Она не двигалась. С места, где стоял Виктор, невозможно было различить, поднимается и опускается ли ее спина, что означало бы, что она еще жива и дышит.
Он поставил стакан с апельсиновым соком на столик и решил, что, наверное, все же стоит выйти и посмотреть, что с ней.
Обычно по утрам я соблюдаю определенные ритуалы.
Прежде всего я должен находиться в ванной один. Если там Морин, если она видит, что я шагнул на весы, то оборачивается, косится на меня и спрашивает нечто вроде: «Ну, как успехи?»
Нет, если есть какие-то достижения, я не против, пусть себе смотрит, но чаще всего никаких достижений нет.
Во-вторых, я должен приходить сюда голым. Если обернуть вокруг талии полотенце, то, глядя на стрелку весов, я тут же скидываю фунтов пять – с учетом полотенца. Все же оно довольно толстое.
Я также не должен ничего есть перед взвешиванием. Лишь изредка позволяю себе позавтракать перед процедурой утреннего омовения. В такие дня я обычно не взвешиваюсь.
Если все эти три условия соблюдены, я готов встать на весы.
Это надо делать очень медленно. Если резко на них запрыгнуть, то, боюсь, стрелка быстро скакнет до самого края и там и останется. А Морин потом будет спрашивать: неужели это правда, что я вешу 320 фунтов?
Ничего подобного.
Ладно, буду с вами честен до конца. Мой вес – 276 фунтов. Ладно, это не совсем точно. Скорее уж 280.
Становясь на весы, я ухватился одной рукой за сушилку для полотенец. И не для того, чтоб сохранить равновесие, просто решил дать весам шанс подготовиться к тому, что их ждет. И только когда обе мои ступни размещаются на весах, я отпускаю руку.
И смотрю на результат.
Морин, добрая душа, всегда поддерживает меня и делает все, чтоб я похудел хотя бы на несколько фунтов. И не выражает ни малейшего неудовольствия по поводу моей внешности. Клянется, что любит меня, как и прежде. И что я самый сексуальный из мужчин, которых она когда-либо знала.
Я благодарен ей за эту ложь.
Но она говорит, что я должен есть как можно больше фруктов, овощей и круп и как можно меньше пончиков, мороженого и пирогов – такая диета мне только на пользу.
Да она и половины не знает того, что следовало бы знать.
Я был у врача. У нашего терапевта Клары Морхаус. Так вот, доктор Морхаус считает, что я «пограничный» диабетик. И что кровяное давление у меня повышенное. И что лишний вес у меня сосредоточен в самом худшем месте, а именно – в животе.
Все это выяснилось тут на днях, на стоянке у кинотеатра под открытым небом. Женщина, которая служила в Ираке и занималась разминированием бомб, помогала нам выбираться оттуда, а заодно прикидывала, какой силы должен быть заряд, чтобы обрушить экран, и я что было силы поспешал за ней, пока она двигалась с легкостью горной козочки, пробирающейся по каменистым уступам.
Я задыхался. Сердце колотилось как бешеное.
Все это буквально вчера я рассказал доктору Морхаус.
– Вы должны принять решение, – сказала она. – Никто не может принять его за вас.
– Понимаю, – протянул я.
– Понимаете, почему вам это необходимо? – спросила она.
– Просто люблю покушать, – ответил я. – И потом, последнее время я под большим стрессом.
Доктор Морхаус улыбнулась.
– Последнее время? – спросила она, глядя мне прямо в глаза. – Но ведь это случилось на прошлой неделе или около того?
Тут она меня поймала.
По правде говоря, я действительно находился под стрессом последнее время. И это не имело никакого отношения к тому, что или сколько я там ем. Но я проработал в городской полиции Промис-Фоллз двадцать лет – юбилей состоялся как раз на этой неделе и прошел незамеченным, – и на протяжении всего этого времени ни разу не выдавалось такого трудного месяца.
А началось все с ужасного убийства Розмари Гейнор. И еще с нескольких довольно странных событий в городе. Начиная с массовой гибели белок, колеса обозрения, которое вдруг пришло в движение само по себе, и заканчивая хищником, который вдруг объявился в колледже, и самовозгоранием автобуса.
Так мало всего этого, теперь еще и взрыв на стоянке перед кинотеатром.
А ведь тогда там присутствовал Рэндел Финли, этот сукин сын.
Он решил снова баллотироваться в мэры и поливал всех и каждого грязью. Нынешнего мэра, начальника полиции, да кого только не придется. Слышал, дошло до того, что он шантажировал собственного сына Тревора, который развозил в фургоне, принадлежавшем фирме Финли, упаковки с бутилированной водой, заставил его говорить о вещах, которые Тревор якобы подслушал, когда находился в нашем доме.
У меня прямо руки чесались прикончить эту гниду.
«Наверное, – сказал я себе, – надо бы подготовиться хорошенько, чтоб как-то справиться со всем этим дерьмом, а лишний вес в том помеха.
Займусь подготовкой сегодня же».
