Сперва Семён принял это за видение, иллюзию – после удара у него вообще долго мушки перед глазами кружили. Но потом цветок обратился в зелёную птицу, а та расправила крылья и вспыхнула на мгновение ярким изумрудным светом, а затем исчезла.
Тотчас же полицейские в гараже стали падать на землю. Те, что курили у входа, и те, что окружали его паровую машину – все они повалились на землю, словно мёртвые.
В раскрытые ворота вбежал высокий и худой молодой человек в потёртом коричневом пиджаке. Остановившись рядом с Семёном, он присел на корточки и с трепетом спросил:
– Вы, товарищ, есть механик Семён Дежнёв?
– Д-да, – неуверенно ответил Семён.
– Тогда не будем терять ни минуты! Идёмте! Эти палачи скоро очнутся, у нас не так много времени!
– Постойте, постойте… Кто вы?
– Друг! – на безусом лице засияла улыбка. – У вас здесь много, много друзей! Позвольте, я помогу…
Семён, кряхтя, кое-как встал. Медленно, поддерживаемый своим новым знакомым, он вышел на октябрьский холод, где его ещё раз вырвало.
– Куда мы идём? – спросил Семён, утирая рукавом губы.
– Сейчас – к извозчику, – бодро ответил «друг». – А потом – увидите!
– Так ведь и знал, что студенты, – пробормотал извозчик Прохор, глядя на шатающегося Семёна. – Вон, ужо и на станциях гуляют. Не зря я старухе говорил, всё это бесовское, все эти машины. Что они на этих станциях вытворяют – и знать не хочу. Лошадку-то ничем не заменишь, это точно.
Через час Семён уже лежал на кровати в чьей-то тесной и тёмной квартире.
Молодые люди и девушки толпились вокруг, советовали:
– Ты ему спиртом виски разотри!
– Камфоры понюхать дай!
– Господа, господа! – успокаивал всех молодой доктор с острой клиновидной бородкой. – Не нужно советовать мне, чем лечить! Я, между прочим, доктор! Я и сам вполне справлюсь с больным! Вот, – повернулся он к Семёну, – понюхайте камфоры.
Семён понюхал. Голова заболела сильнее.
– М-да, – пожал плечами доктор. – Медицина тут почти бессильна. Мало чем можно помочь! У него сильный ушиб головы.
– Так, и что теперь делать? – спросил кто-то.
– В больницу надо. Покой, лекарства… А тут мы что сделаем?
– Некогда мне в больницу, у меня послезавтра научное собрание! – возразил Семён.
– Не обязательно, не обязательно лгать теперь, – раздался чей-то холодный голос, и все разговоры в комнате разом смолкли.
Семён поискал глазами говорившего – им оказался непонятного возраста мужчина со всклокоченной чёрной бородой и болезненно бледным лицом. Он сидел в изножье кровати и пристально смотрел на Семёна тёмными глазами.
– Я не лгу… – начал было Семён, но мужчина его перебил.
– Мы такие же, как вы, дорогой товарищ! Да, социал-демократы не в чести, не в чести в России нынче! Я понимаю… Мы все понимаем, п-п-понимаем, как тяжело вам было решиться на такой шаг, как трудно идти впервой против хозяина. Не будем, не б-б-будем лицемерить – многие, многие из нас ещё не избавились от своих угнетателей, мы ещё стонем под их игом, п-п-под их игом! Мы живём у них, работаем на них, а они издеваются над нами, но главное, г-г-главное – они губят будущность России! Им непонятно, что переход к капитализму неизбежен, что социализм как путь, как путь…
– Помилуйте, – перебил Семён мужчину. – О чём вы говорите?!
– О бунте! – глаза незнакомца вспыхнули. – Мы слишком, слишком долго ждали. Пора, пора! Мы ждали символа, идеи! Мы набирались, н-н-набирались сил и ждали подходящего момента. И вот он настал, настал! Когда вы побили своего хозяина, когда забрали его средство вашего угнетения, дорогой мой друг, мой друг, – вести об этом разнеслись по Вологде быстрее ветра! Ведь наши люди, наши верные товарищи, друзья, д-д-друзья – они есть везде! Конечно, конечно, и на телеграфах тоже есть наши глаза и уши, и уши. Мы получили весть о том, что вы свершили бунт, и что вас хотят поймать, поймать! Не ожидали эти люди, что мы воспользуемся их слабостью! Не ожидали, не ожидали, что мы решимся на такое. Но мы, мой дорогой друг, мой друг, мы не бросаем своих товарищей в беде! И мы больше не будем, не будем терпеть их ига! Настало время для решительных действий!
– Это всё… – Семён не мог подобрать слов. – Простите, но это всё не совсем, как бы так выразиться…
– Я знаю, я знаю, – закивал мужчина. – Вы не ожидали, что вас будут поддерживать. Увы, и мы слишком часто, слишком часто сталкивались с малодушием наших друзей, д-д-друзей… Но мы не будем и дальше терпеть.
Настало время действовать, действовать. Вы говорите, что вам нужно в Москву? Мы поняли, мы п-п-поняли, что дело слишком велико, чтобы о нём говорить. Ведь дело это – о, это бесконечно правое дело, правое! – оно касается царя! Ведь так?
– Царя?
– Мы понимаем, да, понимаем. Чтобы убить змею, ей нужно рубить голову, а не хвост, не хвост.
Семён обомлел.
«Они что же, думают, я поехал убивать царя?!» – ужаснулся он.
