— Ты тогда жди, касатик. Я на этаж еду раздам и до кухни схожу. Там сердечникам рыбу готовили. Для тебя всяко найдут, — пропела богиня поварешки и капельниц. Ха, в масштабах отдельной областной больницы я вроде как знаменитость, но всё это лирика. Вернёмся к нашим баранам. Что я наблюдаю: нарушение частоты пульса, пигментацию, улучшенный обмен веществ и регенерацию, обострение зрения и обоняния, ощущение, что я могу ещё как-то воспринимать и быстро обрабатывать дополнительную информацию. Прилично. Ну, и каков же правильный ответ? Эпифиз.
Хрен бы я про него когда узнал, если бы один раз… Впрочем, это долгая история. Смысл в том, что эта гадская горошина у человека находится в самой середине мозга и обладает уникальными особенностями. Один мой «знакомый» (как мне ещё назвать мага, который раз шесть пытался убить меня и это в ответ на мои три попытки убить его) ради совершенствования своего эпифиза натворил кучу злодеяний. Я тогда штурмом захватил его лабораторию, но он успел сбежать. Вот из его записей я и узнал про ту бородавку в голове.
«Эпифиз — это мощный инструмент приёмопередающего устройства головного мозга, нашего Сверх Сознания — изменяющего нашу Реальность… наше Будущее и отвечающий за Магию в прямом смысле слова, за интуитивное восприятие, включая все творческие процессы…» — во, как он тогда загнул в своей рукописи, с громким названием — «Великий Гермес Трисмегист. Для потомков».
Блин, я этим самым эпифизом чую, что кто-то сдаёт мне краплёные карты и при этом тащится от собственной находчивости, как гадюка по стекловате. Не просто так меня в этой реинкарнации на родную планету закинули, да ещё и время синхронизировали. Только с горошиной у них слишком навязчиво получилось. Не могли они не знать, что я те записи Трисмегиста прочитал. И хотелось бы сказать — «Бог им судья», да только они от самокритики вряд ли пострадают. Это же не унтер-офицерская вдова, что сама себя высекла. Короче, некоторые тёмные… э… Светлые личности, не будем на них показывать пальцем, упирая его в небо, ради своих низменных… то есть высоких целей решили помухлевать и устроить мне двенадцатую жизнь чересчур весёлой.
Впрочем, я зря ворчу. Стартовые условия Боги создали правильные. Знаю ведь, что по Договору к ним не придраться. Ладно, проживём эту жизнь — увидим. О, похоже мне рыбу несут.
— Любят тебя повара. Откуда что и узнали. Как сказала им, что тебе для глаз рыбы надо, так они аж с профессорского зала подали. Ты газеты-то читал? Про тебя даже в «Известиях» написали. Там правда вот такусенько, в пять строчек, но и нашу больницу успели помянуть, — хлопочущая медсестра выставила целых пять емкостей из нержавейки, собранных длинной ручкой в общую переноску и колдовала с тарелками, явно не столовского происхождения, — Девки сказывали, что ты железо притягиваешь. Врут поди?
Резкое выделение слюны не дало оторваться от вкуснятины, которая была в тарелках. Чтобы не отвлекаться, я взял свободную пока чайную ложку и повесил себе на лоб. Увидев округлившиеся глаза, приложил к руке тупой десертный нож и продолжил усердно наворачивать оливье вприкуску с тёплым ещё хлебом. Судя по рыбной порции, четыре профессора сегодня останутся голодными. Почти полная кастрюлька горбуши в сметане. С добавкой риса просто изумительно. М-м-м, сладкие пирожки с яблоками, да под компот. Внимательно заглянул во все опустевшие ёмкости и поднял глаза на благодетельницу.
— Клавдия Захаровна, если врач завтра ходить разрешит, то мы с Вами к ним наведаемся и всё покажем. Договорились? — я масляно обвёл глазами опустошённые судки. Притихшая медсестра собирала посуду. Похоже, я её немного удивил и вряд ли магнетизмом.
Так, что там дальше. Вроде родители на подходе. Говорят, их не выбирают, но это явно не мой случай. Мне вот взяли и выбрали. Хотя может у меня паранойя и всё не так плохо. Начинаю операцию «Умирающий лебедь». Говорить буду поменьше, а слушать больше.
— Здравствуй, сынок, как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — мамуля заходит в тёмную комнату и в растерянности оглядывается. Она что, выключатель ищет?
— Мам, свет не включай. Мне для глаз это вредно.
— Сынка, привет, — отец тащит два стула из коридора, — А что тут темень такая?
— Стой. Ему нельзя свет. Глаза испортишь, — мамины команды настигают отца у самого выключателя. Он подходит к кровати и видит очки. Зачем-то сжимает мою ладонь и пододвигает стул поближе ко мне.
— Что с глазами? — голос у мамули изменился. Вопрос задан так, что хочется тут же вскочить на ноги и начать оправдываться.
— Абсолютно не выносят свет. Сегодня два раза сознание терял от болевого шока, — докладываю ей обстановку максимально невыразительным голосом.
— Что врач сказал? — маман задает вопросы, как гвозди заколачивает.
— Мне — ничего, а в карточку записали «светобоязнь с ярко выраженным болезненным синдромом», — я цитирую то, что продиктовал врач своей ассистентке.
— Когда выпишут? — это отец внёс в разговор свои пять копеек.
