Когда мы возвращаемся в мою машину, то оба выглядим измотанными. Я сижу несколько минут, чтобы просто позволить ногам отдохнуть. (Первое правило MagiCon — носить удобную обувь, но даже это едва ли помогает после целого дня, проведенного в постоянном движении.)
— Значит, каждый, кто играет в ConQuest, придумывает своих персонажей — спрашивает Джек. Он задавал такие вопросы весь день.
— Существуют определенные персонажи, которых можно получить в игре, — отвечаю я, разминая шею, — но да, в основном все создают своих.
— Просто невероятно, насколько талантливы могут быть люди, — говорит Джек. — И голоса, и все остальное.
Он имеет в виду квест-мастера, который организовывал живую игру.
— Да, этот парень просто потрясающий.
Джек кивает, попутно добавляя:
— Кстати, Джереми Ксавьер оказался не таким, как я ожидал.
— А? — отзываюсь я пока вожусь с телефоном, пытаясь выбрать плейлист.
— Джереми Ксавьер, автор «Войны Терний». — Мы слушали его на стенде по построению фэнтези-миров, на которую Джек не хотел идти. Однако, в конце концов, думаю, ему понравилось даже больше, чем мне.
— Ну, теперь он вроде как миллионер, — напоминаю я ему. — Даже если раньше он был ботаном, играющим в ConQuest в подвале своей мамы, вероятно, теперь он изменился.
— Нет, я понимаю. — Джек смеется. — Просто он меня удивил.
— Тебе действительно стоит прочитать книги.
— Да, наверное, я так и сделаю. — Он прочищает горло. — Если будет время, — добавляет быстро, не поднимая на меня взгляда. — Я скоро избавлюсь от костылей и, наверное, снова смогу тренироваться, так что через несколько недель я вернусь к тренировкам и всему такому.
Цезарио знает, что это ложь, и Джек, кажется, тоже это понимает. Но в данной ситуации я не Цезарио. Я просто я, и Ви Рейес — уж точно не тот человек, с которым Джек Орсино станет откровенничать..
И все же, мне кажется неправильным просто слепо соглашаться с ним. Это тоже не очень в духе Ви Рейес.
— Знаешь, — осторожно начинаю я, — ты ведь хорош не только в футболе.
— Да? — Он одаривает меня высокомерной ухмылкой. — Рад, что ты наконец это заметила.
— Серьезно? — Как быстро благие намерения оборачиваются против меня. — Заткнись, или я не повезу тебя домой.
— Ты просто бросишь меня здесь? — говорит он, изображая отчаяние.
— Прекрати. Я просто пытаюсь сказать, что, возможно, тебе не стоит связывать свое будущее только с футболом, понял? Я, конечно, не эксперт по анатомии, — добавляю я, — но, кажется, после того, как рвешь колено, не так уж просто вернуться на поле. Разве ты не перенес операцию?
Он, конечно же, парирует.
— Так ты следишь за слухами, Виола?
— Не заставляй меня снова просить тебя заткнуться. И вообще, это не мое дело, что ты делаешь или не делаешь, — замечаю я, заводя машину. — Я просто говорю, что, возможно, тебе нужно признать, что некоторые вещи ты не в силах контролировать… Например, то, что у тебя болит колено.
— Оно не болит.
Я бросаю на него скептический взгляд, прежде чем перевожу внимание на зеркало заднего вида, чтобы сдать назад.
— Ну, ладно, — вздыхает Джек. — Но ведь величие — это боль, верно?
— Нет. Боль — это просто боль, и у нее есть причина. — Я отъезжаю и перевожу машину в режим движения. — Лично я не верю, жизнь имеет лишь один исход, — добавляю я, и когда он ничего не произносит, я продолжаю: — Я имею в виду, что не существует какой-то определенной судьбы или чего-то в этом духе. Ты не рожден для того, чтобы играть в футбол. Существует версия твоей жизни, в которой ты занимаешься другими вещами. Бесконечные версии. И каждый раз, совершая выбор, ты отбрасываешь один возможный исход, но вместо этого возникают еще десять новых. И так ты продолжаешь идти, избирая путь и наблюдая, как перед тобой появляются новые дороги. Даже если старые исчезают в прошлом, это не обязательно должно быть грустно, — я подвожу итог, пожимая плечами, хотя, конечно, чувствую легкий укол в груди, вспоминая об Антонии.
Джек молчит еще несколько минут, поэтому я выруливаю с парковки и включаю навигатор, чтобы выехать на автостраду.
В конце концов, я предполагаю, что он заснул, но тут он прерывает пение Элвиса Костелло, обращенное к Веронике.
— А что, если я не вижу других путей? — спрашивает он.
Я вздыхаю.
— Это просто метафора, Орсино. Мы подростки. Мы не знаем, что будет дальше.
— Знаю, но… — Он замолкает. — А что, если я просто ничего не вижу?
Каким-то образом я понимаю, что на самом деле он спрашивает: «а что, если я — ничто?» И мысль о том, что Джек Орсино — Герцог Орсино, которого любят и уважают так много людей, — может думать, что он ничтожен, кажется мне настолько абсурдной, что хочется смеяться, пока не заболит горло.
Или, может, заплакать.
— Тогда создай что-то. — Кажется, мой голос звучит жестче, чем нужно. — Ты вообще понимаешь, насколько ты хорош даже в том, чтобы просто существовать?
