Гоша родился крупным – без малого пять килограммов. И то ли оттого, что дался он матери труднее других, и едва не стоил ей жизни, то ли оттого, что был самым младшим, но Гошу полюбили его родители той неистовой любовью, какая бывает обычно к единственному в семье ребенку.
С момента его появления в доме Скворцовых, Гоша стал центром внимания – вокруг него бегали, прыгали, ему старались понравиться, его старались развлечь.
Братья Гоши поначалу разделяли радость родителей – одним братом больше – это хорошо! Ведь всем было известно, что братья Скворцовы – десять мальчишек, рожденных с разницей в год – очень дружили между собой.
Но шло время, и чем преданнее смотрели на маленького Гошу родители, тем более холодно его воспринимали братья.
Когда Гоше исполнилось четыре года, отец подарил ему удивительный подарок – это был костюм принца. Он состоял из пурпурного плаща, с горностаевым воротником, короны и крошечной изящной шпаги. Гоша был хорош в этом костюме – он даже приосанился, смешно поджимал губы и выражение лица сделалось важное и торжественное.
Никто из братьев никогда не получал в семье Скворцовых такого подарка. Жили они бедно, такую ораву детей прокормить было очень непросто. Поэтому самым богатым подарком становилась книжка из «Букиниста», клюшка или пара кед.
Братья с ненавистью смотрели на роскошный подарок.
В этот же вечер один из братьев, как бы ненароком, вылил на Гошу всю порцию дымящегося жаркого, приготовленного мамой. Гоша долго рыдал – от боли, раскаленная еда обожгла его, и от обиды – плащ был безнадежно заляпан жиром.
Один из братьев, Миша, стал мозговым центром ненависти к Гоше. Каждый день этот десятилетний, тихий и с виду безобидный мальчик придумывал самые изощренные козни, жертвами которых становился ненавистный «братец Гоша». Миша целыми днями подговаривал других братьев, рассказывал им гадости про Гошу.
Старший брат, Саша, напротив, лояльнее других относился к Гоше. Саше было уже тринадцать, он курил сигареты, дружил с мальчишками постарше, уже гулял с девчонкой и держался чуть в стороне от остальных братьев.
Однажды все братья уехали с мамой на огород. Огород Скворцовых находился в тридцати километрах от города. На огородном участке стоял незатейливый дачный домик.
Скворцовы оставили десятерых братьев играть на огороде, а сами отправились пешком в поселок, он был в восьми километрах. Гошу они взяли с собой.
Они успели пройти две минуты, когда Гоша вдруг заныл. Он стал плакать и просить оставить его на огороде, с братьями. Скворцовы поуговаривали любимца на разные лады, но он был непреклонен. Он резво соскочил с папиной шеи и побежал в сторону огорода – участок был виден с этого участка дороги.
Когда братья увидели, что к ним, улыбаясь, бежит Гоша, они обменялись недовольными фразами:
- О! Братец Гоша!
- Блин, почему он не ушел с ними!
- А давайте его убьем, - вдруг тихо и серьезно предложил Миша. – Как будто случайно.
- Дебил ты, - сказал сердито Саша, старший брат. – Ну и дебил же ты. Он же наш брат.
- Ну и что, - продолжил Миша. – А кто его любит? Поднимите руки!
Никто не поднял руки.
Саша сердито посмотрел на братьев, ухмыльнулся и сказал:
- Дебилы! Ну и дебилы. Пойду купаться!
Гоша в этот момент достиг огорода и печально проводил взглядом Сашу, который пошел к реке.
Гоша с радостными воплями устремился к братьям.
- Давайте сбросим его в колодец! – закричал Миша, – Как будто - так получилось! Он хотел попить, мы не заметили, и… бултых!
Братья рассмеялись, идея понравилась.
- Пошли к колодцу! Кто со мной?! – закричал Миша.
- Я!
- Пошли!
Братья вскочили и потащили Гошу к колодцу.
Колодец был метрах в пятисот от участка, по пыльной проселочной дороге.
По дороге Гоша все время спрашивал братьев на своем смешном языке:
- Мы куда гуляем, братики?
- Попьем водички, братец Гоша! – отвечал ему Миша, подмигивая другим братьям.
Неожиданно рядом с ними притормозила пыльная иномарка, у которой был заляпан грязью номер.
- Куда путь держите, Тимур и его команда? – спросил женский голос из машины, с малороссийским хамоватым говорком.
- Никуда. Попить водички из колодца, - ответил Миша.
- Какой у вас чудный братик. Самый младший, да?
- Вам не нужен такой? Отдадим в хорошие руки! – смеясь, сказал Миша.
- Я возьму! – неожиданно весело ответила женщина из машины.
- Да? – Миша растерялся.
- Тогда купите у нас его, - выручил рыжий Валик Скворцов с маленькими круглыми глазками, он был единственным рыжим в семье, и его называли «Чубайс».
- За сколько же? – вдруг серьезно ответила женщина.
- За…
- Чубайс, побольше! Чубайс! Давай за сто! Тыщу рублей! – наперебой азартно закричали мальчишки.
