— Алло!
— Дядь-Коль? Привет! Это я, Анатоль.
Племянник. Тошка-Толик-Анатолий. Парень именовал себя на французский манер, а почему, бог весть.
— Мы с Аней к тебе, как обещались. Уже в городе, едем.
— Когда ждать?
— Минут через двадцать.
— Отлично, подъезжайте.
По крайней мере, он больше не будет один.
С приездом молодежи тщательно выстроенный распорядок полетел к чертовой матери. Сумбур, беготня. Круглосуточные разговоры через мессенджеры. Все вещи не на своих местах. Посуду только успевай мыть! Ложатся заполночь, встают к полудню, куда-то убегают — то вместе, то порознь — возвращаются, снова убегают, таскают туда-сюда какие-то коробки…
Коробки были набиты лекарствами. Для тех, кто остался там, под бомбами и ракетами. Для военных. Для госпиталей. Много коробок.
— У вас профиль в Фейсбуке раскрученный? — спросила Аня на третий день бедлама.
— Смотря с кем сравнивать. Я не топ-блогер, но по френдам лимит скоро выберу. И подписчиков тысячи три.
— Супер! Надо деньги на гуманитарку собрать. У нас кончились, а заказов уйма… Сделаете пост?
— Давай конкретику. Кто собирает, на что, для кого. Предыдущие результаты. Гарантии, отчетность. Реквизиты…
— Я вам на Вайбер скину!
Аня сунулась в телефон, а он застыл соляным столбом. Ты тормоз, мужик! Соцсети, френды, подписчики. Посты-репосты. Реклама, мать ее ети! То, что ты умеешь. Грузить ящики, везти под бомбами на другой конец страны… Много ты добудешь и отвезешь! Ты и машину-то не водишь.
Но на волонтерку нужны деньги. Чем ты занимался последние двадцать лет? Добывал деньги для фирмы. Фирмы нет, но опыт-то не пропьешь!
— …готово! Всё уже у вас.
К первому посту он подошел с душой. Можно сказать, творчески. Шлифовал формулировки, стирал лишнее, подбирал слова. Стребовал с Ани фотки: горы лекарств, готовых к отправке, получатели предыдущих доставок с коробками и флаконами в руках…
Выбрал время поста. Проставил теги, отметил Аню с Тошкой, еще пару людей из команды, с кем успел зафрендиться.
Ну, поехали!
Черт, он волновался как мальчишка перед первым свиданием! Мерил шагами квартиру, то и дело выходил перекурить на балкон. Сработает? Не сработает? Его аудитория привыкла к другим постам…
— Супер! Сорок две тысячи! За полтора часа!
И без паузы:
— Антик, любимка, лови список! Завтра отправка, успеем собрать партию!
Тошка радостно ускакал по аптекам. Аня осталась на телефоне, а он занялся репостами: тематические группы нашел заранее и подписался на все, на какие смог.
При деле! При деле! При деле! — победно стучало в висках.
Еще недавно время тянулось серой, безвкусной, тысячу раз пережеванной резинкой. Теперь оно летело ракетой. Оседлав эту ракету, он несся через блоги, профили и чаты, переписку в четырех мессенджерах и телефонные звонки. С ним связывались волонтеры из Киева, Харькова, Львова, Днепра, Винницы, Запорожья. «У вас популярная площадка! Вас читают, расскажите о нас. Путь люди знают, к кому обращаться…» Он проверял: кто, откуда, кто с ними уже имел дело, какие отзывы. С началом войны мошенников развелось, как блох на собаке.
Ему невероятно, фантастически везло на честных людей. Он отвечал, соглашался, добывал недостающую информацию, готовил посты, лепил к ним картинки…
Эйфория накрыла его искрящейся блестками волной. Война по-прежнему лежала на плечах свинцовым грузом, пригибала к земле, сдавливала грудь. Но он нашел лазейку, вентиляционную отдушину. Упоенно скользил по ней, нырял в глубины сети, выныривал, счастливо отфыркиваясь, с зажатыми в кулаке жемчужинами: контакты, поставки, проекты, донаты на гуманитарку…
Нет, он не потерял голову. Знал: резонанс скоро начнет спадать, эффективность снизится. Нельзя частить. График, необходим график. В профиле нужны посты без рекламы. Фото? Стихи? Картинки? Клипы? Мемы? Он перебирал варианты, как монах – четки. Отбрасывал один за другим. То, что работало в мирное время, вызывало интерес, сейчас не сработает. Хуже того, вызовет раздражение.
Дневник? Он начал его вести в первый день войны. Не бог весть что: обстрелы, пропал интернет, очереди за продуктами и в аптеки, уезжают соседи, стрельба на соседней улице. Эвакуация, двое суток в дороге. Очереди на заправках, пустые кафе; ночевка в автобусе посреди поля. Добрые самаритяне, помогающие беженцам; прибытие на ночной вокзал…
Кому это нужно? Люди читают сводки с фронта, рассказы бойцов с передовой, свидетельства выживших в аду бомбежек и оккупации. Кому нужна хроника обывателя, удравшего из-под бомб?
Ничего другого у него не было.
Первый фрагмент дневника. Первый день войны. Полторы тысячи «лайков». Полторы сотни комментариев. Полсотни репостов.
…взрывы возле телевышки. Пропал кабельный интернет. Мобильный работает. Объявили воздушную тревогу. Спустились в бомбоубежище, оно прямо под нашим домом. Там расположен распределительный узел теплоцентрали. Помещение не очень большое, но и людей не так много, место есть. Принесли с собой запас воды и продуктов, несколько табуреток. Отсиживаемся. Наверху грохочет, но достаточно далеко.
