Ксюша, едва ворочая ногами, приблизилась к косяку. Оса бродила по нему взад и вперед. Ксюша отчетливо видела ее полосатое тельце, мохнатые лапки и брюшко. Вот она выпустила прозрачные, сизоватые крылышки и взлетела. Раздалось тихое, мерное жужжание. Ксюша постояла еще чуть-чуть, наблюдая за насекомым, затем без сил опустилась на диванчик.
Что с ней происходит? Она явно не в себе. Такого никогда раньше не бывало. Этот кошмар, приснившийся сегодня ночью, это жуткое ощущение надвигающегося ужаса, леденящий душу страх обернуться и увидеть нечто сверхъестественное. Как она могла испугаться обыкновенной осы? Или… или это была вовсе не оса? Кто-то неведомый стоял за ее спиной, от него веяло смертельным холодом и сатанинской ненавистью. Ксюше до сих пор казалось, что она чувствовала на себе взгляд пустых, нечеловеческих глаз.
Она сходит с ума. Но отчего? Отчего?! Внезапно ей стало так тоскливо и одиноко, будто она брела в полночь по кладбищу, мимо унылых могил. Сонька. Она обещала, что будет мстить ей за несговорчивость. Неужели, у нее хватило низости выполнить свою угрозу?
Конечно, это Сонька, и никто другой. Наслала на нее какую-то порчу, натравила темные силы из потустороннего мира. Теперь они будут преследовать ее и доведут до исступления. Только что она едва не выпрыгнула в окно. В следующий раз шагнет под машину или кинется с моста в воду.
Но что делать? Как быть? Где искать выход из сложившейся ситуации? Покориться Телеге, уступить ей Николая? Нет, это выше ее сил. Рассказать ему про Сонькины козни? Тогда нужно признаться, что она обращалась к магии и делала приворот. Тоже нельзя.
Ксюша в отчаянии обхватила голову руками и стала раскачиваться взад-вперед.
— …Ксюнь, ты что?
Она вздрогнула и выпрямилась. В дверях стоял Николай. В его глазах был немой вопрос.
— Коля, — жалобно пролепетала Ксюша. — Колечка, милый! Мне плохо.
— Голова болит? — Он опустился перед ней на колени.
— Да. И сердце. Все болит. Я не знаю, что со мной.
— Я же говорил, тебе нужно отдохнуть. Зря ты приехала сюда, тем более, сидишь одна уже полдня.
— Отвези меня домой, — взмолилась Ксюша.
— Ты же хотела к маме.
— Нет, домой, только домой. — Ксюша обеими ладонями вытирала слезы, катящиеся градом по щекам.
— Хорошо. Я сейчас. Отпрошусь у начальства. Кстати, и тебя тоже отпрошу.
Она кивнула. Он вышел. Ей хотелось, чтобы он вернулся как можно скорее. Страх, непонятный, беспричинный, снова сковывал ее по рукам и ногам, не давая дышать, делая тело безвольным, как у тряпичной куклы. Ей казалось, что рододендрон ожил и шевелит полузасохшими листьями, точно щупальцами. Вот-вот он соскочит с подоконника и ринется на нее…
Когда Николай пришел, Ксюша сидела, сжавшись в комок, забившись в уголок дивана.
— Все в порядке, — проговорил он бодро, но, взглянув в ее лицо, заметно сник. — Ксюня, ты как мертвец. Тебе надо к доктору.
— Домой, — простонала она.
— А вдруг это серьезно? Нужны лекарства, процедуры?
— Нет, я здорова. Просто переутомилась.
Он помог ей встать, почти волоком дотащил до дверей, снял с нее халат.
— Поедем на машине.
Ксюша кивнула, безвольно повиснув у него на руке.
Дома ей стало немного спокойней. Николай уложил ее в постель, принес горячего чаю с медом и новую порцию валерьянки. Веки ее отяжелели, стали слипаться. Он сидел рядом, держа ее пальчики в своей огромной ладони.
— Спи, любимая. Хочешь, я позвоню маме, что ты не приедешь?
— Позвони. — Она заплетающимся языком проговорила номер.
В полудреме она слышала, как Николай беседует с матерью — в разговоре он называл ее Ксенечкой. «Ксенечка обгорела, плохо себя чувствует, завтра вам позвонит». Ксюша подумала, что он самый лучший, замечательный, самый добрый — просто ангел.
Она почти уснула. Однако, ее ухо чутко ловило тихие шаги Николая по комнате. Это ее успокаивало — пока он с ней, ничего страшного не произойдет.
Он приблизился, склонился над постелью. Заглянул ей в лицо. Она чувствовала его теплое дыхание на своей щеке. Он немного постоял, потом выпрямился. Сделал шаг назад. Ксюша тотчас открыла глаза.
— Ты куда?
— Вот осел! — Николай сокрушенно покачал головой. — Разбудил тебя.
— Я не спала. Ты что, уходишь? — Ее спокойствия как не бывало.
— Ксюнь. — Он глядел на нее с тревогой и жалостью. — Я… ненадолго. Я ведь говорил тебе, Колька ждет. Отвезу ему грамоты и сразу же сюда. Ты поспи пока.
— Я не могу! — Ксюшины губы задрожали. Она снова, в который раз за день, заплакала, тихо и безнадежно.
— Девочка моя. — Николай сокрушенно опустил руки и сел на кровать. — Ты, видимо, по-настоящему больна. Говори что хочешь, я вызову врача.
Она подавленно молчала. Он начал набирать номер. Нажал нужные кнопки и тут же положил трубку.
— Нет, нельзя. Если вызвать врачей «скорой», они могут забрать тебя в больницу.