Взвесившись в ванной, я побрился. Обычно по субботам я не бреюсь, но сейчас сделал над собой усилие. То ли бритва у меня затупилась, то ли в пене для бритья было слишком много ментола, не знаю. Но ощущение было такое, словно щеки и шею обожгло огнем. Я похлопал по щекам полотенцем – вроде бы помогло. Затем достал из комода огромных размеров красную футболку и старые темно-красные тренировочные штаны, которых не надевал вот уже несколько лет. Затем стал рыться во встроенном шкафу в поисках кроссовок и нашел. И когда Морин поднялась наверх, в комнату, и увидела меня в этом облачении, то удивленно спросила:
– Что происходит? Ты похож на вышедшего в тираж супергероя.
– Вот, хотел заняться ходьбой, прямо с утра, – ответил я. – Ну, прошагать милю или две. Просто хотя бы попробовать, всего один раз.
На самом деле мне нужен был целый месяц.
– А я как раз кофе решила сварить, – сказала Морин.
– Выпью, когда вернусь. И не утруждай себя приготовлением завтрака. Съем банан, что-нибудь в этом роде.
Она подозрительно смотрела на меня.
– Это никуда не годится.
– В каком смысле?
– Я хотела сказать, ходьба по утрам – это прекрасная идея. Так что ступай. Но ограничиваться одним бананом на завтрак нельзя. Если будешь упражняться на голодный желудок, то к десяти наверняка слопаешь шесть булочек с яйцом. Могу тебе с этим помочь. Я могу…
– Я знаю, что делаю, – перебил ее я.
– Хорошо, хорошо. Но только спешка тут неуместна, иначе наступит разочарование.
– У меня нет времени увеличивать нагрузку постепенно, – заметил я. И тут же пожалел, что сказал это.
– Ты что имеешь в виду? – спросила Морин.
– Просто хотел сказать, что нужны перемены. И мне такой режим подходит.
– Что-то произошло со вчерашнего дня?
– Ничего.
– Нет, что-то явно произошло.
За годы совместной жизни Морин впитала, словно через какую-то мембрану, мою способность тут же распознавать ложь.
– Я же сказал тебе, ничего. – И отвернулся.
– Наверное, ходил к доктору Морхаус?
– Что? Куда? – Никогда прежде я не был так близок к провалу.
– И что же она сказала?
Я мялся, не зная, что ответить.
– Да ничего особенного. Так, несколько вещей.
– А с чего это ты вдруг пошел к ней? Что тебя подтолкнуло?
– Просто я… тут на днях вдруг почувствовал, что задыхаюсь. На той стоянке перед кинотеатром. Торопился, пробрался к выходу. – Я не стал упоминать о том, что незадолго до этого съел «бургер кинг», не видел в том особого смысла.
– Ладно, – задумчиво протянула Морин.
– И еще она сказала, что мне стоило бы начать пересматривать свой образ жизни, внести в него какие-то пусть незначительные изменения как таковые.
– Как таковые, – повторила Морин.
– Ага. – Я пожал плечами. – Ну вот и решил этим заняться.
Морин многозначительно кивнула:
– Прекрасно. Просто замечательно. – И окинула меня взглядом с головы до пят. – Но только выходить в таком виде нельзя.
– В каком таком виде?
– В этих жутких штанах. Господи, да в них ты выглядишь как человек, которого подстрелили и бросили умирать в чан с виноградом.
Я глянул на штаны.
– Да, пожалуй, что красного перебор.
– Должны быть какие-то еще. Сейчас поищу. – Она протиснулась мимо меня и полезла во встроенный шкаф. Я слышал, как Морин шуршит там, передвигает вешалки с одеждой. – А что, если… Нет, нет, это не подходит. Может…
Тут у меня зазвонил мобильник. Он стоял на зарядке рядом с кроватью. Я подошел. Взглянул, кто звонит, выдернул провод и приложил телефон к уху.
– Дакворт.
– Карлсон.
Ангус Карлсон, наш новый детектив, отказавшийся от униформы, потому как считал, что она связывает нам руки. Насколько я помнил, сегодня он как раз работал.
– Да? – сказал я.
Тут Морин вылезла из шкафа с парой серых свитеров в руках. Как же я мог их пропустить?
– Ты должен подъехать, – сказал Карлсон. – Все наши будут, в том числе и проводник с собакой.
– А что происходит? – спросил я.
– Конец света, вот что, – ответил Карлсон. – Ну или почти конец.
Всякий раз, когда Дэвид Харвуд пропускал мимо ушей отцовские слова, он позже о том сожалел. Если бы Дон слышал странное тарахтенье под капотом машины Дэвида, он бы непременно проверил, в чем там дело. Несколько лет тому назад, когда Дэвид был еще мальчишкой, Дон расслышал какую-то странную возню над потолком, на которую никто больше не обратил внимания. Позже выяснилось, что на чердаке обосновались еноты.
Так что стоило Дону сказать, что он слышит вой многочисленных сирен, Дэвид вышел из кухни и, пройдя через гостиную, оказался на ступеньках крыльца.
В отдалении слышался вой. Причем не одной сирены, а сразу нескольких. По меньшей мере двух или трех. Даже, может, больше чем трех.
Он всматривался сквозь деревья, искал, где поднимается к небу дым, но деревья в старой части города так разрослись, что видно было плохо. Но в городе явно творилось что-то неладное. И даже несмотря на то, что Дэвид уже не работал в газете, репортерские инстинкты у него сохранились. Он собирался выяснить, что же происходит.