Через некоторое время вернулись домой. На всякий случай заклеили стекла скотчем – чтобы удержать осколки, если разобьет…
Читали. Сочувствовали. Предлагали помощь. «Да не мне! — беззвучно кричал он в экран смартфона. — Тем, кто остался под обстрелами! Бойцам на передовой! Волонтерам, медикам, спасателям…»
И оттаскивал себя за уши. Больше внимания, больше резонанса — больше аудитория. Больше донатов к волонтерским постам. Больше средств на медикаменты, гуманитарку, амуницию.
Цинично? Да. И что?
Посты-репосты, дневник, переговоры. Диетическое питание для детей с больными почками. Очередная партия лекарств. Бензин. Турникеты, наколенники, берцы. Плитоноски, разгрузки, аптечки…
Если бы не война, он бы, наверное, был счастлив.
— …Если я вдруг пропаду с радаров, не волнуйтесь. Все нормально, это телефон садится…
Это знакомая, врач. Света у них нет, не может зарядить аккумулятор. Беспокоится, чтобы мы не волновались. Так и живем: друг за друга…
— Из военкомата звонили, — как бы между делом сообщил вечером Тошка. — Через пять дней с вещами. Надо форму купить. Рюкзак, каремат, спальник. Фонарик, нож приличный. Всякое по мелочи.
— Давай список, — на автомате ответил он.
И похолодел, когда понял, о чем речь.
Старался не подавать виду. Лез помочь, но от участия в экипировке был решительно отстранен. Сборами Тошки занялась его жена. Хватка у хрупкой на вид Ани оказалась железной. У дяди Тошка взял только складной нож: американский Spyderco из хорошей стали, заточенный под бритву.
Племянник спешно доделывал какие-то дела, они с Аней бегали по военторгам и супермаркетам — интернет-заказы не успевали доставить — а он снова остался не у дел. Как раньше, мерил шагами квартиру, без конца курил на балконе. Если бы в армию уходил он сам, волновался бы меньше.
Как в омут, нырнул в работу. Координационный центр волонтеров в Израиле, доставка гуманитарки из Англии…
…Накрыло ракетами площадь Свободы. Оперный театр и филармония повреждены взрывом, вылетели стекла. Искусство всегда цель для поражения, когда идет война. Говорят, прилетело на площадь Поэзии. Ага, и по поэзии ракетами.
Еще и Зоопарк. Нет слов. Где ты, доктор Айболит? Бармалеи лютуют…
Именно тогда он впервые увидел сосудистую систему. Увидел? Ощутил, как свою собственную. Она и была его собственной, полученной при рождении, сформировавшейся в юности, потрепанной с годами. Змеились, переплетались, сливались и вновь разветвлялись, истончались вены, артерии, кровеносные жилы. Дороги? линии связи? реки? Сосуды пульсировали, жидкость в них меняла оттенки, текла быстрее, медленней, местами скапливалась сгустками, тромбами цвета тревожной киновари…
Он вскочил. Устало потер глаза. Совсем заработался! Все, перерыв. Смартфон на подзарядку. Гимнастика и час бездумной прогулки на свежем воздухе. Лучше полтора.
Вернувшись с прогулки, он полез в сеть. Все было нормально.
Во второй раз сосудистая система вернулась ночью. Во сне. Она была своей; она была нечеловеческой. Кровь вырабатывалась внутри, кровь поступала извне; ее качали два, три, десять сердец. Киев, Львов? Ужгород, Винница? Харьков, Днепр, Запорожье? У меня жар, понял он. Сейчас вспыхнут волосы, брови, ресницы. Заполошно бились сердца, набухали, грозя лопнуть, вены: кровь, кровь…
Кольнуло под ребром, в районе Хмельницкого. Отдалось ближе к грудине: Житомир? Он закричал. И проснулся в горячечном поту.
Половина четвертого.
Плохо понимая, что делает, чувствуя себя психом, сбежавшим из дурдома, схватил смартфон, выдернув из розетки шнур подзарядки; набрал номер. Гудки проваливались в пустоту. Он уже отчаялся, когда проклятый гаджет утробно икнул и гаркнул:
— Придурок! Знаешь, который час?
Пашка Михальниченко. Для своих – Стартёр.
— Ты сейчас где? В Хмельницком?
— Да, а что?
— Когда выезжаешь?
— В пять. Как комендантский час закончится.
— Поедешь через Житомир?
— Ну! Ты, блядь, только за этим…
— Езжай в объезд, через Винницу.
— Сдурел?! Там такой крюк…
— Через Житомир не проедешь. Застрянешь.
— Откуда знаешь?
— Долго рассказывать.
Он вообще не представлял, что тут рассказывать.
— А что там, на Житомирской?
— Не важно! Просто езжай через Винницу!
— Ты уверен?
Какое тут, к черту, уверен?
— Да!
— Ну, если так… Ладно.
— Через Винницу! Понял?
— Да понял я, понял, — буркнул Стартёр.
И отключился.
Он рухнул на кровать и тоже отключился.
Нет, не сразу. Очень даже не сразу. Это падают в болото сразу, промахнувшись мимо тропы, а потом все происходит не торопясь, с голодным причмокиванием. Малый круг, думал он, пока трясина сна засасывала его. Малый круг и большой. Малый – это я. Ну да, точно, малый. Меньше некуда. Что за чушь? При чем тут круги? Малый и большой круги кровообращения? Чем они отличаются, он не помнил. Залезть в Гугл? При мысли о кругах всплывало возвращение ветра «на круги своя» — и сразу, без перерыва, круги Дантова ада. Да, еще круги по воде.