Несколько мгновений отец и сын молча смотрели друг на друга.
— Почему ж ты так мыслишь? — неуверенно спросил сына Григорий Фёдорович.
— Некогда было ему, — горько усмехнулся князь Алексей, — не успел он исповедаться, под пыткой умер.
— Под пыткой, под пыткой, — опустив голову на грудь, тихо проговорил старый князь.
Иваном овладел такой страх, словно здесь, рядом, стоял кто-то, готовый каждую минуту схватить и его, и отца, и деда.
Утром, ещё до отъезда отца, Иван незаметно выбрался из дому и помчался прочь, не разбирая дороги, лишь бы быть дальше, как можно дальше от всего услышанного вечером. Он боялся, что вопреки обещанию отца оставить его у деда тот вдруг передумает и увезёт его туда, в страшную и забытую им Россию. Его нашли на дальнем лугу пастухи и принесли в дом без чувств.
Перепуганный дед не отходил от него, пока Иван не пришёл в сознание. Потом ещё несколько дней он пролежал в постели в жестокой лихорадке, но, открывая глаза, всегда видел склонённое над ним встревоженное лицо деда.
Как-то князь Григорий застал внука горько плачущим и долго не мог дознаться, чем вызваны его слёзы и тот давний побег из дому, который едва не стоил ему жизни.
— Хорошо, — говорил князь, — что наткнулись на тебя знакомые люди, не то, кто знает где бы ты сейчас был!
Иван перестал плакать, приподнялся на постели, схватил руку деда, прижал её к своему мокрому от слёз лицу и забормотал быстро, голосом, прерывающимся от рыданий:
— Поклянись мне, поклянись сейчас, — он умоляюще посмотрел на деда, — что не отправишь меня туда...
— Куда туда? — удивился старый князь.
— Ну, туда, — всё ещё всхлипывая и утирая лицо и нос рукой, быстро сказал Иван. — Туда, в Москву, — пояснил он.
— В Москву-у? — изумлённо протянул Григорий Фёдорович. — Зачем же я тебя туда отправлю? Ты тут у меня живёшь. Мы ведь с тобой дружим? Дружим, — повторил князь, гладя внука по взлохмаченной и влажной от лихорадки голове. — Ну так как? Дружим мы с тобой или нет? — спросил он, ласково улыбаясь внуку.
Вместо ответа Иван крепко прижал к своим губам руку деда и поцеловал.
— Ну, будет, будет, — успокаивал Ивана растроганный князь. — Не бойся, не бойся, — повторял он, — я тебя от себя никуда не отпущу. Будешь здесь со мной, хочешь?
Иван часто-часто закивал головой и проговорил:
— А туда я никогда не поеду.
— Ну уж и никогда, — улыбнулся дед. — Мало ли что может случиться. Может быть, ты и сам захочешь уехать.
— А что может случиться? — спросил Иван, уже совсем успокоенный обещаниями деда не отправлять его в Москву.
— Да мало ли что.
— Ну что?
— Мы все не вечны на этом свете, — тихо, задумчиво выговорил старый князь.
Иван с испугом смотрел на него, ничего не понимая.
— Ничего, ничего, — успокаивал его дед. — Глядишь, и тем, кто сегодня там, — он неопределённо махнул рукой, — жизнью людей распоряжается, самим придётся ответ держать.
— Ответ держать? Кому? — удивлённо спрашивал Иван.
— Ванюша, — как-то значительно и медленно начал старик, — ты уже большой мальчик и должен знать, что все мы когда-нибудь будем держать ответ перед Господом.
— Перед Господом, — тихо повторил Иван.
— Да, перед ним, — серьёзно, глядя прямо в глаза внука, ответил князь. — Здесь, на земле, — продолжал он, — не все суду человеческому подвластны.
— Значит, он тоже неподвластен?
— Кто он?
— Государь наш?
— Он тоже.
Иван кивнул, внимательно и серьёзно глядя на деда. В его больших глазах, блестящих от недавних слёз, была недетская боль.
Глава 5
Ивану исполнилось пятнадцать лет, когда скончался его дед, старый князь Григорий Фёдорович, и как-то сразу Иван почувствовал себя взрослым и осиротевшим. Не стало больше любимого деда, с которым можно было поговорить обо всём: и о своих младенческих страхах, и о любовных приключениях, которых к его возрасту случилось у него множество.
Был он высок, строен, широкоплеч, ловок, подвижен, всегда весел и большой мастер на всякие выдумки.
Теперь он уже не подглядывал тайком за нагими купальщицами на озере — сами купальщицы, завидев его, идущего на озеро, спешили туда же.
К пятнадцати годам он уже знал такое, что дед, послушав его откровенные рассказы, только качал головой и, давая житейские советы, советовал остепениться. Но говорил он об этом с такой весёлой, озорной улыбкой, словно и сам был таким же неугомонным искателем приключений, как и его внук.
Вместо умершего деда должность русского дипломата при польском правительстве была передана сыну князя Григория Фёдоровича — князю Сергею Григорьевичу Долгорукому, родному дяде Ивана.
Иван ещё некоторое время пробыл в его доме в Варшаве, делая вид, что занимается разными науками, и повесничая.