— Не знаю, ничего не говорили, — про Витькину версию о неделе говорить не хочу. Слишком долго объяснять.
— Про вступительные экзамены не забыл? — мамуля упрямо гнёт свою линию.
— Забыл. У меня потеря памяти. Я за последние два года ничего не помню, не только школьную программу, — стараюсь произнести это как можно безразличнее.
— Как же так, Саша, что делать? — наконец-то прорвало нашу Снежную Королеву, хоть что-то человеческое появилось, даже про мужа вспомнила. О, плачет. Интересно почему? Меня жалко или своих планов по успешному сыну?
— Даже не знаю, — замялся отец, — Если не поступит в институт, то после армии уже вряд ли попадёт, да и какие там знания останутся, смех один. Думаю, что его и в армию не заберут. Не пройти ему медкомиссию, — отец озвучил неожиданный для меня вывод. Нет, я думал про вариант, как откосить от армии не поступая в институт. Почему-то зациклился на стандарте — купить военный билет о непригодности по состоянию здоровья. На самом деле, мне и придумывать ничего не надо. Со здоровьем проблемы и врачи, вот они. Надо только правильно поставить задачу, чтобы полностью решить вопрос сразу.
— Может инвалидность оформить? — закинул я первый посыл для размышлений. Получится или нет, непонятно, но от армии точно освободят. Как говорится — проси больше, получишь то, что нужно.
— Какую ещё инвалидность? Руки-ноги на месте, говоришь нормально. Кто её даст? — ни секунды не раздумывая выдала маман своё мнение.
— Было бы неплохо, но не любят у нас врачи этим заниматься. А там, смотришь, вернётся память и в институт можно будет поступить, — батя, пройдя горнила военкоматов и медкомиссий, не был столь категоричен.
— Вот и я про то же подумал. Жаль, мама против. Одному мне с врачами не справиться, — второй мой посыл упал более весомо. Мать, дернувшись, обмякла и задумалась.
— Я посоветуюсь завтра с Зинаидой Петровной. У неё муж инструктор горкома по здравоохранению, может что подскажет, — маман говорила неуверенно, но зная её характер, не трудно предположить, что торпеда вышла на цель. С директрисой у неё отношения более чем приятельские, а та мужа держит в ежовых рукавицах. Доводилось наблюдать на совместных празднествах и юбилеях. За вечер мамуля раз пятьдесят прокрутит в голове предстоящий разговор и у неподготовленного собеседника просто не останется шансов. Хм, только сейчас понял, что я активно использую матрицу памяти моего предшественника. Рановато на этот раз. Раньше у меня получалось не так легко.
— Ладно, сынок, мы пойдём. Мне надо ещё пару звонков сделать, а время уже позднее. Вот тут продукты, ешь хорошо. Одежда в пакете. Я завтра зайти не могу, у меня работа допоздна, классную комнату ремонтируют, поэтому Саша один заскочит, — даже ни о чём не спросив отца, мамуля вынесла своё авторитарное решение.
Продукты были в традиционной сетке-«авоське». Успел заметить батон, бутылку молока, литровую банку сока, сырки с изюмом и завёрнутые в бумагу колбасу и сыр, если я правильно оценил форму свёртков и жирные пятна на них. На ночной перекус хватит. Из одежды пижама, треники, футболка, тапки.
Только расслабился и начал планировать, чем займусь, зашла медсестра и сунула мне градусник.
— Извините, можно Вас попросить, — начал я неуверенно, глядя на незнакомую мне женщину, — Вы не могли бы найти мне темную повязку и проводить меня до туалета.
— Могу утку принести, — недовольно буркнула тётка.
— Можно и без повязки, если Вы свет в коридоре погасите. У Вас же есть ночники?
— Рано ещё. Свет в двадцать два ноль-ноль гасят, — медсестра явно мечется между инструкцией и нежеланием таскать утку.
— Да мне на секунду. Коридор перебегу и снова включите, а выходить буду — постучу, — нашёл я компромиссное решение.
— Давай, последняя дверь налево — взмахом руки, женщина показала предполагаемое направление.
Пока спускался с кровати, щелкнул выключатель и в коридоре замерцали слабые голубые лучики ночников. Метнувшись к двери, «вспомнил» о важном и вернулся за «Комсомольской правдой». До явления туалетной бумаги в больницы лет двадцать ещё ждать надо.
Часа четыре провёл над исследованиями и систематизацией того, что в этот раз мне досталось.
Энергетических каналов почти нет. Полтора часа по-всякому изгалялся над телом, добился только лёгкого свечения вокруг пальца. Если бы не темнота, то и этого не увидел бы. Про файерболы можно смело забыть. Я помню, сколько в третьей жизни трудов мне стоило развитие вполне приличных каналов до уровня Адепта, это кошмар. Магической энергии на Земле мало, очень мало, фантастически мало. Я год буду копить то количество, которое мог набрать тогда за пару часов. Как в таких условиях можно прокачать каналы? Да ещё и ничтожного размера… Солнце у нас не то, что ли… или ионосфера энергию не пропускает?
С памятью всё гораздо интереснее. Отклик такой, что я чуть было не стал проверять у себя наличие нейросети последнего поколения. Поставил я себе такую однажды. Как раз за год перед последней смертью. Блин, подумать только — ещё неделю назад у меня был свой рейдер и друг — ИСКИ