— Сама можешь сравнить. Вон возьми из нижнего ящика, там его рукописи.
Петюнчик все-таки был доктором наук и много работал дома. Надежда открыла ящик, он был пуст.
— Значит, рукописи свои он взял, а диплом об окончании университета — нет.
Непонятно!
Надежда оглядела комнату. Они с Алкой кое-как распихали разбросанные вещи, и теперь в квартире можно было существовать.
— Вот что, Алка, ты как хочешь, а я не засну на голодный желудок. Я сегодня без обеда, у тебя есть нечего, давай пойдем в магазин и купим.
— Какой магазин, двенадцатый час уже!
— Пойдем в «24 часа», хоть что-то там есть.
— Там же все дорого.
— Ничего, разоримся, а то я все равно не засну. Пойдем, заодно воздухом подышим, ночью воздух свежий; не жарко. Ты оденься похуже, никто нас не заметит.
Алка нехотя принялась одеваться.
В джинсы она давно уже не влезала, поэтому надела длинную темную юбку, а сверху Пашкину черную футболку с надписью «Металлика».
— Прохладно, наверное, надо еще что-нибудь.
Она поискала на вешалке, потом сказала:
— Знаешь, еще джинсов нет, домашних, и старой Пашкиной куртки, мы с Тимофеевым ее по очереди надеваем, когда с Гавриком гуляем.
— Так, значит, он оделся, как с собакой гулять, взял опять-таки собаку и ушел из дома. Ну и ну!
Тут Надежда вспомнила, что Алкин муж был совершенно лысый.
— А на голову он что надевал, когда с собакой ходил?
— Кепочку, такую оранжевую, ему Сашка из Штатов прислал. Слушай, а у тебя деньги есть, в магазин-то идти, а то у меня кошелек пустой, все Тимофеев забрал.
— А где же у тебя все доллары, на иностранце заработанные? — съязвила Надежда.
— Ой, — Алка оживилась, потом скрылась в ванной и выскочила оттуда, держа в руках тоненькую пачку долларов в полиэтиленовом пакете.
Как все нормальные люди, она откладывала деньги на черный день в долларах, чтобы не пропали и не обесценились. И хранила их Алка в оригинальном месте.
— Смотри-ка, все цело, и еще вчерашняя тридцатка.
— Где же ты их прячешь в ванной?
— Ни за что воры не догадаются! Скотчем сзади к стиральной машине приклеиваю.
— А Петюнчик про это знал?
— Конечно, знал, он и придумал.
— Значит, он сережки с колечком, тебе подаренные, взял, а доллары оставил?
Ой, не сходятся у нас концы с концами, либо твой муж полный идиот, чему я никогда не поверю.
Они спустились вниз. Несмотря на позднее время, на улице было довольно оживленно: белые ночи, да еще суббота.
— Давай, Надя, через собачий пустырь пройдем, так короче.
По тропинке шел припозднившийея собачник, поздоровался с Алкой.
— Это со второго этажа, ризеншнауцер у него.
Немного погодя из разросшейся лебеды выскочил ризеншнауцер, держа в зубах что-то оранжевое. Он остановился на тропинке и принялся это что-то яростно трепать. Хозяин свистнул где-то далеко. Пес бросил оранжевые лохмотья и понесся на зов. Алка наклонилась и подняла рваную засаленную оранжевую кепочку с оторванным козырьком. Изнутри сохранилась надпись: «Made in USA». Надежда достала полиэтиленовый пакет, аккуратно завернула в него кепочку, и они побрели дальше в полном молчании.
Напившись наконец нормального крепкого чая и съев два больших бутерброда с колбасой, Надежда успокоилась. Подруги решили укладываться.
— Алка, дай полотенце, я душ приму.
— А горячей воды нет, — невозмутимо ответила Алка, — на прошлой неделе на месяц отключили.
— Кошмар какой! Слушай, как хочешь, а я вся в пыли, мне чайника не хватит. У тебя есть кастрюля большая, чтобы воды побольше нагреть?
Алка с ворчанием встала на стул и полезла наверх, где на шкафу стояла огромная кастрюля.
— Помоги мне, держи кастрюлю, пылищи там, я ее раз в год достаю, когда воду горячую отключают.
Однако как ни странно, пыли на крышке не было. Внутри кастрюли что-то шуршало. Это что-то оказалось плотным конвертом из белой бумаги, на котором стояла печать со львом и было написано на иностранном языке.
— Это по-эстонски, — сказала Алка, — печать их.
Внутри был вложен лист бумаги с текстом и тоже с печатью, к которому скрепкой был приколот листок с переводом, отпечатанным на машинке.
Уважаемый господин Тимофеев!
В ответ на Ваш запрос от 09.01.2001 о состоянии и сохранности дома Вашей родственницы Анны Руммо, сообщаем Вам, что ее дом, как представляющий художественную и историческую ценность, перевезен в этнографический музей-заповедник под открытым небом Рокка-аль-Маре в 1986 году.
Секретарь волостной управы Пауль Сепп.
Стул под Алкой угрожающе заскрипел, Надежда подхватила кастрюлю, но выпустила из рук крышку, которая с грохотом покатилась по полу.