- Сто долларов! – выдохнул «Чубайс».
- По рукам! – ответила женщина из машины и через секунду протянула мальчишкам купюру.
«Чубайс» схватил купюру, все застыли в ожидании.
- А ну, тимуровцы! В машину его! Бегом, сказала! – скомандовала женщина таким тоном, что мальчишки от испуга в два счета забросили Гошу в автомобиль.
У одного из братьев в руках осталась желтая Гошина панама.
Машина рванула с места и скрылась за горизонтом.
Когда машина исчезла из виду, все опомнились и бросились к «Чубайсу» – у него в руках была купюра, с надписью «ОNE DOLLAR».
Мальчишки зашли в лесок за огородом.
Здесь, под Мишиным руководством, один из братьев двинул другому в нос кулаком. Но кровь не шла. Тогда двинул другой брат, сильнее, два раза. Кровь пошла.
Кровью вымазали панаму Гоши.
Потом все братья бросились к своему огороду.
- А где Гоша? – испуганно закричала мама, увидев братьев без Гоши.
- Мама! – очень натурально изобразил ужас и отчаяние Миша. – Его убили! Собаки! – и Миша с искаженным ужасом лицом протянул матери окровавленную панаму Гоши.
Гошу долго искали в тот день.
Потом его искали много дней подряд, во всех окрестных лесах.
Потом убитые горем Скворцовы похоронили пустой гробик.
В этой семье Гошу назвали Гансом.
Его быстро обучили немецкому, скоро на русском он говорил с немецким акцентом, а потом и вовсе русский начал забывать.
Ганс жил в семье немца – крупного финансиста, который строил в России промышленные объекты.
Компания его нового отца, Дитриха Локке, переживала бурный подъем, невозможный на родине, в Германии. Дитрих брал в Германии гигантские кредиты, и вкладывал их в строительство мини-заводов в России. Он жил в России уже семь лет. Дела шли отлично – затраты были существенно ниже, чем в Германии, рабочая сила обходилась дешево, сырье – дешево. А готовую продукцию своих заводов предприимчивый Дитрих продавал не в России, а в Западной Европе и Америке.
Ганс подрастал. Дитрих присматривался к нему – в семье Дитриха не было детей, и Дитрих купил Гошу-Ганса, чтобы вырастить себе преемника, о котором мечтал. Но к русским Дитрих все же питал некоторую настороженность, сказывались слышанные Дитрихом еще в детстве ужасы о России - где-то под Смоленском насмерть вмерз в русскую землю дед Дитриха, во время Второй Мировой.
Когда Гансу было уже шестнадцать, Дитрих посвящал его потихоньку в специфику своего бизнеса, но по-прежнему был насторожен с ним. Он не обнаруживал в Гансе главного, как он считал - интуиции, чутья бизнесмена. Ганс был слишком впечатлительный.
- С таким характером он мог бы стать композитором, но не промышленником, - не раз говаривал Дитрих своей белобрысой суровой жене Марте.
Однажды Дитрих рассказал при сыне, что видел ночью странный сон – перед ним стоят семь полных кружек пива, потом вдруг появляются семь пустых, и пустые кружки выпивают полные.
- Что бы мог значить такой странный сон? – спросил Дитрих Марту, та лишь пожала плечами в ответ.
- Я скажу, папа, - ответил с готовностью Ганс.
Дитрих с любопытством взглянул на сына.
- Это значит, - сказал Ганс, - что в России было у тебя семь удачных лет для бизнеса, а предстоит кризис экономики, и семь лет неудачных. Так что нужно постараться сохранить все то, что нажили за семь лет хороших, чтобы не потерять все в семь лет плохих.
- Какие странные ты говоришь вещи! – с изумлением произнес Дитрих. – Откуда ты знаешь? Я слышал от своих агентов в правительстве русских, которым я плачу огромные деньги, что могут быть перемены! Но откуда ты знаешь?
- Знаю откуда-то, - ответил скромно Ганс. – Сам не знаю откуда. Интуиция.
Через месяц грянул кризис 1998 года. Тысячи коллег Дитриха, вкладывавших деньги в Россию, стали банкротами за время кризиса.
Но только не Дитрих Локке – он, напротив, стал еще богаче – деньги он успел перебросить в Юго-Восточную Азию, и скупить в России за бесценок, во время кризиса, множество сырьевых баз.
А его сын, Ганс, стал управляющим всей группы компаний отца.
Однажды Ганс шел по направлению к своему «Бентли», выйдя из одного из московских банков.
У входа в банк стояла огромная очередь «пострадавших от кризиса» вкладчиков. Многие женщины плакали, выкрикивали лозунги.
Ганс остановился, как вкопанный, когда прямо рядом с ним закричала женщина:
- Миша! Саша! Ну идите же сюда!
Ганс узнал маму.
Через минуту он увидел и своих братьев.
Он подошел к ним, и заговорил с ними, на ломаном русском, с сильнейшим немецким акцентом.
Скворцовы не хотели верить случившемуся, мать и отец плакали, а Ганс растерянно улыбался, и обнимал своих братьев, которые не плакали, а таращились на него во все глаза.