- Товарищ Тимохин, приведите, пожалуйста, задержанного Сергея Алексеевича Гирина!
- Слушаюсь! Друзья встречаются вновь, не так ли?
- Так.- Сорокин положил трубку, посмотрел на Бориса.- Ваш кореш оказался более благоразумным. Он рассказал все. Сейчас вы увидите его. Возьмите себя в руки.
Борис рассмеялся, хотел показать, что ему понятна игра следователя. Однако смех выдал его волнение и испуг.
Гирин вошел в кабинет нетвердой усталой походкой. Его словно подменили за эти полчаса. Он сел, не ожидая приглашения, напротив Бориса, кисло улыбнулся.
- Ты что здесь делаешь, старик?
- Тебя жду,- ответил Борис. Он, должно быть, внутренне уже что-то решил для себя. Теперь, ждал, как сложится обстановка, на чьей стороне будет перевес.
Гирин протянул Борису руку.
- Очень рад. Здравствуй.
- Здравствуй. Как там, на воле?
- Обыкновенно. Ты, конечно, во всем признался?
- Тебе-то что?
- Ты умеешь закладывать людей. Хочешь спасти свою шкуру? Не забудь, что мы еще встретимся!
Все это Гирин произнес с деланным равнодушием, однако в его глазах горели злые огоньки, которые, казалось, вот-вот обожгут Цыбина.
- Не забуду, старик. Будь спокоен.
- Про Женьку тоже не забудь.
- Постараюсь.
Сорокин вызвал милиционера, приказал увести Гирина.
Цыбин понял, что попал впросак. Он поднялся, несмело переступил с ноги на ногу, попросил Сорокина:
- Если что… Успокойте как-нибудь маму…
- Хорошо, Борис.
Между ними опять протягивалась какая-то незримая нить. Она была по-прежнему тонкой и в любое мгновение могла оборваться. Сорокин не стал испытывать ее прочность.
17.
Валентина Дементьевна вздрогнула, услышав звонок, торопливо поднялась с места.
«Кто бы это? Неужто опять дружки Бори? Господи, когда только кончатся мои мучения?»
У двери Валентина Дементьевна обомлела. Ей показалось, нет, нет, она ясно слышала:
- Ты одна, мама?
- Одна, Боря! Одна, родной!
Рука дрожала. Валентина Дементьевна никак не могла повернуть колесико, оно скользило в пальцах, словно было смазано маслом.
Звонок зазвенел еще раз.
- Сейчас, Боря, сейчас.
Наконец колесико повернулось - защелка вышла из паза, послышался знакомый скрип двери.
- Вы?!
- Я, Валентина Дементьевна. Добрый день.
- Добрый день.
Валентина Дементьевна прижала руки к груди, посмотрела на Сорокина, не в силах скрыть душевную боль.
- У вас никого нет?
- Н-нет.
- Можно пройти?
- Простите, пожалуйста…
В комнате Сорокин сел на предложенный стул и сделал вид, что рассматривает репродукцию картины «Не ждали», висящую над диваном.
- Чай будете пить?- несмело предложила Валентина Дементьевна.
- Не беспокойтесь, мама…- Сорокин не заметил, как второй раз вырвалось у него слово «мама».- Поверьте, я не хочу зла ни вашему сыну, ни тем более вам. Мне больно сознавать, что я приношу в ваш дом горе.
Голос Сорокина дрогнул, он поспешно отвернулся, чтобы Валентина Дементьевна не заметила его волнения.
- Полно тебе, милый. Поведай лучше, как там мой… Здоров ли?
- Здоров, Валентина Дементьевна, здоров. Передал вам поклон.
- Спасибо, милый. Может, ему чего-нибудь надобно? Я принесу. Можно? А?
- Конечно. Приносите, пожалуйста…
Сорокин осекся: вспомнил, что задержал Бориса в отделе под личную ответственность. Хорошо еще - Каримов не возражал…
- Я приду, сынок, обязательно приду,- горячо сказала Валентина Дементьевна.- Ты уж помоги мне разыскать его! Одной-то мне где уж! Я в долгу не останусь.
- Валентина Дементьевна, ну что вы, в самом деле? О каком долге вы говорите!- упрекнул Сорокин.
- Это я от радости, сынок. Боря-то мне не чужой! Сын ведь. Сколько горя мы хлебнули с ним,- вздохнула Валентина Дементьевна.- Отца-то его убили в Германии. На третий день после заключения мира. Ревела же я тогда, думала, что помру. Боря-то не понимал, несмышленышем еще был, глазенки только таращил на меня.
- Война принесла немало бед каждой семье…
- Принесла, сынок,- согласилась Валентина Дементьевна.
- Вы так и не выходили замуж?
- Выходила… Из-за него, из-за Борьки. Только не принесло это нам счастья. Мужик-то оказался пьянчужкой несусветным. Измотал меня всю. Да и Борьку к водке приучил. Бывало, принесет с собой бутылку и угощает его. Никакие мои слова не помогали. «Мы мужики,- говорит.- Мужикам сам бог пить велел…» «Мужики!»-в сердцах произнесла Валентина Дементьевна.- Настоящие мужики не пьянствуют день и ночь. Пьянствуют подонки разные.
- Где он теперь?
- Бог его знает! Наверно, околел где-нибудь под забором. Выгнали мы его семь лет назад. Боря уж большой был. Понимал все.
- Водка многих губит.
- Ты-то, поди, не пьешь?
- Почему - не пью? Пью. Только в меру.
- Все думают, что пьют в меру,- с грустью заметила Валентина Дементьевна.- Встречался с Борей один парень. С виду представительный такой. Интеллигентный. Напился однажды до потери сознательности… Срам было смотреть.