Но не успел он рта раскрыть, как собеседник перебил его:
– Не нужно, не нужно! – Он поднял руки. – Не обязательно произносить это вслух! Мы всё прекрасно понимаем! Вы герой, герой! Вы тот, кто сделает, наконец, решительный шаг из тьмы ко свету! Мы ждали, мы ждали таких, как вы! И наше счастье, счастье, что мы были рядом и смогли помочь. Но наша помощь этим не закончится, не закончится! О нет! Мы не будем выспрашивать, к-к-как именно вы собираетесь сделать то, зачем едете в Москву. Наше дело, дело – вас сопроводить. Мы доставим вас в Москву – и сделаем всё, чтобы вы достигли своей цели. Если нужно, мы сложим г-гголовы на своём пути – но это будет не зря, не зря! Делайте, что задумали, и не беспокойтесь. Мы доставим вас в Москву к послезавтра. Кстати…
Он нагнулся и поднял с пола сумку Семёна.
– Это ваше. Мы не трогали сумку, потому что догадывались, да, догадывались, что содержимое может быть опасно. Она ваша. Мы проследим, чтобы вы её не потеряли до самой Москвы.
Семёна замутило. Он едва успел свеситься с края постели, когда его снова вырвало. Толпа отскочила, но туфли доктора всё же забрызгало.
– Вот и спасай после этого жизни, – пробормотал тот, брезгливо морщась.
– А как же они поедут в Москву, ежели они и лежать покойно не могут? – спросила какая-то женщина.
– В больницу ему надо, – снова сказал доктор. – На недельку.
– Мне послезавтра нужно там быть, – возразил Семён.
– А что, не подождёт дело? Неделю-то?
Тут бледный мужчина порывисто встал с кровати, и толпа вновь притихла.
– Вы что же, что же, сомневаетесь в нашем госте? Сомневаетесь, да? – Мужчина заходил взад-вперёд между койкой и толпой. – Думаете, он зазря этот день выбрал? А? Забыли, что наш главный враг, враг России, прибывает в Москву в этот день?
– Царь приезжает в Москву, – выдохнул Семён. Даже не спросил, а как-то лишь озвучил факт. Да и правда, где-то он слыхал об этом.
Толпа пристыженно глядела в пол, пока бледный мужчина ходил взад-вперёд.
– Я прошу прощения, – сказал Семён. – Но я как будто всё ещё не знаю, как вас зовут…
Мужчина остановился, у него на лице мелькнуло удивление и досада.
– И правда! Степан Трофимович, честь имею. Фамилию называть не буду… Моя скромная роль – быть идейной искрой, искрой, и товарищем для нашей молодёжи. Вот эти прекрасные люди… – Он обвёл руками толпу. – Эти люди готовы отдать свои жизни ради будущности России, ради будущих п-ппоколений… Ради свободы воли, ради красоты и любви, и любви!
– Значит… – Семён говорил медленно, подбирая слова. – Значит, вы порешили… как бы это… порешили ради свободы, красоты и любви убить царя?
По комнате пронёсся коллективный вздох – не то вздох удивления, не то негодования.
– Мы… Мы не говорим здесь так, – занервничал Степан Трофимович, ломая руки и глядя в сторону. – Это не те слова, не те… Мы делаем тёмное дело ради нашего светлого будущего, нашего будущего… Тяжёлые дела, которые можем и должны сделать. На которые в-в-вы, в том числе, нас вдохновляете.
– Я?
– Вы. Своим бунтом, своей решимостью. Своей любовью к родине и непримиримостью, непримиримостью, н-н-непримиримостью, не-при-ми-ри-мость-ю…
Степан Трофимович вдруг изменился в лице, с видимым усилием закрыл рот, а потом накрыл его руками. В его глазах мелькнул ужас, он отвернулся и ушёл в угол. Семён и с постели слышал, как Степан Трофимович раз за разом повторяет слово «непримиримостью». Но тут из толпы к нему шагнула тонкая девушка, такая же бледная, с высоким лбом и большими, навыкате, глазами. Она положила руки ему на плечи и что-то тихо сказала.
– Спасибо, Наташа, – ответил ей через минуту Степан Трофимович, поворачиваясь к Семёну и толпе. – Не обращайте внимания, друзья. Это… бывает. Однако пора кончать… Послезавтра вам, Семён Александрович, нужно быть в Москве. Мы достанем вам билеты на поезд. Прибудете в Москву вовремя, сможете и Его застать…
Семён хотел было что-то возразить, но передумал. В конце-то концов, подумал он, разве это не прекрасный шанс попасть в Москву? И тут же ответил себе – нет, не прекрасный. Но всё же шанс.
– А как же они с такой головой в Москву поедут? – спросила женщина из толпы.
– Может, пилюль ему дать? – спросил какой-то парень, с надеждой посмотрев на доктора.
Но тот лишь покачал головой:
– Увы! В больницу, только в больницу. Иначе нельзя.
– А что, если мы… Если мы попросим о помощи у Мануйлихи? – робко спросил кто-то.
В помещении повисла тишина. Слышно было, как в комнатах наверху кто-то кашляет.
– Кто эта Мануйлиха? – спросил непонимающе Семён.
– Ведьма, – ответил доктор.
– Ведьма? – Семён охнул. – Вы с ведьмами, стало быть…
– Нет-нет, не подумайте, не подумайте, – замахал руками Степан Трофимович. – Мы ведь не то, чтобы постоянно! Это так только, по нужде…
Вот, хотя бы, вас выручить.
– Простите, не понимаю.
– На автомобильной станции. Там больно уж много, больно уж много было наших врагов. Мы бы, конечно, могли и с револьверами туда сунуться, но опасно уж очень… Помещение маленькое, народу много – постреляли бы друг друга, и всего делов, и всего делов. Да и вас могли бы задеть. Вот в таких с-с-случаях, мы и прибегаем к помощи ведьмы… Одной только ведьмы.