н д р е й. В них нет ничего человеческого, если они могут… если они способны… Они таскают эти ящики, видишь? Ты понимаешь, зачем они их таскают?
К у р т. Да, понимаю.
А н д р е й. А я ничего не могу сделать… Они связали меня… Я кричал, но меня не слышат, тут такие стены… Их пятеро, кажется, они не похожи друг на друга, но все они… Ты посмотри на эту девчонку… она и автомат держать не умеет, но если я пошевельнусь, она выстрелит. Нет, Курт, они уже не люди.
Курт. Люди. И если им суждено остаться в живых, ты увидишь, что они люди.
А н д р е й. Ты говоришь так потому, что ты тоже немец.
К у р т. Я говорю так потому, что я коммунист.
А н д р е й. Объясни мне, Урсула, я все-таки не могу понять. Ты сидишь с автоматом и сторожишь меня. Но ведь это же ты, ты спасла мне жизнь. Зачем ты это сделала?
У р с у л а. Не знаю. Не могла смотреть… на это.
А н д р е й. Не могла смотреть. А когда вы взорвете раненых и меня вместе с ними? Как ты на это будешь смотреть?! Ах, да… ты этого не увидишь, вы успеете убежать.
У р с у л а. Замолчи.
А н д р е й. А если не замолчу, будешь стрелять?
Урсула молчит.
Развяжи меня, Урсула.
У р с у л а. Я сказала — молчи! Слышишь? Молчи!
А н д р е й. Ноги затекли… Развяжи хотя бы ноги.
У р с у л а. Нет.
А н д р е й. Слушай. Ты же девчонка, тебе не может быть по душе эта затея Гельмута. И не только тебе — всем вам. Почему же вы помогаете ему?! Боитесь его?
Урсула молчит.
Нет, не понимаю. Ты выбила нож из его рук. Не побоялась. Почему же ты вместе с ними идешь на такое преступление?!
У р с у л а. Если скажешь еще хоть слово, я буду стрелять.
А н д р е й. Пожалуй, и правда выстрелишь. Гельмут ведь приказал в случае чего стрелять. Я-то удивился: зачем он тебе дает автомат?.. А ты… смотри-ка, настоящий солдат.
У р с у л а. Я выполняю приказ.
А н д р е й. Выполняешь приказ? Тебя этому научили в приюте?
У р с у л а. В каком приюте?
А н д р е й. В котором тебя подгоняли прутиком.
У р с у л а. Откуда ты знаешь, что я была в приюте?
А н д р е й. Я это понял, когда ты рассказывала об этих девочках-подкидышах.
У р с у л а. Как ты догадался?
А н д р е й. Не знаю. Может быть, потому, что у меня тоже нет родителей.
У р с у л а. А у меня есть. Я их не знаю. Я их никогда не видела. Они бросили меня. И я ненавижу их.
А н д р е й. Я знал одного человека… немца. У него был сын. Совсем маленький. Его отдали в приют, потому что его мать посадили в концлагерь. Он, наверное, тоже думает, что его подбросили.
У р с у л а. Какое тебе дело до меня, до моих родителей! Я немка, а ты русский, и мы с тобой враги!
А н д р е й. Нет, вы все-таки не люди. Я думал, хоть в тебе есть что-то человеческое!
У р с у л а. Ты хочешь, чтобы я предала их? Они выполняют свой воинский долг. И я должна быть с ними до конца!
А н д р е й. От тебя зависит жизнь многих людей, ты можешь их спасти… Даже дикари не убивают раненых.
Входят Т е о, Р е й н г о л ь д, Д и т е р. Они приносят ящики со взрывчаткой, укладывают их.
Т е о. Осторожно, Ренни.
Р е й н г о л ь д. А что, может взорваться?
Т е о. Бывает. От удара, от выстрела.
Р е й н г о л ь д. Хм… Тогда мне лучше эти ящики не таскать… Не дай бог уроню. У меня иногда нарушается равновесие… внезапное головокружение. Наследственность по материнской линии.
Т е о. Иди, не то я покажу тебе наследственность!
Р е й н г о л ь д. Если что случится, пеняйте на себя.
У р с у л а. Тео, я больше с ним не останусь. Я лучше буду таскать ящики.
Дитер и Рейнгольд уходят.
Он все время заговаривает со мной.
Т е о. Ну и пусть. Тебе-то что?
У р с у л а. Он говорит, что там, в приюте, говорили неправду, что нас подбросили… что родителей арестовали, посадили в лагерь, а нам сказали, что мы подкидыши. Тео, я не верю… Откуда он может знать?.. Ведь этого не могло быть, не могло?! Я не верю, что фрау Ганзен обманывала меня. (Андрею.) Ты все выдумал, выдумал! Я не верю тебе, не верю. (Плачет.)
