Я бросаю на него испепеляющий взгляд. Он мне подмигивает.
— Как далеко они находятся? — спрашивает Антония у Мерфа. — Можно подойти ближе, чтобы понять, вооружены ли они?
— Попробуй и узнаешь, — предлагает Мерф, пожимая плечами.
— Отлично, кто-нибудь хочет добровольно наступить на эту гранату? — язвительно замечает Марко.
Ладно, это уже утомляет.
— Будем сражаться, — говорю я, — пусть кости решат нашу судьбу.
— Это из «Войны Терний»? — спрашивает, кто бы сомневался, Дэнни Ким. Да, это цитата взята оттуда, причем из сцены, где Родриго, главный герой, который, честно говоря, выглядит неудачником по сравнению с другими персонажами, ведет свою армию в заведомо проигрышную битву.
— Чей ход? — громко спрашиваю я.
— Мой, — отзывается Роб, садясь прямо. — Я беру меч и бросаю его прямо в сердце самого крупного воина.
Что ж, чего и стоило ожидать, хотя персонаж Роба, Бедвир Килла (да, я тоже закатываю глаза, но это имя — далеко не самое нелепое из всех), огромный и сильный, несмотря на свою безрассудность.
Мерф бросает кубик.
— Это успешный удар. Лидер группы падает на землю, но в тот же момент его рука поднимается, и…
О боже. Только не это. Если у него в руке был белый флаг…
— …белый кусок ткани падает на землю, — завершает Мерф, и я громко вздыхаю. Конечно. — Орда окружает своего вождя в отчаянии.
— Отличная работа, ребята, — саркастически аплодирую я.
— Заткнись, Ви, — говорит Марко без особого энтузиазма.
— И что теперь? — спрашивает Мэтт Дас.
Если бы я была главной, мы бы использовали магию Антонии, чтобы исцелить его и разрешить конфликт, возможно, обмениваясь с ордой припасами или добывая информацию о пропавших драгоценных камнях, что и является целью этой кампании. Но я уже знаю, что нет смысла что-то предлагать — если я хочу удержать благосклонность группы до конца вечера, мне придется выигрывать эту игру их методами.
Если мальчики жаждут кровопролития, то они его получат.
— Похоже, нам придется сражаться, да? Я следующая, — напоминаю я, поворачиваясь к Мерфу. — Я подхожу к лейтенанту орды и предлагаю безопасный проход в обмен на капитуляцию.
Мерф бросает кубик.
— Не прокатило, — говорит он, качая головой. — Лейтенант требует крови и бросается на тебя, целясь ножом в грудь.
Мы проводим обычную проверку силы, но я и так знаю свои навыки:
— Я жду до последнего момента, затем уклоняюсь от ножа, выворачиваю его руку и направляю клинок ему в почку.
Мерф снова бросает кубик:
— Это критический удар. Лейтенант повержен.
Я выпрямляюсь, довольная своими действиями. Мальчики выглядят впечатленными, что напоминает мне: несмотря на их явную некомпетентность, мне все же хочется, чтобы они верили, что я справлюсь.
— Я беру на себя следующего по величине, — говорит Марко. — Своей булавой.
— Я стреляю из лука, — добавляет Леон.
— Во что? — спрашиваю я, но он лишь отмахивается.
— Стрела попадает в лопатку одного из членов орды, но это несмертельно. Булава промахивается, — сообщает Мерф.
— Еще один удар, — говорит Марко.
— Я использую лассо, — отзывается Мэтт Дас, чей персонаж странно напоминает ковбоя. Подозреваю, это пережиток какой-то прошлой кампании.
— Лассо удерживает противника, но ненадолго. Булава попадает, но теперь вы окружены.
Остальные взволнованы возможностью сражаться, но все забывают, что ConQuest — это прежде всего история. Здесь есть добрые и злые персонажи, и у каждого свои мотивы. Почему орда пришла с белым флагом? У нас точно есть что-то, что им нужно. Они встроены в этот квест, независимо от того, кем являются наши персонажи, так что это должно быть нечто, что мы подобрали по ходу игры. Тот странный наконечник стрелы…?
О боже, я дура. Квест же буквально называется «Амулет Катарры».
— Я достаю Амулет Катарры из своей кобуры и поднимаю его высоко над головой, — выпаливаю я, вскакивая на ноги, и все оборачиваются, чтобы окинуть меня взглядом. C безразличием. (Вот почему я ненавижу играть с людьми, не следящими за происходящим. Это делает меня тупее).
Хотя Мерф показывает мне большой палец вверх.
— Сражение прекращается, — говорит он. — Орда требует личной встречи с Астреей Старскрим.
Наконец-то. Пора положить этому конец.
2
Игрок против игрока
Джек
Локоны Оливии, моей девушки, уложены в идеальную прическу в соответствии со стандартами группы поддержки. Волосы падают ей на глаза, поэтому Оливия не замечает, как я подмигиваю ей, возвращаясь на поле для следующего нападения. Зато это видят ее подруги — они начинают хихикать и подталкивать ее локтями. Однако когда Оливия, наконец, поднимает голову, я уже оказываюсь в зоне Падуи.
«Ты должен это видеть», — говорит тренер. — «Видеть и воплощать. Успех — не воля случая». В моей голове хранятся целые свитки его мудрых наставлений, и они мелькают, как неоновые вывески.