— С ума сошла, час ночи, соседи спят, — прошипела Алка, — дай руку, а то свалюсь.
— Катастр-рофа! — заорал проснувшийся попугай.
— Ты еще тут будешь орать! — накинулась на него Алка.
— Саша-Паша, прекратите, — немедленно отозвался попугай Алкиным голосом.
Надежда внимательно рассматривала письмо.
— Интересный документ. Кто такая Анна Руммо?
— Это его бабка, Тимофеева моего.
Она была эстонка, вышла за русского и до войны жила здесь, а потом, когда Эстонию, так сказать, наши освободили, она в пятидесятые годы уехала на родину, там и умерла потом.
— Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас у них, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, ему ничего не дадут.
— Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писал туда!
— А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлю положил, от кого он его прятал-то?
— Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: до востребования, понятно, почему я, этого письма не видела.
— Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовом штемпеле стоит 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо в кастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышке нету. Ох и аккуратный у тебя муж!
— Вот, теперь у другой жены будет пыль вытирать, — пригорюнилась Алка.
— Ладно, хватит расстраиваться, греем воду и ложимся наконец, я с ног падаю.
Наутро Надежда проснулась рано в отвратительном настроении, потому что от съеденной накануне ночью сомнительной полукопченой колбасы у нее разболелся живот. Найдя на кухне в холодильнике бутылку «боржоми», она приободрилась. Солнце уже встало, день обещал быть жарким, попугай Кеша приветствовал ее на языке племени папуасов «Ромамбо-хара-мамба-ру!», наверное, ночью ему приснилась родина. Вернувшись в гостиную, где она спала на диване, Надежда заметила на паркете белые следы мокрых кошачьих лап..
«Если, набрав из-под крана воды, лапы намочите кошке», — вспомнились ей детские стихи. — Интересно!" — она прошла по следам в обратную сторону, оказалась в Пашкиной комнате, с трудом протиснулась в дверь, пролезла между кучами одежды, спортивного инвентаря, учебников, каких-то радиодеталей и на письменном столе между компьютером и магнитофоном обнаружила аквариум.
Крышка с него была аккуратно сдвинута, внутри радовали глаз водяные растения.
— Красиво, — произнесла Надежда, — а только где же рыбы?
Она прошла в спальню к Алке.
— Алка, вставай, рыбы нашлись!
— Где? — Алка с трудом открыла глаза.
— У Марфы внутри.
— Ну я так и знала. Зараза, добралась-таки до них!
Кошка обнаружилась на кухне. Аккуратно подогнув под себя лапы, она лежала на холодильнике возле клетки и играла с попугаем в гляделки.
— Вот так она и на рыб смотрела-смотрела, а потом — раз! — и нету.
Алка оглядела аквариум.
— А вообще-то так даже лучше и хлопот меньше, но за попугая, Марфа, ответишь, если что.
— Террор! — присовокупил попугай.
— Как он много слов у вас знает.
— Да, он днем тут один сидит, радио слушает, а вечером Пашка его к себе в комнату берет, музыку ему какую-нибудь свою ставит. А эти группы современные, ты же понимаешь, вот он и нахватался — разных словечек. Еще по телевизору рекламу любит смотреть.
С утра Алка выглядела гораздо лучше, чем накануне, она порозовела, глядела бодрее. Про уход Алкиного мужа они дружно старались не говорить. После завтрака Надежда, видя, что Алка в порядке, собралась уходить — ей не давал покоя собственный разоренный коридор.
Когда она стояла в прихожей, гладя на прощание кошку Марфу, раздался телефонный звонок. Алка сняла трубку, послушала:
— Да, это наш телефон, да, есть собака, кобель, восточно-европейская овчарка… Что?
Увидев Алкино лицо, Надежда стремглав бросилась в комнату и схватила трубку параллельного телефона. С Алкой говорила женщина, судя по голосу, довольно пожилая.
— Ведь ваша собака пропала, не так ли?
— Да, — неуверенно сказала Алка, — можно и так сказать.
— Приготовьтесь к худшему… Дело в том, что мы с Джерри, это мой сеттер, ходили утром гулять и в лесу недалеко от шоссе нашли, вернее, он нашел, мертвую овчарку, кобелька, у нее на ошейнике был ваш телефон. Собака крупная. Спина черная, сама серая с рыжим. Вероятно это ваш, как вы сказали, Гаврик.
Поскольку Алка молчала, пораженная новостью, Надежда решила вступить в разговор.
— А в каком это месте?
— Мы сейчас живем в деревне, но ходим гулять далеко, Джерри — охотничья собака, ему надо побегать в лесу. Это на шоссе, примерно между Александровской и Горской. Вы ведь приедете посмотреть на собаку? Это надо сделать поскорее, потому что лето, жара, сами понимаете…
— Да, конечно, приедем прямо сейчас, а далеко это от станции?
— Довольно далеко, но я вас встречу и проведу короткой дорогой.
Они условились, в котором часу их ждать и что женщину они узнают по рыжему сеттеру, после этого Надежда повесила трубку. Алка все это время молчала как каменная.
— Алка, прекрати стоять столбом, собирайся, едем.
Алка совершенно потерялась.
— Неужели это Гаврик? Как же так?