| But the idea of a war machine fell before the declaration of Governments. As public interest was in question, and transatlantic communications suffered, their veracity could not be doubted. But how admit that the construction of this submarine boat had escaped the public eye? For a private gentleman to keep the secret under such circumstances would be very difficult, and for a State whose every act is persistently watched by powerful rivals, certainly impossible. | Но предположение относительно военного подводного корабля рухнуло ввиду поступивших от всех правительств заявлений об их непричастности к этому делу. В искренности правительственных заявлений нельзя было усомниться, поскольку опасность угрожала международным трансокеанским сообщениям. И, помимо того, как могло ускользнуть от общественного внимания сооружение гигантского подводного судна? Сохранить тайну в подобных условиях чрезвычайно трудно частному лицу и совершенно немыслимо отдельному государству, за каждым действием которого ревниво следят могущественные державы-соперницы. Итак, после того как были наведены справки в Англии, Франции, России, Пруссии, Испании, Италии, Америке и даже в Турции, гипотеза насчет подводного монитора решительно отпала. Опять на поверхность вод, несмотря на насмешки бульварной прессы, всплыло пресловутое чудовище, и возбужденное воображение рисовало самые нелепые картины из области ихтиологической фантастики. |
| Upon my arrival in New York several persons did me the honour of consulting me on the phenomenon in question. I had published in France a work in quarto, in two volumes, entitled Mysteries of the Great Submarine Grounds. This book, highly approved of in the learned world, gained for me a special reputation in this rather obscure branch of Natural History. My advice was asked. As long as I could deny the reality of the fact, I confined myself to a decided negative. But soon, finding myself driven into a corner, I was obliged to explain myself point by point. I discussed the question in all its forms, politically and scientifically; and I give here an extract from a carefully-studied article which I published in the number of the 30th of April. It ran as follows: | По приезде моем в Нью-Йорк многие лица оказывали честь консультироваться со мной по этому волнующему вопросу. Еще в бытность мою во Франции я выпустил в свет книгу в двух томах in-quarto , озаглавленную "Тайны морских глубин". Эта книга, встретившая хороший прием в научном мире, создала мне славу специалиста в сравнительно мало изученной отрасли естественной истории. Меня просили высказать свое мнение по этому вопросу. Но, поскольку в моем распоряжении не было никакого фактического материала, я уклонялся, ссылаясь на свою полную неосведомленность. Однако, прижатый к стене, я вынужден был вынести свое суждение. И "уважаемый Пьер Аронакс, профессор Парижского музея", к которому обратились репортеры "Нью-Йорк-Геральда" с просьбой "сформулировать свое суждение", наконец, сдался. Я заговорил, потому что молчание становилось уже неприличным. Я рассмотрел вопрос со всех сторон, с политической и научной. Привожу выдержку из статьи, появившейся 30 апреля в газете. |
| "After examining one by one the different theories, rejecting all other suggestions, it becomes necessary to admit the existence of a marine animal of enormous power. | "Итак, - писал я, - взвесив одну за другой все выдвинутые гипотезы и не имея иных более солидных предположений, приходится допустить существование морского животного, обладающего огромной силой. |
| "The great depths of the ocean are entirely unknown to us. Soundings cannot reach them. What passes in those remote depths-what beings live, or can live, twelve or fifteen miles beneath the surface of the waters-what is the organisation of these animals, we can scarcely conjecture. However, the solution of the problem submitted to me may modify the form of the dilemma. Either we do know all the varieties of beings which people our planet, or we do not. If we do NOT know them all-if Nature has still secrets in the deeps for us, nothing is more conformable to reason than to admit the existence of fishes, or cetaceans of other kinds, or even of new species, of an organisation formed to inhabit the strata inaccessible to soundings, and which an accident of some sort has brought at long intervals to the upper level of the ocean. | Глубинные слои океана почти не исследованы. Никакой зонд еще не достигал до них. Что творится в неведомых безднах? Какие существа живут и могут жить в двенадцати или пятнадцати милях под уровнем вод? Что за организм у этих животных? Любое предположение было бы гадательным. Решение стоящей перед нами задачи может быть двояким. Или нам известны все виды существ, населяющих нашу планету, или они не все нам известны. Если нам известны не все виды живых существ, если в области ихтиологии природа хранит от нас тайны, нет никаких оснований не допускать существования рыб или китообразных неизвестных нам видов или даже родов, особых "глубоководных" организмов, приспособленных жить в глубинных водных слоях и только лишь в силу каких-то физических законов или, если угодно, причуд природы всплывающих порою на поверхность океана. |