— Что? — Он выглядит удивленным, и мне хочется встряхнуть его. Хочется встряхнуть его. Или заставить его поменяться со мной местами, чтобы он наконец увидел то, что вижу я, и перестал ныть.
— Я знаю, ты считаешь меня стервой, Джек, — раздраженно говорю я, — но это потому, что я уже давно поняла, что большинству людей я не понравлюсь. Я уже понимаю, что я не для всех, но…
— Я не думаю, что ты стерва.
Я отмахиваюсь от него.
— Конечно же думаешь. Я просто хочу сказать…
— Виола, ты не стерва. — Он смотрит на меня. — Или, точнее, ты, конечно, стерва, — поправляется он, и я закатываю глаза, — но не в том смысле, в котором они думают.
— Уверена, весь мир прекрасно понимает, что это значит, Орсино. — Я из тех девушек, кого другие хотят видеть страдающим, потому что я отказываюсь быть такой незначительной, какой они хотят меня видеть. Я это знаю и не принимаю на свой счет. Если люди думают, что я стерва — это нормально. Мне не нужно, чтобы меня любили. Мне не нужно, чтобы меня принимали. Мне вообще никто не нужен, и это евангельская истина.
Не знаю, почему я не могу произнести этого вслух, но через пару минут Джек поворачивается, разглядывая меня с пассажирского места, а затем переводит взгляд на свое травмированное колено.
— Если бы ты была на моем месте, — говорит он, — ты бы уже нашла миллион других решений. Ты бы не сидела и не ждала, пока с тобой случится жизнь.
— А если бы ты был мной, — грубо возражаю я, — ты бы сейчас ехал на MagiCon со своим лучшим другом, а не возвращался с тем, кто едва выносит тебя.
Еще несколько минут мы проводим в молчании, пока мимо проносятся огни автострады. В этой тишине телефон Джека загорается, и он опускает голову, рассматривает что-то на экране.
— Я отправил брату фотографию, которую мы сделали с Цезарио, — произносит Джек, — и он спросил, нет ли у меня сотрясения мозга.
Это настолько неожиданный комментарий, что я фыркаю, и это быстро перерастает в настоящий приступ хохота. Я понимаю, что Джек смеется так же сильно. Мы просто едем и изо всех сил стараемся не надрываться от смеха из-за чего-то, что даже не должно быть смешным. Но почему-то является таковым… Кажется, что мысль о том, что я просто пошла на MagiCon с Джеком Орсино и сфотографировалась с каким-то чуваком, разодетым как фантастический принц-повстанец, не может быть смешной, но это смешно. Все это действительно смешно.
Мой живот начинает болеть к тому моменту, как я успокаиваюсь, стирая слезы с уголков глаз, а Джек продолжает улыбаться, качая головой.
— С тобой все в порядке, Виола, — наконец говорит он.
— Да, — выдыхаю я, всхлипывая, будто только что проплакала четыре часа. — Да, Орсино. С тобой тоже все в порядке.
10
Зеркальное соответствие
Джек
Мы с Цезарио выбираемся из Галлеса, страны тысячи чародеек, около трех часов ночи. Следующий крестовый поход — Гауннес, все те же сражения, но теперь с PvP-ареной в стиле турнира. (Игрок против другого игрока. Видите? Я начинаю разбираться в этом.) Цезарио ворчит в чате, напоминая мне потренироваться с горячими клавишами, а потом я засыпаю на своей привычной вмятине на диване.
Просыпаюсь ближе к полудню от вибрации телефона.
как прошел MagiCon? — пишет Оливия, и это первое сообщение от нее за последние два месяца.
отлично провел время, — отвечаю я сквозь одурманивающий сон. — хоть и скучал по тебе
ага, обидно, что я не смогла прийти, — присылает Оливия. — Ви сказала, что ей было весело!
Разум подсказывает, что надо бы над этим посмеяться: сама мысль о том, что Оливия, моя почти-девушка, пишет о том, как моя заклятая врагиня Ви Рейес отлично провела со мной время, кажется настолько нелепой, словно нас всех затянуло в Черную дыру.
Но другая часть меня ощущает, как воспоминание становится острее, словно крошечный укол в мою груди. Тот момент с Ви в машине… был честнее, чем я ожидал, и реальнее всего, что я чувствовал за долгое время.
да, было весело, — отвечаю я, потому что это самый простой вариант.
В этот момент отец стучит по подлокотнику дивана:
— Тук-тук.
— Ты звал? — спрашиваю я, размышляя о том, как написать Оливии что-то одновременно чертовски романтичное и в то же время проявить заботу и понимание ее потребности в уединении. Настоящая головоломка.
— Готов к физиотерапии? — напоминает отец, и, ах да, сегодня он замещает маму. — Может, если все пойдет хорошо, ты снова сможешь опираться на колено.
Боже, неужели это не чудо? Я поставил себе цель избавиться от костылей к выпускному, потому что уверен: как только я вернусь к нормальной жизни, Оливия поймет, что между нами ничего не изменилось. Что я все еще «я», и мы все еще «мы».
Перед глазами вдруг всплывает лицо Ви — не ее обычный хмурый взгляд, говорящий, что я идиот, а то, как она выглядела вчера вечером. «