Может, их заберёшь?
Левченко мотнул головой в сторону залёгших на берегу солдат.
Заберу, согласился чёрный. Позже. Сейчас я за тобой.
В Чистилище?
В Чистилище.
Не худший вариант.
А других и нет. До Суда.
Ну пошли, что ли?
Левченко шагнул навстречу черному. Задержался, обернулся к своему бывшему хранителю.
Имя у тебя есть?
Есть.
Назови, а?
Ты не поймёшь.
Почему?
Не услышишь. Нет таких имён на языках человеческих.
Как же мне звать тебя? Чуйкой, что ли? Левченко рассмеялся. А что? Ангел по имени Чуйка! Не хуже других имён.
Пора, вмешался чёрный.
Легко, как пушинку, он подхватил Левченка. Распахнул угольные крылья, прянул… Нет, не ввысь. Пространство замерцало, подёрнулось рябью, словно экран телевизора, включённого на пустой канал. Мироздание расслоилось, раздалось — и чёрный вместе с Левченком ухнули в него, как в колодец, в тоннель, ведущий прочь.
Чуйка, подумал ангел. Что это за имя — Чуйка? Господи, о чем я думаю! Разве об этом нужно думать сейчас?
Мир дрожал, дёргался. Дрожали, дёргались руки, крылья. Время замедлялось, пускалось вскачь. Пули буравили воздух и застывали металлическими мухами в бесцветном янтаре. Вспыхивали бледные от ярости факелы у дульных срезов автоматов, вспыхивали и гасли.
Я не могу. Не могу!
…могу?
Так нельзя!
…нельзя?
Воля Создателя! Я не создан для этого!
…защищать и спасать.
Да, но лишь одного! Того, на кого мне укажут.
…укажут.
Да, но не Он! Человека я не обязан слушаться!
…не обязан. Это будет твой выбор.
Выбор?! Я не знаю, что это. У меня никогда не было выбора! Я исполнял Его волю. Я был счастлив служить!
…выбор. Возможность выбирать.
Это дар? Это наказание? Я не хочу!
…твой выбор. Никто не сделает его за тебя.
Не хочу! Не могу!
…отказ — тоже выбор. Согласие — выбор. Решать тебе.
Как мне выбрать?! Что мне выбрать?!
Ангелу казалось, что в нём поселился чужак. Противоречащий вошёл в него и теперь искушает. Иметь выбор? Какая это, оказывается, мука! Какой выбор из двух — искушение? Нарушить незыблемые, установленные свыше правила? Или сохранить верность привычному порядку, отправиться на Небеса, доложить о случившемся, получить нового подопечного? А здесь пусть всё идёт согласно Его воле?
…Его воле? Откуда тебе известно, в чём она состоит? Тебе дано это знать?
Никому не дано!
…так может, Он только что возгласил тебе Свою волю?
А если нет?
…а если да?
Вдруг Он не желает, чтобы я вмешивался?
…тогда ты и не сможешь вмешаться. Попробуй, и узнаешь.
Но тогда я пойду против Него!
…Это будет твоя ошибка. Ошибка, не предательство. Он милостив. Он простит.
Но я не хочу! Не могу! Я… Я боюсь!
…боишься. С этого и надо было начинать.
Кокон лопнул.
Простучали и смолкли автоматы. Гусеницы боевой машины вмяли молодую сосенку в податливую землю. Вздымая фонтаны жидкой грязи, БМП с надсадным ревом пересекла ручей и выбралась на берег. Порыв ветра унёс прочь вонь выхлопов, клочья дыма, пороховую гарь. Солдаты начали подниматься из укрытий.
Свистнул ветер. И вдруг свистнул снова, зашелся от изумления, путаясь в ветках уцелевших деревьев, покрытых клейкими почками.
Он стоял перед ними. Высокий, невозможный: дикая белизна в сияющем ореоле, с широко распахнутыми крыльями.
Стоял. Смотрел спокойно и строго. Молчал. Загораживал путь.
Он стоял, но они его не видели.
Нет, кто-то увидел. Один, другой. Не до конца, плохо понимая, что перед ними, кто перед ними. Ахнули потрясённо. Перекрестились. Замерли истуканами, разинув рты. Судорожно вцепились в автоматы.
— Ангел…
— Где?
— Ангел Господень…
— Чего встали? — рявкнул офицер, взобравшись на броню. — Заслон противника ликвидирован. Продолжаем выполнять боевую задачу!
Туман, подумал офицер. Туман. Какой, к бесу, ангел?
Солдаты мялись. Поглядывали друг на друга. Не видим. Видим? Нет. Да?
Страшно.
Туман, сказал себе офицер. И вдруг тоже увидел. Он сам не знал, что увидел, кого увидел, но словно чёрт за язык дёрнул:
— Огонь!
— Прости меня, Господи…
— Огонь, я сказал! Огонь!
Кто-то отчаянно заорал и саданул, не целясь, длинной очередью. Пули ударили в левое крыло. В воздух взлетели снежно-белые перья и легчайший пух — словно подушку распороли.
— Огонь!
Ударили восемь стволов. Ангел пошатнулся. Устоял.
Пули рвали белое, превращали в алое, ломали, коверкали, уничтожали. Полыхнула вспышка: бледная, беззвучная. Облако перьев и пуха взлетело к небесам и растаяло в прозрачной синеве.
Три минуты сорок семь секунд. Это было всё, что сумел выиграть для людей ангел по имени Чуйка.