Быть чемпионом — это наполовину стремление, наполовину труд.
— Просто передайте мяч Герцогу, — тренер дает последнее указание Курио.
Это будет розыгрыш, замаскированный под пасовую комбинацию. Немного отвлекающих маневров, чтобы Падуи не догадались о том, какую игру я веду, — хотя вряд ли они смогут меня остановить. Одно дело — читать поле, и совсем другое — контролировать его. Я встаю прямо за Курио, слева от меня — юниор Малкольм Волио, а справа — второкурсник-ресивер Эндрюс.
Курио отступает назад, осматривая поле, а Эндрюс занимает позицию, словно готовится к приему паса. Однако Курио поворачивается и передает мяч мне. Я прорываюсь через защитников, минуя тэклов и центровых — бум! Поле открыто.
Тот же корнербек, осознает, что попал в ловушку так же, как и в прошлый раз. Он меняет направление, но я уже мчусь по боковой линии противников, едва избегая его попытки захватить мяча. Меня выносит дальше, чем мне хотелось бы, и почти выбрасывает за пределы корта, но я аккуратно обхожу боковую линию. Забавно, как после стольких забегов можно до мельчайших деталей запомнить поле и рефлекторно читать его под ногами. Пересекая отметку первого дауна, я чувствую это всем телом. Потом десять ярдов, затем двадцать и тридцать. К этому моменту толпа уже ревет. Болельщики гостевой команды громко освистывают меня слева, и этот звук смешивается со скандированием моего имени справа. Я не могу сдержать улыбку.
Когда до зачетной зоны остается совсем немного, корнербек наконец, настигает меня, словно стрела, и выбивает с узкой безопасной полосы. Один раз он ударяет меня, заставляя отшатнуться на несколько ярдов, затем толкает, врезаясь мне в бок. Я едва не сбиваю c ног одну из чирлидерш Падуи, но в последний момент успеваю притормозить, едва не свалившись прямо на их линию нападения.
Меня вытесняют за пределы поля, мешая добраться до зачетной зоны. Корнербек выглядит чертовски довольным собой, но это неважно: я все равно продвинул нас на десять ярдов, а это значит, что, в худшем случае, мы забьем гол и сравняем счет. Но главное, чтобы мы сделали это быстро — у нас еще есть время набрать очки, и я хочу быть тем, кто это сделает.
И только когда я отбегаю назад для следующего розыгрыша, до меня доходит, что я только что преодолел около восьмидесяти ярдов. Хоть это и впечатляюще, но меня больше волнует рекордный результат. Я слышу, как ликуют выпускники нашей школы, и, оглядываясь, замечаю Ника Валентайна, нашего бывшего квотербека и моего лучшего друга. Он держит плакат с надписью «ГЕРЦОГ ОРСИНО» и изображением козла21 — знак того, что я побил рекорд по количеству ярдов в истории Мессалины.
«Не такое уж большое дело», — говорю я себе, но тут же замечаю отца на боковой линии. Он, как обычно, жует пластинку Big Red22 и что-то быстро печатает в телефоне. Сдержанный, как и всегда, он показывает мне палец вверх, хотя я знаю, что он уже написал о произошедшем моему брату Кэму.
Ладно, не буду врать. Это просто потрясающее чувство.
— Отличный забег, — говорит Курио, когда я занимаю свое место для следующего розыгрыша. — Хочешь повторить?
— И забрать всю славу себе? Хоть раз попробуй сам, — отвечаю я. Он закатывает глаза и объявляет пасовую комбинацию, так что этот розыгрыш не для меня.
Пас Курио оказывается не идеальным, но я и не успеваю полностью его отследить. Меня блокирует корнербек, которому, видимо, приказали не пропускать меня в зачетную зону, что логично, но это начинает меня бесить. Он бессмысленно толкается, а я пихаю его в ответ Судя по выражению лица, он явно бормочет что-то недружелюбное, но я ничего не слышу из-за звука оркестра, трубящего марш Мессалины. Раздраженный, я снова оказываюсь рядом с Волио и ловлю его косой взгляд:
— Все нормально, Герцог?
— Лучше не бывает, Мэл. Этот мяч — мой. Курио! — кричу я и обмениваюсь с нашим квотербеком, который говорит, что сейчас произойдет взрыв в прямом смысле этого слова. Я собираюсь взять мяч и доставить его в зачетную зону Падуи, где ему самое место.
Игра начинается, и мяч оказывается у меня. Я крепко прижимаю его к телу, наклоняю голову и рвусь вперед, словно вся моя сила воли сосредоточена в одном рывке. Моя мама ненавидит смотреть на такие моменты, она всегда закрывает глаза, но для меня именно в этот момент игра больше всего напоминает войну — в ней есть что-то первобытное и опасное.
Я стискиваю зубами капу и пробиваюсь вперед изо всех сил. Привычный и необходимый риск, основанный на четырех годах силовых тренировок, удаче и огромной дозе слепой веры.
Почти сразу же меня атакуют c обеих сторон и тянут в разных направлениях. Что-то врезается в мой шлем спереди; я вовремя вскидываю подбородок, чтобы не растерять концетрацию, но в этот момент ощущаю сильный удар по правому колену, отчего то выворачивается под странным углом…
(Черт.)
…и в приступе ослепляющей боли я оказываюсь на дне кучи-малы, с мячом, вдавленным в живот и всего в ярде от зачетной зоны.