— В психушку? — всхлипывая, уточнила Ксюша.
Николай не ответил, опустив глаза в пол. Через пару мгновений он произнес:
— Вот что. Сбегаю в аптеку. Там консультант, посоветуюсь с ним. Пусть даст какое-нибудь успокоительное, а то от валерьянки толку мало.
— Ты надолго? — тусклым голосом проговорила Ксюша.
— Десять минут, не больше. Хочешь, включу тебе телевизор? — Он взял в руки пульт. Она покачала головой.
— Нет? Ну ладно, тогда жди.
Ксюша обреченно прислушивалась к шагам в прихожей. Щелкнул замок. Тишина. Снова она одна-одинешенька.
Зараза Сонька! Встретиться бы с ней один на один, оторвать руки-ноги. Кабы не ее магические способности, цена ей медный грош.
Ксюша осторожно привстала на постели. Взгляд ее пядь за пядью обшаривал комнату. Вроде бы ничего такого. Все свое, знакомое, родное. Никаких колышущихся занавесок, никаких самостоятельно открывающихся дверей. Может быть, все, что было — плод ее воображения и только?
Осмелевшая, Ксюша протянула руку к телевизионному пульту, и в это время зазвонил телефон.
«Мама», — решила она и, встав, направилась к комоду. Подняла трубку.
— Слушаю.
В ухо ударила тишина. Она не была мертвой, она была живой! Будто бы из аппарата струилось нечто, какая-то невидимая, но ощутимая материя, вползала в комнату, заполняя собой все углы. Пальцы одеревенели.
— Слушаю, — повторила Ксюша, и не узнала своего голоса: жалкий и сиплый, он дрожал, отвратительно дрожал.
Ответом было молчание. Она пыталась различить хоть какой-то шум, пусть едва заметный шорох, дыхание, но трубка продолжала пребывать в немоте. А неизвестное вещество струилось, окутывая тело саваном ужаса.
Кричать не было сил. Дышать тоже. Еще мгновение, и она задохнется. Есть лишь один выход преградить путь преследующему кошмару.
Ксюша швырнула телефон на пол. Он жалобно загудел, сначала долго, на одной ноте, потом короткими, тревожными сигналами. Она стояла, как завороженная, и смотрела на аппарат, как на змею, смертельно раненую, но не убитую до конца.
В двери щелкнул открываемый замок.
— Я вернулся, — прокричал из прихожей Николай.
Ксюша вышла из оцепенения, но нагнуться и поднять трубку не смогла. Та продолжала исходить яростными гудками.
Николай зашел в комнату.
— Вот. — Он повертел в воздухе оранжево-синюю коробочку. — Сказали, замечательное снотворное. И совершенно безвредное. Я… — Он, не договорив, уставился на валяющийся под ногами телефон.
— Мама звонила, — соврала Ксюша. — Я… я случайно уронила. Когда ты стал дверь открывать.
— Ясно. — Его лицо сделалось сумрачным. Он подошел к Ксюше вплотную, мягко, но решительно взял ее за плечи и подтолкнул к тахте. — Ты ложись. Я сейчас тебе принесу таблетку.
Она повиновалась. Ее трясло, как после удара током. Еще немного, и она готова была признаться ему во всем. Черт с ним, пусть делает, что хочет. Она больше не может так. Не может!
Ксюша невольно прикрыла рот ладонью. Стоп, дура ты этакая! Не понимаешь, к чему приведут твои откровения? Хочешь потерять его навсегда? Потерять то, что досталось такой ценой, такими переживаниями?
Нет, лучше терпеть. Выпить лекарство, забыться. Может быть, завтра все придет в норму. И Сонька окажется ни при чем — все ее больные нервы. Стыд перед Ольгой довел до нервного срыва. Ох, как стыдно, стыдно и совестно! Хоть на стенку лезь.
Николай вернулся со стаканом воды и крохотной розовой пилюлей.
— На-ка, выпей.
Ксюша послушно положила таблетку на кончик языка. Надо же, совсем безвкусная. Неужели поможет? Должна. Она решительно сглотнула, потом запила водой.
— Теперь спи. — Николай подвинул кресло поближе к постели и уселся в него с видом терпеливым и обреченным.
26
На сей раз она действительно уснула. Крепко, без единого сновидения. Разбудил ее какой-то звук, похоже, работал телевизор. Ксюша с трудом открыла слипшиеся, тяжелые веки.
Николай так и сидел в кресле, казалось, будто он не покидал его вот уже много часов. Взгляд его был устремлен в экран — там шла какая-то спортивная передача. Приглушенно вещал комментатор.
Ксюша лежала неподвижно, не понимая, сколько она проспала. Что сейчас? Кажется, утро — в комнате совсем светло. И шторы раскрыты. Значит, ночь уже миновала, слава тебе, Господи!
Николай заметил, что она не спит, повернул к ней лицо, улыбнулся.
— Добрый день. Как самочувствие?
— Хорошо, — слабым голосом отозвалась Ксюша. — Который час?
— Половина второго.
— Дня?!
Он усмехнулся и потрепал ее по щеке.
— Ну не ночи же. Смотри, какое солнце.
Ксюша изумленно похлопала ресницами.
— Что же я, выходит, проспала почти сутки?
— Чуть-чуть не дотянула, — добродушно и ласково проговорил Николай. — Ничего больше не болит?
— Кажется, нет. Ты… уходил? — Она взглянула на него в упор.
— Вчера вечером, ровно на два часа. Ты спала, очень-очень крепко. Поэтому я решился.
Ксюша сглотнула вязкую слюну и спросила: