СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВДВЕРЬ В БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЕ
1
Я познакомился с этой красивой молодой парой на конференции по логике в Западном Берлине, в августе 89-го, за три месяца до падения Берлинской Стены. То было странное, переломное время. Да, имейте в виду, я не собираюсь писать о политике, во всяком случае, о политике в обычном смысле. Может быть, немного о метаполитике и о символах. Так что факты, о которых я буду говорить, интересны для меня с главным образом с метаполитической и символической точки зрения... и просто как зацепки, помогающие воскресить прошлое.
Из СССР уже выпускали в научные командировки без особых проблем, даже в капиталистические страны. Вот забавная подробность: мне выдали синий служебный паспорт с выездной визой, но без каких-либо других виз и отметок. Самолёт прилетал в аэропорт Шёнефельд на территории ГДР. Согласно инструкции, я должен был доехать до пропускного пункта на Фридрихштрассе и перейти из восточной зоны в западную. Меня предупредили, что я не должен пользоваться проходом для туристов. «Идите по дипломатическому».
До сих пор я не смог выяснить, по какому принципу советских граждан пропускали в Западный Берлин. Очевидно, дело не в служебном паспорте – со служебными паспортами люди ездили и в ГДР, и не каждому при этом разрешалось посещать западную зону. Было ли тайным знаком для пограничников отсутствие всяких виз, кроме выездной? 75 Или информация, кому можно, а кому нельзя, скрывалась в номере и серии служебного паспорта?
Гэдээровские пограничники строго проверили все документы, включая приглашение, но пропустили меня без возражений. На западной стороне никакого контроля не было, ведь линия раздела, с точки зрения Запада, не являлась государственной границей. Как известно, берлинское метро оставалось единой сетью, некоторые поезда из восточной зоны пересекали западную и наоборот, только «восточные» поезда не останавливались на Западе, а «западные» на Востоке.
Пройдя через контроль, я сел на «западный» поезд и поехал в Далем, где малоимущих участников конференции, прибывших из соцстран, размещали в студенческом общежитии. Жильё оплачивали организаторы. Нам даже платили небольшие суточные, тридцать марок. Курс западной марки к восточной был в то время 1:9. В рублях на чёрном рынке дойчмарка тоже стоила около десятки, так что цены, для душевного спокойствия, на рубли было лучше не пересчитывать.
Сама конференция открылась на следующий день недалеко от центра города, в Техническом Университете. Он находился километрах в двух-трёх от Фридрихштрассе, на проспекте 17-го июня. Я не преминул воспользоваться перерывом между докладами и прогуляться в направлении к Стене. Из виньеток на картине эпохи: обнажённые люди обоего пола, загорающие на травке в Тиргартене, т.е. совсем недалеко с западной стороны Стены. С этой стороны она была разрисована яркими граффити и к ней можно было подойти вплотную. С другой стороны находилась простреливаемая с вышек и из бункеров полоса отчуждения, основное препятствие для возможных беглецов из Восточной Германии.
...
Но кто же были эти двое? Чего ради мне вздумалось о них написать?
2
Очаровательная молодая пара. Она – чешка, он – швейцарец. Она – невысокая стройная платиновая блондинка, коротко стриженная, с чуть более тёмными бровями, светло-серыми глазами, небольшим прямым носом, нежным изгибом всегда чуть приоткрытых губ. Никакой косметики. Рубашки с отложным воротничком, всегда расстёгнутые на две-три пуговицы. Шея как у Нефертити (сравнение напоминает о беге времени – статуэтки и бюсты длинношеей древнеегипетской царицы украшали в те годы многие советские квартиры). Слегка загорелая кожа с лёгким пушком. Лёгкие светлые брюки (не джинсы), кроссовки. Хелена. Уехала на Запад с родителями ещё ребёнком, вскоре после событий 68-го.
Он выше ростом, темноволосый. Петер. Грубоватые, но правильные черты лица, тёмно-серые глаза. Одежда, под цвет глаз, несколько более тёмная. Вид серьёзный, но не беспросветно – он тоже умеет улыбаться.
Она заканчивает аспирантуру по логике в Констанце, на немецком берегу Боденского озера, он работает программистом в Базеле, в Швейцарии.
Когда она защитит диссертацию, они уедут в Японию – есть интересные предложения по работе.
3
Конференция, точнее, конференция и летняя школа, была рассчитана на целых две недели. На конференциях, особенно таких длинных, никто не посещает все доклады. Освободившееся время каждый использует по-своему. Несколько раз, когда Хелена решала, что тема очередного доклада ей неинтересна, мы гуляли втроём, главным образом по центру города, точнее, западной его части. Российские участники привыкли прогуливать лекции. Один я прошёл лесопарком от Грюневальда до самого Ваннзее, удивляясь, как много места занимают в стиснутом со всех сторон Стеной Западном Берлине парки и озёра.
Не то чтобы я влюбился в Хелену и Петера, но я очень хорошо чувствовал себя в их обществе. Моё общество им, кажется, тоже было приятно. Почти все вечера мы проводили вместе. Как-то раз Хелена и Петер предложили пойти в армянский ресторан у самой Берлинской Стены. “I want to show you something,” – сказала со своей нежной полуулыбкой Хелена. Петер кивнул. Мой английский был далёк от совершенства, Хелена и Петер владели современным всеобщим языком несколько лучше. Впрочем, эмоциональные оттенки мы улавливали без слов.