- Вы знаете, как его звать?
- Подожди… Женькой будто.
- Женькой?
- Женькой,- повторила Валентина Дементьевна,- Отец у него какой-то начальник. Фамилию запамятовала. Не то Бодров, не то Петров, не то Добров.
- Может быть, Бобров?- осторожно вставил Сорокин.
- Вот-вот, так и есть: Бобров… Он и сказал тогда Борису: «Ты, Борька, не бойся! Я тебя из любой беды вытащу. У моего старика - крепкие связи…» Видать, не очень-то крепкие,
- Теперь ему самому помощь нужна.
- Неужто… старик натворил что-нибудь?-удивилась Валентина Дементьевна.
- Натворил его сын, Женька.
- А, батюшки!
- Валентина Дементьевна, в вашем доме не бывал Алик Тихий?
- Алик Тихий?-задумалась Валентина Дементьевна.- Не знаю… Какой он из себя?
- Данте фотоальбом, пожалуйста.
Валентина Дементьевна поспешила выполнить просьбу Сорокина.
Со странным чувством на этот раз рассматривал Сорокин каждую фотографию. Встречая новое лицо, он задавал себе вопрос: «Могла ли эта девушка совершить преступление?», «Мог ли этот парень участвовать в грабежах?»
Фотография, на которой был запечатлен Алик, попалась на последнем листе. Он стоял в обнимку с Борисом у старого дерева, за которым виднелась вода. Должно быть, снимались в городском парке.
Валентина Дементьевна задумалась.
- Постой, его, кажись, не Аликом зовут. Имя у него не наше, как будто, Азик или Айк.
- Он бывал у вас?
- Бывал. Тоже хлещет водку,- сказала Валентина Дементьевна.- Никогда трезвым не приходит. Я уж стыдила его, мол, не хорошо, до добра это зелье не доведет. Он, как и мой второй муженек, отвечал: «Мы, мамаша, мужики - люди темные. Без поллитра не разберемся в жизни». Видно, с поллитрой тоже не разобрались, что к чему.
- Женька знаком с ним?
- Знаком. Как-то до утра сидели. С девицами,- добавила Валентина Дементьевна.- Такие красивые да нарядные. Чего они в этих алкоголиках нашли? Одна больно веселая. Все смеялась. Росточком маленькая сама. Беленькая. За росточек, наверно, и прозвище такое получила - Кнопка.
- Здесь нет ее фотографии?
- Нету. Она, видать, не здешняя. Борис все спрашивал ее: «Нравится тебе у нас?»
- Что же она отвечала?
- Ничего. Смеялась только… Ты поговори хорошенько с Борей, сынок. Он тебе все расскажет,- посоветовала Валентина Дементьевна.- У меня глаза слабые, плохо вижу. Да и не все время я с ними была. Попросили они меня выйти, как пить начали, я и вышла. Глупо сделала, конечно. Надо бы приструнить их или погнать поганой метлой, глядишь, дело бы обернулось не так.
- Приструнить, разумеется, следовало,- согласился Сорокин.- Могли бы и к нам прийти… Других девиц не запомнили?
- Не запомнила.
- Простите, вот этот человек у вас не бывал?- показал Сорокин фотографию Сергея Гирина.
- Нет, этот не бывал. Разве без меня?.. Ты устрой мне свидание с сыном,- с мольбой попросила Валентина Дементьевна.- Один он у меня. Тяжело ему, поди…
- Устрою, Валентина Дементьевна. Обязательно устрою.
18.
Фрезеровщицы Ткаченко на заводе не было. Начальник цеха сообщил, что она взяла отгул и, по-видимому, находится дома.
Сорокин прошелся по цеху. Как и в прошлый раз, в конце конвейера его окликнул старик Грабля.
- Здравствуйте, товарищ корреспондент. Фельетончик еще не готов?
- Еще не готов,- сказал Сорокин.- Факты нужные никак не соберу. У вас ничего не изменилось?
- Изменилось! - усмехнулся Грабля.- Пойдемте, покажу.- Он подвел Сорокина к горке готовых деталей, возвышавшейся в углу.- Знакомая картина?
- Знакомая.
- Это и есть наше изменение. Через неделю-другую рядом появится вторая гора. Наш начальник не скоро, видимо, найдет время для постройки стеллажей.
- Вы говорили с ним об этом?
- Говорили,- махнул рукой Грабля.- Даже на собрании пробирали. Только с него как с гуся вода. Вы поскорее напечатайте фельетончик. Иначе утонем в этой завали.
- Напечатаю, Кондрат Тихонович, не беспокойтесь.
Сорокин вышел. «Надо, пожалуй, заглянуть в редакцию и поставить в известность,- подумал он.- Грабля прав, начальнику необходима хорошая встряска, правда, прежде придется поговорить в парткоме».
Секретарь парткома внимательно выслушал Сорокина, записал что-то на листке отрывного календаря.
- Не понимаю, что делается с некоторыми людьми,- пожаловался он.- Я знаю Шелгунова давно. Он был одним из самых активных производственников. Его рационализаторские предложения принесли заводу десятки тысяч рублей прибыли. К недостаткам относился нетерпимо. Теперь все растерял. На безобразия смотрит сквозь пальцы, с товарищами не советуется.
- Может, подсказать надо, руководить - это тоже искусство, а Шелгунов им еще не овладел,- высказал свои соображения Сорокин.
- Видимо,- согласился секретарь парткома.- Мы тоже хороши. Ждали, пока не поступит сигнал.