[31], шимозы[32] же рвались в 3–5 саж. от нее. Работа не прекращалась. Я начал подумывать о переносе центральной станции. Но безопасное место, требующееся для глаз и ушей отряда, трудно было отыскать…
Большую услугу оказала 1-я рота Восточно-Сибирского телеграфного батальона постановкой своей линии. Работы много сбавилось, но все-таки приходилось до 24 000 слов в сутки. Всего за 2 дня боя телеграфная станция кабельного отделения передала и приняла 235 676 слов. Телеграфисты работали на славу, и по нескольку ночей не имели отдыха. Тяжело пришлось бессменным надсмотрщикам, которые день и ночь были на линии… Чтобы составить себе представление об их работе, стоит лишь сказать о числе сростков на некоторых верстах кабеля, осмотренных после окончания боя. На одной версте кабеля на наблюдательную артиллерийскую гору было 168 сростков, на линии редутов – 112 сростков.
Особенно сильно обстреливалась шимозами наблюдательная артиллерийская гора, когда японцы заметили на ней наших наблюдателей. Кабель стал часто перебиваться. Особенно отличился за последующие пять дней рядовой Василий Евстигнеев, который, не обращая никакого внимания на огонь, исправлял повреждения. Он был представлен к награждению знаком отличия Военного Ордена[33].
В 9 час. вечера 15-го числа надсмотрщик и прикомандированный к отделению стрелок пошли с редута № 17 снять хоть немного кабеля к редуту № 16 (Лесистая сопка), не снятого при взятии редута, так как все бывшие на редуте нижние чины кабельного отделения пропали без вести. Не доходя до Лесистой сопки сажень на 200–300 они потянули за кабель, который подался, но в то же время японцы с Лесистой сопки открыли огонь. Пошли обратно к редуту № 17, по пути собирая кабель. Снято было около версты. В ночь на 16 февраля японцы произвели первую атаку на редут № 17, которая была отбита. В 3 часа ночи повторили атаку, но опять были отбиты с большими потерями. По отбитии 2-ой атаки, японцы обрушились шимозами на редут № 17; около 7-ми час. утра колонны японцев перешли в наступление, а около 8-ми час. утра 16-го февраля за выбытием из строя до 85 % защитников, японцы заняли редут. Гарнизон состоял из 2-х рот Красноярского и 1 роты Чембарского полков, и пострадал он большей частью от шимоз, которыми они забрасывали окопы. Подкрепление опоздало лишь на каких-нибудь А часа… Телефон на редуте снять не удалось, ввиду его скорого занятия, пришлось его разбить. Линия была снята почти вся, оставлено было лишь НА версты кабеля, ближайшего к редуту. Японцы открывали огонь по одиночным людям.
Жаль было оставлять кабель. Чтобы не представлять собой большую цель, я взял с собой одного рядового. Пошли мы с ним сначала скрытно под горой; сросток находился шагах в 1500 от редута и на совершенно открытой местности. Видно было по пыли, как пули как будто не долетают шагов 25–30 до сростка. Мы сели спиной к редуту № 17 и стали перебивать сросток. Но тут как на грех какая-то рота перебегала долину; японцы усилили стрельбу из пулеметов. Пули уже начали перелетать через нас. Вдруг бывший со мной рядовой вскрикнул: его ранило медной пулей в правый бок навылет в живот, и пуля пробила поясную бляху. Сросток перебили и оттянули конец.
…В один из последующих дней была получена телеграмма, что наступление японцев на Гаутулинский перевал – только демонстрация, а что самые важные, решающие дела на западе, и что поэтому не только можно, но и должно держаться, чтобы облегчить задачу нашего правого фланга.
Целый день 16-го февраля японцы бомбардировали редуты №№ 20, 21 и 22. Потерь причинили мало. Сильно страдал кабель, перебиваемый снарядами. Надсмотрщику на редуте № 20 пришлось плохо. Ввиду особенной важности, приобретенной редутом № 20, он весь день пробыл под страшнейшим огнем на линии, исправляя повреждения. За один день он сделал 43 сростка лишь на 1 версте кабеля. Было передано много телефонограмм о готовящемся нападении на редут, и вообще телефоны сослужили отличную службу. В ночь на 17 февраля… японцы обратили свое внимание на вынесенный вперед редут № 20. Первая их атака началась около 8-ми часов утра 17 февраля. Она была отбита с большими потерями для неприятеля. Около 9 часов утра опять началась атака, также отбитая с большими потерями для противника. Третья атака началась около 11 ч. утра. В самом начале атаки был ранен командир роты, за ним младший офицер роты, затем был убит целым снарядом зауряд-прапорщик при бросании ручных гранат, и наконец был ранен фельдфебель. Люди, оставшись без руководителей, начали выходить из окопов… При отступлении с редута мой телефонист ефрейтор был предупрежден забежавшими на станцию людьми, что с редута уходят. Он выключил телефон, взял винтовку и ушел одним из последних. Одной версты кабеля снять не удалось.
