Два в одном. В паутине интриг — страница 45 из 67

Аргемон выделялся среди них умом и умением лавировать, уступать где надо. Мог быть неуступчивым, когда дело касалась вопросов чести горца, и умел отчаянно торговаться, чтобы выторговать своему племени хорошие условия. За что его ценили. Он не уступил царю эхейцев, и тот вынужден был признать силу характера вождя алиутов. Так считали соплеменники, видя пришлого царя в одиночестве у скалы. Тридцать лет он был вождем большого племени, а затем старшим вождем союза трех племен: алиутов, монгов и бестерлов. Он иногда отдавал на службу своих воинов знатным эхейцам за плату, но не шел на компромисс с теми, кто выбрал демонов своими господами.

Он говорил: «Настоящий горец родился свободным и свободным умрет». «Честь выше выгоды» – был его главный жизненный принцип. Один раз уступишь – и будешь гнуть спину всю жизнь.

Долгое время одержимые не тревожили земли, где обитал союз племен. Но давление с северо-запада на юг не прекращалось. Теснимые племена свободных горцев вторгались на их территорию все чаще, и каждая схватка была кровавой.

И вот теперь пастухи с дальних рубежей принесли тревожную весть: одержимые собрались и двинулись не на Царскую долину, как обычно, а на предгорья, где жили свободные горцы. Набег был стремительным, самым большим из тех, что помнил Аргемон.

Множество племен, теснимые одержимыми, не в силах оказать сопротивления, сдвинулись со своих мест и стали отступать на юг. Они занимали пастбища и долины, где обитали их соседи, и с яростью смертников бились не с одержимыми, а с соседями. Таков был их страх перед одержимыми. Ни уговоры, ни просьбы, ни угрозы на них не действовали, а путь одержимых устрашающе полнился распятыми на крестах мужчинами, женщинами и детьми. Дым от пожаров заполнил небо, стада овец гибли от рук одержимых. Страх обуял беженцев, они с отчаянием обреченных стремились пробиться через соседей и уйти подальше от кровавой тризны одержимых горцев.

Как всегда, такие ужасы приходят внезапно, когда ничего не предвещало такое развитие событий.

Аргемон созвал большой совет вождей и старейшин. Он знал, что надо посовещаться и понять, как действовать. Если они будут сражаться с теми, кто бежит от смерти, огня и пыток, то сами обескровят себя.

В его доме на земляном полу на циновках расселось десять человек старцев и крепких, покрытых старыми шрамами воинов.

– Братья, – начал Аргемон, – вы сами видите, в какое положение мы попали. Скоро толпы беженцев накроют наши земли. Их души в плену печали и скорби, они не могут слышать и думать. Ужас и страх стали их мудростью и разумом. Нам надо понять, что делать. Я сразу скажу, что убивать беженцев и вступать с ними в сражения – это не наш путь.

Он замолчал, тяжело дыша, словно пытаясь справиться с невидимым давлением, нависшим над собранием. В этот момент угрюмый вождь монгов, Монгарон, поднял голову. Его глаза, полные мрачной решимости, сверкнули в полумраке.

– Братья, – начал он хриплым, но твердым голосом, – слушайте меня. Беженцы бегут, словно сама смерть гонит их в наши земли. Они ведут себя как безумные, утратившие страх перед нами. Я не нахожу объяснения происходящему. Наши земли первыми приняли удар этой волны горцев, убегающих от одержимых. Они подобны диким зверям: не слушают уговоров, уничтожают наших животных, не обращают внимания на то, что наши люди убивают самых жестоких среди них. Они не сворачивают, даже когда перед ними поселения. Они пытаются пробиться через стены, хватают скот, гибнут под ударами наших воинов, но, не замечая потерь, идут вперед. Это так странно, что мне самому становится страшно. Я не понимаю, что с ними творится. И это только первая волна. За ней последуют другие. Я не знаю, как остановить эту «саранчу».

Он замолчал, и в комнате повисла тяжелая тишина, словно сама судьба затаила дыхание.

– Да, – наконец произнес старый дед Арнордос, старейшина племени алиутов, его голос звучал тихо, но уверенно. – У нас есть несколько путей: либо уйти в горы, бросив наши поселения, и позволить беженцам пройти, либо попытаться прогнать их. Но как это сделать, не понеся потерь, я не знаю. А если начинать сражение с беженцами – это верная гибель. Понеся потери от своих же, мы не выстоим перед одержимыми. Но уходить зимой, бросив все припасы, – это голодная смерть. А раз так, то остается только третий путь: призвать царя, повелителя драконов. Он недавно сумел разогнать одержимых, и мы это точно знаем. С тех пор они не осмеливаются ступать на его земли и идут к нам.

Аргемон, вождь алиутов, недовольно поморщился. Его лицо исказилось гневом.

– Мы знаем, – произнес он с горечью, – что он покоряет всех своей власти и не станет нам помогать. Он ясно сказал мне: раз мы сами по себе, то и проблемы должны решать сами. Мы лишь дали ему тех, кто хотел служить и получить серебро. Полторы сотни наших лучших воинов ушли с ним. Я не хочу подчиняться его воле, честь и свобода для меня превыше всего.

Старейшина Арнордос покачал головой, его глаза были полны печали.