В словах Хелены был неопределённый, ни к чему не обязывающий эротический подтекст, как в берлинских купальщиках по берегам озёр, одинаково свободно чувствующих себя в купальниках и без оных. Возможность без необходимости...
Весь день было тепло и солнечно. Зонтиков мы не взяли, но на полпути от метро к ресторану налетел тёплый дождь, и мы слегка промок .
4
Рубашка Хелены была расстёгнута на три пуговицы. Достаточно намокла, чтобы ясно видеть, что под светлой тканью нет лифчика. Я заказал, по совету Петера, какое-то блюдо со шпинатом в качестве гарнира. Баранину со шпинатом? Куриное мясо? Пили густое красное вино. Уютный ресторанчик был рассчитан всего на четыре или пять столиков.
Первая бутылка ушла быстро, мы заказали вторую. Разговор перескакивал с темы на тему – жизнь на Западе, жизнь в СССР, восточная философия.
Я знал, что их отель далеко, – и всё время думал, что же они мне всё-таки собираются показать? Так как советских участников разместили в общежитии, я делил комнату с коллегой из Красноярска .
5
Улочка, мощённая брусчаткой, упиралась в Стену метрах в пятидесяти от ресторана. Дождь перестал, над влажной брусчаткой слоился лёгкий туман. Мы двинулись прямо к Стене – Петер чуть впереди, я рядом с Хеленой. Чувствовалось, что они знают, куда идут. У самой Стены, между нею и одно-двухэтажными домами, обнаружился узкий проход. Мы свернули направо.
Окна домов все здесь были закрыты ставнями, но и за ними нигде не горело света, иначе хоть что-нибудь да просочилось бы через щели. В проход между Стеной и домами падал только отсвет дальних фонарей да ещё отблеск прожекторов с восточной стороны, отражённый низкими облаками.
– Here, – Хелена взялась за ручку невысокой металлической двери. Я был готов поклясться, что секунду назад двери в стене не было. Она открыла дверцу и вошла первой. За ней – я, и последним Петер.
Если я скажу, что дверь открывала проход в новое измерение, то никого не удивлю этим. Сюжет обыгрывался множество раз. Многие читали Уэллса. Вероятно, мне не поверят, если я буду настаивать, что говорю правду. Но для меня это не имеет значения, существенно только то, что я пережил вместе с Хеленой и Петером. А ещё... ещё то, что рассказ о прошлом помогает хоть в слабой степени возродить его.
В том месте, куда мы попали, не было никаких прожекторов. Никакой ограды за нашей спиной. Колючие ветки араукарий и драконовых деревьев, невысокие скалы, терракотовая луна у горизонта и море далеко внизу. Это потом я выяснил, что такие деревья называются дракайнами и араукариями. Впрочем, никаких драконов, ни теперь, ни позже, мы не встретили. Вообще никаких живых существ крупнее и опаснее белки. Для нас этот мир так и остался миром нереализованных возможностей.
Хелена показала рукой на тропинку, которая уходила вниз, в просвет между скалами, и сама первой двинулась к морю. Яростно стрекотали цикады. Оранжевый свет луны, размытые тени, но тропинка оказалась не очень крутой – спускаться, в общем, было нетрудно.
Через несколько минут мы вышли к берегу. Тихий плеск волн, песчаный пляж, лунная дорожка. Хелена мгновенно разделась, Петер тоже. В лунном свете их плечи казались вылепленными из красноватой глины. Я последовал их примеру. Мы быстро вошли в воду. Она оказалась такой тёплой, что почти не чувствовалась, настолько, что не возникало желания замедлить шаг, чтобы привыкнуть, или, наоборот, броситься вперёд, чтобы быстрее окунуться. Помню, я подумал, что Хелена, которая шла чуть впереди, напоминает символическую женскую фигуру на носу корабля.
Мелькнула и ушла банальная мысль, что всё это сон. Во внутреннем пространстве сна мне никогда не доводилось чувствовать прикосновений. Локтя Петера, плеча Хелены...
Мы плыли не очень долго, но достаточно, чтобы берег потерялся из виду. Не такой уж я хороший пловец, но вода была солёная, тёплая, и тело совсем не уставало. Затем впереди показался островок – тёмные камни, еле заметное кружево пены. Мы выбрались из воды.
Не знаю, как долго мы сидели. Луна скрылась за скалами. Плеск волн совсем утих. Над головами у нас пылал Млечный Путь, и звёздное его пламя отражалось в невидимом зеркале вод. Могло показаться, что мы плывём в космической пустоте, только вокруг нас был воздух, тёплый и нежный, а у ног – почти неотличимое от воздуха море.
Я прошептал что-то вроде: "We may be lost." Я подумал, что мы можем и не найти пляжа. "Don’t worry," – Хелена положила руку мне на колено. Я положил свою поверх. "Let’s go," – сказал неразличимый в темноте Петер.