Японцы с занятием редута № 20, начали надоедать 10-му полку, так как они из пулеметов, поставленных на этом редуте, били во фланг по окопам главной позиции. В ночь с 17-го на 18 февраля 10-й полк выдержал 9 страшных атак неприятеля и, несмотря на очень большие потери (в 3-м батальоне осталось лишь 80 челов.), отстоял вверенную ему позицию. В критическую минуту, когда японцы были уже шагах в 20–30 от вершины хребта, подоспел на выручку батальон Енисейского полка, который чуял что-то недоброе, творящееся на вершине. Подходя, они кричали «держитесь, братцы, идем» и, взлетев на вершину, совместно с 10-м полком хорошо задали себя знать японцам. Те отхлынули. Много японских трупов осталось на позиции.
Подходя к нашей позиции, японцы кричали: «Какой полк на позиции?» Когда им ответили, что 10-й, они кричали: «Здорово, старые знакомые по Артуру»[34], «Чембарцев, значит, уже нет?» И все это на прекрасном русском языке. Какой-то японец штыком поранил 3-х стрелков 10-го полка, но сам налетел на штык енисейца, который поднял его, как цыпленка на вертеле, и перебросил через себя. В японце было не меньше 5 пуд. весу, и все удивились такой силе. Да, не перевелись еще богатыри, которые жизнь свою отдадут за Веру, Царя и Отечество!
В ночь с 18-го на 19 февраля японцы опять пытались атаковать главную позицию, но дружными усилиями войск, занимавших ее, все 3 раза были отбиты с огромными потерями.
19-го утром я поехал на позиции 10-го полка. Ужасная картина представилась моим глазам. Редут № 20 и нижние окопы перед главной позицией через край завалены японскими трупами. Атаки были страшно упорны, японцы не жалели себя и шли без конца, зато и потерь у них было много. Впереди все было усеяно ими…
Ввиду прекрасного положения дел и больших потерь у японцев, решено было произвести на крайнем левом фланге и у нас наступление, для облегчения задачи правому флангу. Но 22-го вечером пришло приказание отступить. Снятие линий было произведено с 9 ч. вечера до 1 ч. ночи, и, оставив на позиции арьергард, отряд отступил.
За 12 дней боя в отделении потери выразились: 1 убит, 8 пропало без вести, 2 ранены тяжело и отправлены в госпиталь, 2 ранено легко и остались в строю. Всего 13 челов. Не будь на то Господня воля, не отдали бы Гаутулин[35]. Донельзя тяжелое чувство было у всех при отступлении с позиции, политой кровью своих.
(Инженерный журнал, № 6–7,1906 г.)
Телефонная связь на театре войныБориславский А
В статье анализируется опыт организации связи на сухопутном театре Русско-японской войны, в Маньчжурии. Заметно, насколько возросли потребности войск в надежной и оперативной связи и как трудно пробивались идеи о внедрении в практику организации связи на поле боя такого простого и привычного сегодня средства, как телефон.
Практика Русско-японской войны, беспримерной по расстояниям, на которые растягивались армии и фланговые отряды, указала, что армии для связи с главнокомандующим и отдельными отрядами должны иметь в своем распоряжении отдельные телеграфные единицы с достаточным количеством имущества: у нас появились телеграфные батальоны (в каждом по 4 роты: по 50 верст шестовой, по 20 вер. кабельной и 20 вер. легкой кабельной линии).
Беспорядок и полное отсутствие надежной связи при отступлении вызвали необходимость сформирования конных телеграфных частей, которые давали бы возможность быстро устанавливать линию параллельно фронту позиции и соединять ею все колонны. При достаточном количестве таких частей можно было бы разделить весь занимаемый район на телеграфные квадраты, с телеграфным пунктом на каждом и летучим постом при нем для доставления депеш. При таком порядке ни одна часть не чувствовала бы себя затерянной, а корпусу (отряду), спешащему по назначению, достаточно было бы подвести свою линию к одному из этих пунктов, чтоб быть в связи с кем угодно. Теперь же приходится отказывать от громадных иной раз линий и полагаться на быстроту летучей почты и сметливость ординарцев.
Наконец, война указала на несовершенство нашей телеграфной роты: громоздкость ее шестовых отделений. Согласно указаниям опыта, рота, вместо шестового отделения, сформировала вьючное кабельное отделение (20 вер. легкого телефонного кабеля), а оставшихся свободными лошадей употребила… для гелиографистов и надсмотрщиков вьючного кабельного отделения.
Это отделение во время Мукденского отступления[36]своей подвижностью успело зарекомендовать себя блестяще: назначенное в состав Северного корпуса, оно быстро прошло по дорогам, забитым массой обозов, и в полном порядке прибыло в Пу-хе.
В общем корпусная телеграфная рота получила довольно стройную организацию (25 вер. шестовой, 35 вер. кабельной и вьючной линии – 20 вер.). Шестовое отделение прокладывало связь к обозам и паркам. Кабельное – соединяло штаб корпуса с штабами дивизий и армии. Остаток кабельного и все вьючное кабельное – для линии в авангард и конный отряд, а при отходе авангарда, для линий позиционных…