Т е о (забирает автомат). Вот что, давай сюда автомат и отправляйся отсюда.
У р с у л а. Куда? Мне некуда идти.
Т е о. Пойдешь к моей тетке. Она живет на Фридрихштрассе. Я дам записку. Или просто скажи, что тебя прислал Тео.
У р с у л а. Я боюсь.
Т е о. Чего боишься?
У р с у л а. Боюсь выйти на улицу. Там русские.
А н д р е й. Он прав. Надень белую повязку — никто тебя не тронет.
Т е о. Пожалуй, что так. Ну, иди, иди! Фридрихштрассе, двенадцать. Фрау Клара Кониц. Скажешь, что тебя прислал Тео. А я… Если я выберусь из этой переделки, я тоже приду туда.
Урсула уходит. Тео достает сигару, прикуривает.
А н д р е й. Много там этих ящиков?
Т е о. На тебя и одного хватит. Затянуться хочешь?
А н д р е й. Что это ты такой добрый?
Т е о. Считай, что я выполняю твое последнее желание.
А н д р е й. Тогда развяжи руки.
Т е о. Дураков нет. (Дает Андрею затянуться.) Ты прилично говоришь по-немецки. Кто тебя учил?
А н д р е й. В Москве, в Сокольниках, в одном доме с нами жили немцы.
Т е о. А что эти немцы делали в Москве?
А н д р е й. Они уехали из Германии, когда к власти пришел Гитлер.
Т е о. Понятно. Коммунисты. (Затягивается.) Да, хорошо бы сейчас оказаться на Фридрихштрассе, двенадцать.
А н д р е й. Ты был наверху, ты сам видел — всюду наши… Уйти вам некуда. Ну, взорвете… А дальше что? Вас тут же поймают. И расстреляют на месте.
Т е о. Да, если попадемся, расстреляют. На, потяни еще раз. (Дает затянуться Андрею, затягивается сам, вынимает из кармана портсигар.) Откуда у тебя эта игрушка? Трофей?
А н д р е й. Нет. Подарок.
Т е о. Ну, если подарок, на, держи. (Засовывает портсигар в карман Андрею.) Но боюсь, что он тебе не понадобится.
А н д р е й. Тебе тоже.
Тео усмехнулся; подражая трубе, напевает траурный марш.
Война кончается. Неужели тебе не хочется жить?
Т е о. Мало ли чего хочется! Мне вот, допустим, хочется у тети оказаться. И чтобы она поставила передо мной свою голубую кружку с молоком… А молока давно в Берлине нет. И дома моего тоже нет. Разбомбили. И где моя мама… не знаю. Можно, конечно, выбраться из этой мышеловки, переодеться в штатское или нацепить белую повязку…
А н д р е й. Что же тебе мешает? Ты предпочитаешь погибнуть как герой?
Т е о. Шкуру спасти можно. Но вот скажи мне… если я тебя сейчас отпущу, развяжу руки и скажу: «Беги!» И только одно условие — живым останешься только ты один. Согласен?
А н д р е й. Нет.
Т е о. Зачем же ты предлагаешь мне сделать то же самое?
А н д р е й. Разве это то же самое? Я хочу спасти людей, а ты готовишься их уничтожить.
Входят Г е л ь м у т и Д и т е р, укладывают принесенные ящики.
Г е л ь м у т. Взгляни, Тео, может быть, этого довольно?
Т е о (покачал головой). Чем больше, тем лучше.
Г е л ь м у т. Хорошо. Принесем еще.
Вбегает Р е й н г о л ь д.
Р е й н г о л ь д. Гельмут, она сбежала!
Г е л ь м у т. Кто?
Р е й н г о л ь д. У р с у л а. Она стояла позади меня, а потом я оглянулся — ее нет. Она сбежала.
Т е о. Ну и хорошо, что сбежала. Никому она здесь не нужна.
Г е л ь м у т. Дрянь!
Р е й н г о л ь д. Она нас выдаст!
Т е о. Не выдаст. А пропадать ей с нами… ни к чему.
Р е й н г о л ь д. Почему пропадать?
Т е о. Ты что, мой миленький, надеешься выбраться отсюда? Могу тебя успокоить, свиные ножки у деда жрать тебе не придется.
Р е й н г о л ь д. Зачем он меня пугает, Гельмут? Ты ведь сказал, что мы уйдем отсюда?