Что-то тихо опустилось на плечо старшего лейтенанта Редниченко. На рукав сержанта Твердохлеба. На потёртый пиджак Алексея Гавриловича. Ещё, ещё… Люди задирали головы к небу, вглядывались в безоблачную синь.
Снег? В разгар весны?
С неба, медленно кружась, на людей, бегом уходящих по лощине, падали пух и перья. Перья и пух. Выстилали дорогу впереди, указывали путь.
Торопили.
— Подтянись! Не отставать!
— Никак ангел пролетел…
Алексей Гаврилович на ходу перекрестился. Вздохнул полной грудью, зашагал бодрее.
Сердце, слава богу, отпустило.
28 апреля — 10 мая 2022 г.
Малый круг
Когда дом тряхнуло, да так, что он подпрыгнул в испуге; когда стекла в окнах задребезжали, выгнулись внутрь, колеблясь, разлетаться им вдребезги или погодить; когда по ушам ударил звук близкого взрыва, а из-за соседних зданий взметнулся хвост жирного дыма, подсвеченный снизу буйным оранжевым пламенем…
Тогда он встряхнулся вместе с домом и зло сказал себе: «Хватит!»
Хватит бегать, прятаться. От бомб, ракет, снарядов, от войны, а главное — от самого себя. Что, сбежал? В мирный, считай, город на сáмом западе Украины? Спрятался? А вот хрен тебе! Война нашла, догнала.
Куда побежишь дальше?
Хватит часами тупить в экран смартфона. Гигабайтами читать новости и сводки с фронта. Посты в Фейсбуке — натужно-жизнерадостное шапкозакидательство, истеричное «Зрада! Все пропало!» Хватит прятаться в скорлупе, отгораживаться от мира — от войны! — тщательно выстроенным распорядком дня. Бесконечные бытовые заботы: умылся-побрился, перекурил, сходил в магазин, перекурил, завтрак-обед-ужин, перекурил, помыл посуду, перекурил, убрался, перекурил, размялся, стараясь хоть немного поддержать себя в форме, перекурил, вынес мусор…
День прошел. Пустой, никчемный. Близнец вчерашнего, позавчерашнего, завтрашнего. Какой-то ехидный чёрт взвесил твою жизнь на ладони, как мяч, и забросил в кольцо баскетбольной корзины, поместил в круг, малый и тесный, и всё, что осталось — бегать по этому кругу, крутить его, как белка колесо, глушить себя, словно водкой, иллюзией жизни, превратившейся в существование.
Затушив «бычок» в жестянке, приспособленной под пепельницу, он выскочил из съемной квартиры. Бегом спустился по лестнице. Рванул туда, где надсадно выли сирены пожарных, где черная туча измазала копотью половину вечернего неба, где не спешили уняться жаркие сполохи — ярились, огрызались на пенные струи брандспойтов.
Ракета прилетела в нефтебазу. Зеваки — только помеха. И все равно он шел, спешил, на ходу коря себя за праздное, неуместное любопытство. Ничего не мог поделать.
Пожар стал ближе, но нефтебазу все еще скрывали дома. На проспекте полицейские, остановив синюю «Мазду» и пыльную «Шкоду», выволакивали наружу четверых мужчин. Тыкали мордами в асфальт, заворачивали за спины руки, защелкивали наручники…
Он постоял, закурил новую сигарету и двинулся обратно. Надо что-то делать. Что-то делать.
Что?
В военкомате он уже побывал. Сразу после регистрации как «временно перемещенное лицо». Очередь на полдня — частью местные, больше приезжих. Харьков, Киев, Николаев, Мелитополь, Херсон, Буча. В разговоры он не вступал. Часам к трем дня достоялся наконец на медкомиссию. Серые от усталости врачи. Стандартные вопросы из списка. Отметки в медицинской карте.
— В седьмой кабинет.
Рыжебородый крепыш в форме без знаков различия походил на ирландца-лепрекона.
— Звание. Фамилия-имя-отчество. Адрес. Телефон. Адрес и телефон контактного лица. Паспорт. Военный билет. Справка временно перемещенного лица. Ваш военный билет останется у нас. Можете идти — и будьте на связи.
— Я всегда на связи, — он продемонстрировал смартфон.
Лепрекон кивнул с одобрением.
Не то чтобы он рвался в армию. Понимал: толку от него там будет немного. И все же втайне надеялся: раздастся звонок и все решится само собой. Исчезнет проклятая неопределенность, канут в небытие самоедство, рефлексия, душевный раздрай. Он наконец-то будет при деле! При самом важном деле, какое только может быть, когда на твою страну напали. Он и боялся, и надеялся на это.
Время шло, телефон молчал.
Соберись, тряпка! Тебя не берут в армию? Найди, чем заняться на гражданке! Должна же быть от тебя хоть какая-то польза?
Итак, что мы имеем? Не первой молодости рекламщик. С началом войны фирма закрылась, всех отправили в бессрочный отпуск без содержания. Работы по специальности не найти, выяснял. Переквалифицироваться? Ага, в управдомы! Списки вакансий: грузчики, официанты, младшие менеджеры по продажам (по-простому — продавцы), разнорабочие… Продавцом он бы, пожалуй, смог, если совсем прикрутит. Впрочем, деньги пока есть. Немного, но есть.
Что еще? Волонтерство?
Он вбивал в Гугл поисковый запрос, когда телефон разразился первыми тактами «Flight Tonight». Он даже на высветившийся номер глянуть не успел, так спешил ответить. Неужели из военкомата?!