– Аргемон, – сказал он мягко, но так же твердо, как и раньше, – ты думаешь лишь о себе, а как же наши женщины и дети? Что станет с ними, если ты заставишь их гордиться своей свободой, но при этом обречешь на мучительную смерть? Кому от этого будет лучше? Какой у нас выбор? Жить в покорности или умереть с гордо поднятой головой? Твой сын рассказывал нам, что царь Артем отменил рабство, сделал всех свободными, собирает лишь десятину и не вмешивается в дела наместников. Мы что, не сможем платить ему десятину?

– Ты говоришь мудро, Арнордос, – поддержал его вождь монгов Монгарон. – Наша жизнь не изменится, царь не превратит нас в рабов. Между нами горы и реки. Нужно понять, что нужно царю, и только тогда принимать решение.

– Вы хотите послать к нему гонцов? – спросил Аргемон, его лицо оставалось мрачным, а взгляд непреклонным.

– Думаю, это будет верным решением, – ответил до этого молчавший вождь бестерлов Рестирион. – Тем более что твой старший сын служит начальником его личной охраны. Разве это не знак доверия? Если бы царь был жестоким и властным, как до него все цари эхейцев, твой сын не стал бы служить ему. А если бы твой сын не был человеком чести, царь не возвысил бы его до таких высот. Значит, царь понимает, что такое честь, и ценит.

Аргемон оглядел мрачные лица соратников. Его взгляд был полон сомнений и решимости одновременно.

– Если вы так считаете, – произнес он наконец, – то я пошлю к нему гонцов. Но давайте решим, что мы скажем царю.

Старейшина Арнордос задумчиво взглянул на вождя алиутов и тихо спросил:

– Ты хочешь знать, что нужно новому царю, чтобы вести переговоры?

Аргемон молча кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня.

– А ты разговаривал с сыном по поводу царя? Расспрашивал его о нем? – продолжил старик, не скрывая интереса.

– Зачем? – Аргемон недоуменно посмотрел на старика. – Я не собирался идти под его руку. Мне не нужно было знать о царе эхейцев. Он сам по себе, мы сами по себе.

– Понимаю, – мягко произнес Арнордос, его голос был полон терпения. – А я вот поговорил с твоим сыном. Он каждый раз прилетает на драконе с царем. Царь уходит за скалу, пока ты собираешь ему воинов. Почему ты так негостеприимен?

– Он сам не хочет принимать нашего гостеприимства, – холодно ответил Аргемон.

– Нет, Аргемон, – старик покачал головой, – он не хочет делать тебя ровней себе. Но он в нас нуждается. Ему нужны воины, чтобы укрепить свою власть. У него их мало. Есть драконы, сила, но нет воинов, и мы ему их можем предложить. Он помогает нам защититься от одержимых, мы поставляем ему воинов.

– Мы и так это делаем, – Аргемон нахмурился, его густые брови сошлись на переносице. – Без того, чтобы признать его царем над нами. Я не понимаю, что изменится.

– Мы не будем поставлять ему воинов за плату, – мягко, но уверенно сказал Арнордос. – Мы предложим ему ополчение из наших воинов для ведения войн. Его дружина будет состоять из воинов нашего союза. Понимаешь?

– Не совсем, – Аргемон пристально посмотрел на старика, его взгляд был острым, как клинок. – Как это, бесплатно отдавать воинов?

– Услуга за услугу, он помогает нам за признание его царем и выплату десятины. Наши воины станут его дружиной, он их вооружает и одевает за свой счет, а также защищает нас от одержимых как своих подданных. Кроме того, вы все хорошо понимаете, наши воины не будут воевать против нас. Если царь неожиданно захочет нас поработить.

Старик прищурил глаза, его лицо стало еще более загадочным.

– Понимаешь? – повторил он. – Нам нечего бояться, что он силой покорит нас и сделает своими рабами.

Вождь алиутов Аргемон наконец просветлел лицом. Его взгляд смягчился, и в глазах мелькнуло одобрение.

– Ты это хорошо придумал, мудрый Арнордос, – тихо произнес он. – Здесь нет урона нашей чести. Наоборот, мы можем гордиться тем, что наши воины составляют дружину царя. Мы можем дать ему пять сотен крепких молодых воинов.

– Я тоже согласен, – поддержал вождь бестерлов. – Вот ты, Арнордос, и возглавишь посольство.

Глава 11

Заречное Эхейское царство

Время летело, словно стремительный поток, уносящий с собой все надежды и планы. Артем мчался к войне, но события опережали его мысли. Неожиданно дружины великих родов, скрывавшиеся в горах, превратились в болезненную занозу. Угрозу его власти. Зловещую тень, нависшую над его планами. Они, словно призраки, крались по ночам к селениям, оставляя за собой пепел сожженных домов, кровь невинных и страх. Их набеги были стремительны и беспощадны, а их исчезновения – таинственны.

Артем бился над загадкой их убежища, но горы, как молчаливые стражи, хранили свои тайны. Он знал, что за всем этим стояла Нарна, хозяйка гор, чье присутствие ощущалось в каждом камне и каждом порыве ветра. Она как коварная паутина оплетала его врагов, укрывая их от глаз и оружия.

В ее замыслах Артем чувствовал угрозу, но не мог разгадать ее. Он понимал, что она хочет чего-то большего, чем просто месть. Она хотела, чтобы он обратился к ней за помощью. Но какая цена за эту помощь? Он не знал, но предчувствовал, что это будет началом конца.