| "If, on the contrary, we DO know all living kinds, we must necessarily seek for the animal in question amongst those marine beings already classed; and, in that case, I should be disposed to admit the existence of a gigantic narwhal. | Если же, напротив, нам известны все виды живых существ, то нужно искать животное, о котором идет речь, среди уже классифицированных морских животных, и в этом случае я готов допустить существование гигантского нарвала. |
| "The common narwhal, or unicorn of the sea, often attains a length of sixty feet. Increase its size fivefold or tenfold, give it strength proportionate to its size, lengthen its destructive weapons, and you obtain the animal required. It will have the proportions determined by the officers of the Shannon, the instrument required by the perforation of the Scotia, and the power necessary to pierce the hull of the steamer. | Обыкновенный нарвал, или единорог, часто достигает шестидесяти футов в длину. Упятерите, удесятерите его размеры, наделите животное силой, пропорциональной его величине, соответственно увеличьте его бивень, и вы получите представление о чудовище! Животное приобретает размеры, указанные офицерами "Шанона", бивень, способный нанести пробоину пароходу "Шотландии", и силу достаточную, чтобы протаранить корпус океанского парохода. |
| "Indeed, the narwhal is armed with a sort of ivory sword, a halberd, according to the expression of certain naturalists. The principal tusk has the hardness of steel. Some of these tusks have been found buried in the bodies of whales, which the unicorn always attacks with success. Others have been drawn out, not without trouble, from the bottoms of ships, which they had pierced through and through, as a gimlet pierces a barrel. The Museum of the Faculty of Medicine of Paris possesses one of these defensive weapons, two yards and a quarter in length, and fifteen inches in diameter at the base. | В самом деле, нарвал вооружен подобием костяной шпаги, алебардой, по выражению некоторых натуралистов. Это огромный рог, обладающий твердостью стали. Следы от ранений не однажды находили на теле китов, которых нарвал всегда атакует с успехом. Случалось, что осколки бивня нарвала извлекали из деревянных корпусов судов, которые они пробивают насквозь, как бурав просверливает бочонок. Музей парижского медицинского факультета располагает бивнем длиной в два метра двадцать пять сантиметров, который у основания достигает в окружности сорока восьми сантиметров. |
"Very well! suppose this weapon to be six times stronger and the animal ten times more powerful; launch it at the rate of twenty miles an hour, and you obtain a shock capable of producing the catastrophe required. Until further information, therefore, I shall maintain it to be a sea-unicorn of colossal dimensions, armed not with a halberd, but with a real spur, as the armoured frigates, or the 'rams' of war, whose massiveness and motive power it would possess at the same time. Thus may this puzzling phenomenon be explained, unless there be something over and above all that one has ever conjectured, seen, perceived, or experienced; which is just within the bounds of possibility."
Так вот! Представим себе бивень в десять раз больше, животное в десять раз сильнее, вообразим, что оно движется со скоростью двадцати миль в час, помножим массу животного на скорость, и вы поймете возможную причину катастрофы. Итак, в ожидании более полных сведений я склоняюсь к мнению, что мы имеем дело с морским единорогом гигантских размеров, вооруженным уже не алебардой, а настоящим тараном, как броненосные фрегаты и другие военные суда, столь же массивные, как они, и наделенные такой же двигательной силой. Так объясняю я это необъяснимое явление при условии, что такое явление имело место в действительности, а не было плодом расстроенного воображения, - что тоже возможно".
These last words were cowardly on my part; but, up to a certain point, I wished to shelter my dignity as professor, and not give too much cause for laughter to the Americans, who laugh well when they do laugh. I reserved for myself a way of escape. In effect, however, I admitted the existence of the "monster." My article was warmly discussed, which procured it a high reputation. It rallied round it a certain number of partisans. The solution it proposed gave, at least, full liberty to the imagination. The human mind delights in grand conceptions of supernatural beings. And the sea is precisely their best vehicle, the only medium through which these giants (against which terrestrial animals, such as elephants or rhinoceroses, are as nothing) can be produced or developed.