Как-то раз, вернувшись домой ранее из-за непогоды, мешавшей охоте, Иван неожиданно увидел в столовой за накрытым столом отца. Отчего-то сердце у него замерло, потом сильно забилось, он испугался, что отец снова, как когда-то давно, приехал с плохими вестями. От растерянности он даже остановился и несколько секунд не подходил к отцу.
— Ну что, сынок, и с отцом поздороваться не спешишь? — весело улыбаясь, спросил князь Алексей и, не ожидая от Ивана ответа, продолжал: — Вырос-то как! С меня уже ростом будешь!
Он выпрямился на стуле, высоко поднял голову.
— Нет, Алексей, — возразил ему брат Сергей Григорьевич, — Иван-то сейчас повыше тебя будет.
— Так уж и выше, — не сдавался князь Алексей и уже было собрался встать рядом с сыном, чтобы помериться с ним ростом, как Иван, приветливо улыбаясь, сам подошёл к нему, ласково говоря:
— Не слушайте, батюшка, дядюшку, ему лишь бы своё доказать. Конечно, я ещё не дотянул до вашего роста, но, Бог даст, ещё сравняемся.
— Сравняемся, сравняемся, — примирительно повторил князь Алексей. — А ты и впрямь стал молодец хоть куда, — внимательно, как незнакомого, оглядывая сына, сказал он.
Иван смутился.
— Ну, садись, садись, молодец, посиди с нами. Посидим, побеседуем, — говорил князь Алексей, освобождая место подле себя. — Садись рядышком, сынок. — Протягивая Ивану большой бокал вина, он добавил: — Выпьем с тобой за встречу.
— А дядя что ж, не станет пить? — спросил Иван, глядя на пустой бокал возле прибора князя Сергея.
— Сегодня не буду, Иван. Что-то нездоровится, да и рановато для меня. Ты же знаешь, я редко принимаю вино так рано.
— Знаю, знаю, — кивнул Иван.
Он действительно знал способность князя Сергея месяцами не дотрагиваться до вина, зато уж потом тот давал себе волю и недели по три четыре пил без перерыва, не занимаясь ничем и сердясь на всех, кто пытался помешать ему.
— Ладно, сынок, — согласился князь Алексей, — мы с тобой вдвоём оскоромимся. Со свиданием! — проговорил он, осушая залпом изрядный бокал густого красного вина.
Иван последовал его примеру.
— Изрядное винцо здесь у вас, — вытирая губы, похвалил напиток князь Алексей.
— Плохого дядюшка не держит, — отозвался Иван, с улыбкой ставя на стол свой пустой бокал.
— Да ты, Иван, никак всё и выпил?
— Сами изволили сказать, что вино хорошее, а кто ж хорошее оставляет? — опять улыбнулся Иван.
— А не рано ли ему так-то пить? — обратился князь Алексей к брату, словно ища у него поддержки.
— Что ж рано? Или забыл, как в России пьют?
— Где ж забыть, — ответил князь Алексей, вновь наливая бокалы себе и сыну.
— Пускай привыкает, не век же ему здесь оставаться, надо будет и туда вернуться. — Сергей Григорьевич махнул рукой в сторону двери.
— Вот об этом я и приехал потолковать, — вновь осушив бокал и вытерев рот, сказал князь Алексей.
Иван насторожился. Давняя, заглохшая было тревога шевельнулась где-то внутри, он весь напрягся, готовый к отпору и защите.
— Что ж... — медленно проговорил князь Сергей после некоторого молчания, установившегося за столом. — Что ж, сейчас, я полагаю, самое время ко двору вернуться.
— Верно, ох верно ты, князь Сергей, говоришь: сейчас самое время возле власть имущих показаться.
— Кто ж у вас там теперь власть в руках держит?
— Известно, кто! Как самого-то не стало, так он и выскочил, словно чёрт из-под печки: тут как тут.
— Светлейший, что ли? — с понимающей улыбкой отозвался князь Сергей.
— Кто ж ещё! Известно, он. Низкорослый, без роду и племени, а всех оттеснил! Что там мы, князья Долгорукие! — Князь Алексей гулко ударил себя в грудь кулаком. — Или Шереметевы, Голицыны, — продолжал он перечислять, — ведь всех оттеснил. Сам у ног государыни стал да как крепко держится!
— За ноги, что ли? — лукаво улыбнулся князь Сергей.
— А ты не шути, не шути. Может, и за ноги когда держит — того никто не видал, а вот как поутру к государыне в опочивальню заходит — так это многим известно.
Иван, забыв о страхе, с любопытством прислушивался к словам отца.
— А знаешь, что она, государыня-то, говорит ему, проснувшись?
— Откуда ж мне знать, я при том не присутствовал, — снова улыбнулся князь Сергей.
— Вот то-то, что не присутствовал, а кто бывал, так такое говорят!
— Ну и что ж говорят? — спокойно подзадоривал брата князь Сергей.
— А то и говорят, что если бы не знали, так не говорили бы.
— А ты скажи, может, и поверю.
— Увидела она, государыня, как-то светлейшего, когда он входил к ней в опочивальню, сама его и спрашивает: «А чего б нам с тобой, Данилыч, сейчас выпить?»
Громкий смех князя Сергея был ответом. Откинувшись на спинку высокого стула, запрокинув голову, он смеялся так громко, что, казалось, зазвенела на столе хрустальная посуда.
— Что ж ты смеёшься так? — обиженно спросил князь Алексей. — Думаешь, я сам этакое-то придумал?