– "Блин где же командование, где же Собакин, надо хоть какой-то отпор дать, один я не выживу", – рассуждал он.
- Олег то, ментально сдох, струсив!
Его сознание, я смог захватить только чудом, правда зато его жизнь, я помню отчетливо, но к сожалению не все, да даже и не всех его знакомых вспомню, благо у него особо никого и не было, как детей, так и родственников, но многих вещей я просто не понимаю, поэтому нужно хоть к кому-то прибиться, а тут пока один хаос!
Громко ревело пламя на впереди стоящем грузовике и густой черный дым заволакивал все вокруг, смешиваясь с чернотой ночи, проникая в легкие тяжелым смрадом горящего бензина, синтетики и резины. "Второй" сполз обратно на обочину и пригибаясь побежал к голове колонны.
"Вьють, вьют", опять пропели пули. "Они, что в темноте видят гады, опять падая на землю", – подумал "Второй". А я и не воевал никогда, хорошо в военном училище на занятиях по тактике в голову вбили необходимые навыки, да и в процессе службы потренироваться пришлось!
– Ниче сволочи, сейчас кого-нибудь найду и смоюсь отсюда пока не поздно. Хотя наверно уже поздно и придется немножко пострелять, смотря вперед и поражаясь увиденному, – думал "Второй".
А в свете горящих машин была видна типичная картина, когда люди "съезжают с катушек" от безнаказанности и превращаются в зверей, жестоких и беспощадных. Из человеческого в них присутствует только способность придумать изощренные муки, на которые они обрекают свою жертву.
Глава 4. Бой
На асфальте лежал командир 6 ранга Собакин, лежал и пытался увернуться от полосовавшего его чем-то похожим на кинжал, какого-то урода, одетого в темный камуфляж и в красно-черной бандане на явно лысой голове. Еще двое ополченцев лежали рядом, один с разрезанным горлом, другой пытался собрать кишки из разрезанного тем же кинжалом живота.
– А вокруг подбадривая своего вожака и глумясь над умирающим, ржали несколько человек в таком же камуфляже, что и лысый.
"Вон смотри там лежит, уползла кишка, собирай, собирай", – смеялись они и ногами обутыми в тяжелые берцы швыряли выпавшие кишки в живот ползавшего в шоке ополченца.
– "Ха, ха, ха", – запел мелодичным дисконтом, явно женский голос, послышавшейся со стороны внезапно возникших трех фигур, слева от умиравших ополченцев.
– "Подожди не добивай!" – крикнула одна из фигур женским голосом – орудовавшему кинжалом отморозку.
– Дай я ему член и его отвислые щеки отрежу. Мне на коллекцию – похвасталась она, надеюсь у него побольше будет, чем у остальных!
– "ХА, ХА, ХА" – в ответ, засмеялось все стадо.
– "Вот уроды!" Холодная ярость сжала мозг тугим обручем, нахер бежать, нахер спасаться, лучше сдохнуть, но утащить парочку уродов с собой на тот свет, чем мучиться оставшуюся жизнь сознавая, что не смог и не захотел ничего сделать!
Гранаты лежали в своих сумочках, как и положено по две. «Второй», аккуратно ввернул запал по очереди в каждую, и взяв одну, вытащил из нее чеку и легонько полукатнул, полушвырнул гранату, вправо от всей группы, закатив её под машину и вытащил чеку из второй. Бухнул взрыв, швырнув комья земли и осколки от техники. Все участники кровавой забавы сначала залегли, а потом стали стрелять в сторону взорвавшейся гранаты.
- "Пацаны все что могу, все что могу", – прошептал «Второй» и швырнув вторую гранату, делая рывок вдоль дороги.
– "Все что могу", – в лихорадке боя его заклинило на одной мысли и он швырнул третью.
– "Простите!" – забегая на дорогу слева, откуда появились те трое, швырнул последнюю и упал за колесо военного джипа. Три взрыва с временной задержкой прогремели друг за другом.
– "Теперь надо бежать туда, откуда эти уроды на нас напали, покуда они не разобрались, что почем", – мелькнула у него мысль в голове, и расстреляв по месту, где залегли нападающие весь магазин, короткими хлесткими очередями, он рванул бегом в темноту, где уже не вспыхивали огоньки выстрелов.
Марш-бросок длился недолго, метров 200–300, затем маленькая ямка и земля быстро уходит из под ног, кувырок, удар башкой о невесть откуда взявшейся тут камень, искры из глаз, еще кувырок и неловко подвернувшийся автомат сложенным прикладом попадает прям в промежность, где у мужчин хранится самое дорогое, что у них есть после вкусной еды и машин – болевой шок и темнота…
Мимо неподвижно лежащего неопрятным холмиком тела, скрытого высоким бурьяном, пробежали двое из нападавших чуть не столкнувшись, метров через семьдесят с тремя такими же бежавшими навстречу.
– Тю, это ты, Минас! Чуть вас обоих не пристрелили, – сказал один из тройки бежавших навстречу.
– Вы что сюда бежали? Не видели тут никого из ополченцев, – и он кивнул в сторону догорающей колонны.
– Нет вроде не было никого из них, мелькнула какая-то тень и пропала, – ответил упомянутый Минас и добавил.
– Да тут гад один, из ополченцев – шустрым оказался. Пока Штрейк из 1 добровольческого батальона допрашивал начальника ихнего, кто-то подкрался и гранатами нас закидал, причем с обоих сторон.
