Алексей ИгнатовДверь открывается в обе стороны
Чем скучнее жизнь, тем сильнее хочется верить в чудеса, тем интереснее кажутся рассказы про заброшенные дома и склепы, полные привидений. Поставьте стакан пива пьянице в баре у вокзала, и он расскажет вам много таких историй, и каждая будет заканчиваться словами: «Тут уж как пить не обошлось без призраков!».
Спросите его о странных убийствах, и он расскажет еще одну байку, и уверит вас, что все дело в призраках. Если какого-то складского работягу застрелили в квартире, дверь которой заперта изнутри на засов, а убившая его пуля пролетела куда большее расстоянием, чем размер самой квартиры, то самое время сказать: «Тут не обошлось без призраков!». Но каждый знает, что призраков не существует. Все дело в двери! Каждая дверь открывается в обе стороны, и никому не стоит забывать об этом.
***
Джофарай Бурхан не интересовался историями о привидениях. Его мысли занимали вещи простые и практичные — деньги, выпивка, злость на весь мир. Особенно на тех, кто коверкал его имя! Происхождение имени и сам он не мог объяснить, а своих родителей никогда не встречал, так что спросить, о чем они думали, выбирая имечко, он тоже не мог.
В сиротском приюте, очень давно, юный Джофарай всегда бил первым, без колебаний и не думал о последствиях. Тогда любой, кто называл его Джефрай или Джофай рисковал получить синяк под глазом. Но взрослая жизнь сложнее устроена, и когда драка кончается арестом, а то и потерей очередной работы, приходится учиться сдерживать свои инстинкты, так что его босс, Рафаэль Эдмон Лясен Маркеза, свой синяк так и не получил. Маркеза называл его Джофраем, Джефом или Джофаром, словно нарочно издевался над странным именем, но пока он платил зарплату владельцу имени, тот предпочитал ошибку не исправлять.
После пары рюмок, когда в нем просыпался оратор, говорящий в пустой квартире с самим собой и с предметами мебели, Джофарай мог высказать все, что накипело на душе, и даже вслух обозвать Маркезу уродом! Но только в одиночестве, в своей квартире размером со спичечный коробок, где его услышать его могли разве что бутылка и стул.
Рафаэль Маркеза владел большим складом на окраине. Одни поезда привозили коробки и ящики, другие поезда увозили, а Джофарай расставлял их на полках и ненавидел склад всей душой, но работа приносила деньги. И была, разумеется, лишь временной! Придет момент, откроется дверь в лучшую жизнь, и он не упустит шанс, он возьмет свое! Но пока двери в прекрасное будущее оставались крепко запертыми, и брать приходилось не свое, а чужое, то, что стояло на полках склада.
Там или здесь, иногда, с этих полок пропадала коробка. Джофарай открывал ее дома. Что окажется внутри? Что-то ценное, как один из тех золотых подсвечников, которые он ни разу не находил? Или что-то никчемное, как странный набор из 23 непарных носков разного цвета? Их Джофарай сохранил, в надежде найти на них покупателя с одной ногой, а до тех пор прятал в носках деньги и патроны для ружья.
Заработать на кражах получилось не часто, но бросать свое ремесло Джофарай не собирался. С годами он отточил мастерство обнаружения коробок, которых никто не хватится. Дешевые посылки без страховки, отправленные из одной далекой страны в другую, давали отличный шанс, что их владельцы не станут разыскивать воров на другом конце света. А если и станут, за все придется платить владельцу склада, и поделом ему! Склад отвечает за свои товары, и Джофарай искренне радовался, воображая, как Маркеза кривится от злости, выкладывая деньги за очередную пропавшую коробку. Такой расклад его вполне устраивал, поэтому он никогда не поправлял босса, коверкающего имя, всегда был с ним вежлив, услужлив и воровал все, что мог унести.
Так он и нашел свою коробку.
Груз, отправленный из Тибета в Северную Тамибию, без страховки и отметок о срочной доставке. Джофарай не слыхал о Тамибии, северная она или южная, но название навевало мысли о далекой стране в Африке, полной песка и верблюдов. Оттуда никто не поедет в Артиаполис, выяснять, что случилось с его грузом. Коробка небольшая, но увесистая. Внутри наверняка что-то металлическое! Может быть, статуя Будды? Старинный молитвенный барабан? Набор четок?
— Хватит ее щупать, это тебе не баба! Ставь на место! — взревел над его ухом бригадир Виктор, здоровяк с отвратительно тихой походкой и привычкой подкрадываться со спины. Джофарай поспешно сунул коробку на полку и обернулся, натягивая на лицо покорную улыбку.
— Я тут почти закончил, и…
— Не надо мне твоих «почти»! Пихай коробку на место и двигай в сектор 44-А, там полный завал с грузом канцтоваров, и они сами себя не разгрузят.
Так он и поступил, потому как спорить и возражать — себе дороже. Коробка никуда не денется, и уже вечером будет стоять у него дома. Что там, статуя Будды? Молитвенный барабан? Золотой подсвечник?
***
— Нет, ты не подсвечник! Ты миска какая-то, — разочарованно пробубнил Джофарай, когда коробка обрела новый дом у него на столе. Ее было не просто вынести со склада, Виктор не сводил глаз с рабочих, да распаковка заняла уйму времени. Груз обмотали мягкой тканью так, словно внутри что-то очень ценное и хрупкое. Но внутри ткани Джофарай нашел миску. Миска? Тибет… Нет, не миска, а поющая чаша, с которыми медитируют всякий чудаки, вот что это!