- А чо вы ушами хлопали? – спросил Минас.
– Сам ты хлопал своим членом, – огрызнулся добробатовец.
– Говорю же не ожидал никто, всех уже постреляли, осталось может пяток дурачков, не больше, и тех утром поймаем, а этот выжил и шкерился где-то.
- И чо, посекло кого? – снова спросил Минас.
– Да блин, Штрейка и посекло. Его наповал, еще одного тяжело, остальные так, по мелочи.
– А Надя то, Надя – тоже туда притащилась. Ты же знаешь, любит она порезвиться. Так отпрыгнула как кошка, как гранату возле себя увидала. Везучая сучка! Только форму на спине осколками разорвало, ну да она в бронежилете же была – «продуманка»!
- Ладно хорош трындеть, пошли трофеи собирать! – Да раненных допросить надо, кстати, чья там очередь сегодня добивать?
– "А этого хрена, видать догнала всё-таки пуля", – понимающе усмехнулись переглянувшись между собой, напавшие на колонну и молча развернувшись, они все вместе, ушли в сторону догорающих уже машин.
Глава 5. Дорога в город
Серый рассвет хмуро, и словно стыдясь, пытался проникнуть сквозь сомкнутые веки. Ещё слабые и неуверенные лучи солнца, постепенно нагревали степь остывшую за ночь, заставляя ее неуверенно парить и рождая плотный и шевелящийся, как неугомонный призрак туман.
«Второй» не открывая глаз и страшась увидеть себя связанным, раздетым, раненным, или вообще с отрезанным членом, не хотел открывать глаз и сам стыдился своей трусости. В конце концов, просканировав окружающие звуки и убедившись, что он не связан и живой, он разлепил тяжелые веки.
"Ох, мать перемать", – мотая головой в разные стороны и пытаясь определиться, что с ним и где он. И начал осматривать как себя, так и местность вокруг. Ему повезло, он свалился в какую-то рытвину промытую дождями, стекающими в небольшую лощину позади него и покрытую густым кустарником, сейчас порядком прореженным и поломанным. Скорее всего там то и была одна из засадных групп, осторожно приподнимая голову над бурьяном, – думал он.
– А Олег то не вернулся, если очнулся снова я. Значит точно, его сознание погибло во время боя, уступив свое тело мне.
Как погибли и остальные несчастные ополченцы, по-сути погибшие не за что, ставшими сломанными игрушками в политических раскладах разных сил, "а ведь кто-то все равно за это ответит", – думал он, осторожно всматриваясь в дорогу, сквозь густой туман на которой чернели покореженные огнем остатки техники.
Рассвет уже наступил, но серая хмарь не исчезла под лучами солнца, а наоборот стала плотнее, вплетая в себя белесый дымок, который поднимался над сгоревшей техникой. Никого не было видно, только бесформенные кучи непонятно чего, виднелись тут и там вдоль дороги.
"Пожалуй надо идти, все равно поговорить не с кем! Раньше, Олег хотя бы был. Все веселее – хоть он и с ума сходил".
И «Второй» медленно и аккуратно, стараясь держать дорогу в поле зрения пополз, раздвигая высокую траву. Трава уже была жесткой, конец лета все-таки и одуряюще пахучей, она постоянно осыпалась за шиворот мелким семенем и сухими колючками – хотелось чихнуть!
– Уж лучше пукнуть, но тихо! – чихаю я просто громко, – подумалось «Второму». Хотелось вскочить и бежать, но осторожность и понимание, что второй раз удачи не будет, сдерживали его нетерпеж.
"Сейчас еще немножко, еще чуть-чуть последний бой, он самый правый", возникли в голове слова старой песни. Он достаточно близко уже дополз к полотну дороги, все было спокойно. Либо здесь есть засада, либо ее нет.
" Логично товарищ Штирлиц, а як же – товарищ Мюллер". Блин, что за бред мне лезет в голову, – снова подумал «Второй» – наверно я боюсь!
Страх – двигатель прогресса и с этой мыслью «Второй» вынырнул из кустов росших вдоль дороги. Ничего не случилось. Птицы пели в вышине, мертвые люди лежали внизу.
Эти бесформенные кучки, видные издалека, оказались моими сослуживцами – ополченцами, первыми попавшими под удар неизвестного врага, цинично и безжалостно, с хохотом и унижениями, убившими их.
"Но ничего, земля круглая и за вами тоже кто-нибудь когда-нибудь придет и спросит за все… может даже я", – думал «Второй», внимательно осматривая трупы ополченцев. Никого в странном камуфляже и с красно-черными повязками не было видно. Ну естественно, своих они утащили, а наших бросили на устрашение.
«Второй» бродил от одного трупа к другому, лежащих вдоль дороги, на дороге или недалеко в степи. Обгорелые, лежали в сгоревших кузовах сгоревшей техники и оттуда дико несло жаренной человечиной и паленным волосом. Расстрелянные там, где их нашла пуля. Нашел он и место, где кидал гранаты. Зрелище было не для слабонервных, не выдержали нервы и у него.
Позывы рвоты скрутили его живот и он тут же проблевался, как смог дальше отбежав от убитых, тошнотворный запах горелой человеческой плоти, постоянно вызывал у него позывы рвоты, но рвать было больше нечем, даже слизь и та закончилась.