Хотя чаши, которые Джофарай видел в программах про путешествия, были скорее бронзовыми, а эта походила на свинцовую. Он отхлебнул глоточек крепкого, поднял карандаш с заваленного хламом ствола, и провел по краю чаши. Поющая чаша должна петь, но эта издала только глухое бульканье. Еще несколько попыток ничего не изменили. Петь чаша не желала.
— Наверное, придурки в этой вашей Тамибии не знают, что поющая чаша должна петь, вот и им шлют бракованные! — Джофарай отхлебнул еще глоток. И что теперь? Кто заплатит за поющую чашу, если она не умеет петь? Это уже наглость, вот так всучить ему бракованный товар! Он этого так не оставит, и завтра же заставит какого-нибудь болвана раскошелиться.
Утром он позвонил Виктору, объявил, что болен, берет выходной, отработает за него две дополнительные смены, а сегодня ему нужно в больницу, и повесил трубку до того, как получил отказ. Половины дня хватило, что бы понять, что непоющая чаша не нужна никому. Металл не был серебром, и скупщик в ломбарде отказался даже оценить чашу. Сотрудники городского музея объявили ее сувениром для туристов и грубо выставили Джофарая за дверь. Антиквар высмеял его и посоветовал сначала научиться делать подделки, а уже потом пытаться их продавать.
Джофарай разглядывал чашу, пил, и страдал от осознания несправедливости мира. Он рисковал своей шкурой, когда воровал чашу, а вместо заслуженной награды заработал только две лишние смены на складе. Может продать ее под видом тибетской миски для супа или пепельницы?
— Что мне с тобой делать? — спросил он чашу. Чаша не отвечала. — Будешь пепельницей, раз петь не умеешь! — он поднял стакан и чокнулся с чашей, как с собутыльником.
И услышал звон.
Он растекался по комнате, чистый, пронзительный, наполнял крохотную комнату и становился все громче. Чаша вибрировала на столе, а вместе с ней дрожала бутылка, сам стол и все, что могло дрожать. Джофарай уронил стакан, схватил чашу, пытаясь заглушить звук, и увидел то, что появилось внутри.
Дно чаши колебалось и шло волнами, как вода на сильном ветру, и сквозь него проступало что-то размытое, смутно похожее на далекую фигуру человека. Джофарай оттолкнул чашу и отпрыгнул в сторону. Звон утих. Очень осторожно он подкрался к столу и загляну внутрь — дно не двигалось. Кончиком карандаша ткнул в дно чаши. Дно как дно. Обычное.
Он плеснул в стакан новую порцию, подумал немного, и отставил его в сторону. Отодвинул подальше. Придвинул снова. Возможно, стоит бросать пить? Вот только этого еще не хватало!
— Да к черту все! — он выпил до дна, и решительно ударил по чаше еще раз.
В этот раз звон не был таким уж громким. Дно чаши снова заколебалось и походило теперь на маленькое озеро, и в его глубине Джофарай снова увидел смутные образы. Они становились отчетливее, ярче, в чаше проступили контуры домов, улица, замощенная старомодными булыжникам, фигура человека. Мужчина в черном плаще шагал куда-то и тащил за собой чемодан на колесиках. Джофарай не видел его лица, он смотрел в спину, словно оказался в метрах в шести позади прохожего и плавно скользил вслед за ним. Он отшатнулся и видение погасло. Дно чаши закрылось.
— Ты не чаша. Ты окно! — сказал он обвинительным тоном. Чаша не возражала. — Ты окно! И в тебя видно всякое, как хрустальный шар у гадалок. Или я спятил, и пора уже бросать пить.
Мысль о трезвости не порадовала. Стоит убедиться, что он не спятил.
— Ладно, чаша или кто ты там есть, покажи мне то, что я смогу проверить! — Чаша не реагировала. Пожалуй, стоит уточнить, кого он хочет видеть. Видеть и точно знать, что это не иллюзия, а настоящий человек! Джофарай поднял стакан:
— Покажи мне меня! — и ударил стаканом по чаше.
Новый удар призвал новую волну звона, который теперь уже совсем не казался пугающим, а в чаше сразу же раскрылось видение. Он увидел знакомую комнату и затылок человека, сидящего за столом. Свой затылок. Он провел рукой по волосам, и фигура в чаше повторила его жест. Помахал рукой — и фигура помахала в ответ. Он коснулся дна чаши кончиком карандаша. Дна не было. Он отпустил карандаш, тот провалился в пустоту, и что-то сразу же тихо ударилось об пол в другом конце комнаты. Джофарай оглянулся — карандаш лежал в углу, у него за спиной. Когда происходящее становится слишком странным, человек перестает удивляться и просто принимает все как сон наяву. Чаша изумит его, восхитит и напугает, но все это потом, а пока он сказал только: «Ты не окно. Ты дверь!», и этим ограничился.
Он отхлебнул глоток прямо из бутылки и прошелся по комнате. Чаша — дверь. Через нее можно отправить что-то в другое место. И это «что-то» попадет туда сразу и без всяких дурацких таможенных досмотров, в