стов и создание квот для продвижения в бизнесе и государственном секторе создали своего рода отдельный, «скоростной» социальный лифт наверх для представителей меньшинств. Особенностью этого лифта является заметное понижение профессиональных стандартов и критериев для заполнения мест представителями меньшинств»46.
Поразительна интеллектуальная петля, проделанная антирасистским дискурсом за полвека. Современная КРТ и связанная с нею «повестка» по сути исходят из того, что умственные, трудовые и творческие достижения человека, его личность, не имеют в социуме никакого значения – человек полностью определяется своими характеристиками – раса, пол, сексуальная ориентация и т.д. Именно по этим характеристикам ему полагаются привилегии, дискриминация или альтернативные привилегии. Каждому следует держаться своей «идентичности» (если это, конечно, не белая идентичность основанная на идее «превосходства белой расы») и взаимодействовать с другими угнетаемыми. То есть в рамках КРТ воскрес классический биологизаторский расизм, только с противоположным знаком: черное-плюс, белое-минус.
Важной составляющей основанного на КРТ политического активизма является «интерсекциональность» - термин введен в 1989 г. Кимберли Креншоу47. Этот принцип, противопоставляемый характерному для консерваторов принципу идентичности, означает, что разные угнетаемые группы угнетаются в разном отношении и вся совокупность их страданий и дискриминированности, а значит и степень их нужды в «обратной дискриминации», могут быть поняты только на пересечении разных форм угнетенности. Так, бедная женщина, ниггеритянка, лесбиянка, мусульманка, инвалидка угнетена не один раз, а шесть, подлинный уровень её дискриминированности становится понятен только при интерсекциональном учете всех форм дискриминации.
Из принципа интерсекциональности в сфере политического активизма вытекает идея «нового интернационала», то есть солидарной коалиции разных угнетаемых (или якобы угнетаемых) групп, которые должны помогать друг-другу сокрушать господство коллективных угнетателей, как правило описываемых как богатые белые мужчины христиане, обладатели крепкого здоровья и гетеросексуальной ориентации.
Фактически интерсекциональность стала основой идеологии коалиции меньшинств, направленной на разрушение прежних «белых» США. Как отмечают Н.М. Травкина и В.С. Васильев: «критическая расовая теория ведет не к устранению, а к видоизменению расового неравенства: в перспективе титульной расой Америки должна будет стать амальгама небелых рас, которая, по всей видимости, и придет на смену титульной расе прошлого исторического периода»48.
Интерсекционализм стал основой для политической коалиции, созданной в 2010-2020 г. демпартией США и охватывающей чернокожих, испаноамериканцев, женщин, проникнутых феминистской идеологией, гомосексуалистов и трансгендеров, противников Христианства. Опираясь на эту коалицию Хилари Клинтон стремилась прийти к власти в 2016 г., но проиграла Дональду Трампу по количеству выборщиков. Интенсификация этой коалиции в ходе протестов BLM помогла демократам устранить от власти Дональда Трампа в 2020 году.
1.6. «Цветные революции» - политтехнологическая матрица
Здесь мы подходим к еще одному источнику BLM – это теория и практика «цветных революций», которую правительство США активно использовало во внешнем мире в 2000-2010-х годах. Первой «цветной революцией» был переворот в Сербии, «бульдозерная революция» в сентябре-октябре 2000 года, приведшая к свержению Слободана Милошевича. Символику (кулак) и структуру главной ударной силы этой революции – движения «Отпор», начали тиражировать. В 2003 году в ходе «революции роз» в Грузии ведущую роль сыграло движение «Кмара» (Хватит!) с тем же символом-кулаком. В 2004 году авангардом «оранжевой революции» на Уркаине стало движение «Пора!», символом которого снова оказался сжатый кулак… Удивительный, но не удивляющий факт – символом движения BLM стал сжатый кулак визуально практически неотличимый от символики «цветных революций», что вряд ли может рассматриваться как случайность.
Теоретиком «ненасильственных революций», поддерживаемых из Вашингтона, стал Джин Шарп, автор книг «Политика ненасильственного действия», «От диктатуры к демократии» и многих других49. Согласно Шарпу, базовые принципы «ненасильственной противоправительственной борьбы» следующие: (1) сила государства основана на сотрудничестве и его послушании; (2) если граждане прекращают взаимодействие с режимом, то он быстро теряет опоры, на которых держится; (3) главная опора авторитета власти это убежденность общества в том, что власть превосходит общество во всех «ключевых» ресурсах. Соответственно стратегия цветной революции - подрыв авторитета власти и блокировка властных ресурсов.
Описанный нами ранее сценарий «цветной революции» включает в себя следующие основные моменты50. Революцию начинает достаточно сплоченная сетевая группа задачей которой является такая манипуляция общественным и информационным полем, что для государства она предстает как «народ», а для народных масс как «истинная власть». Революционная группа расшатывает политическую стабильность при помощи небольших протестных акций, бессрочных голодовок, сидячих забастовок, небольших беспорядков и т.д., в которых революционеры оказываются скорее жертвами полицейского произвола, чем нарушителями закона. Задачей является балансирование на тонкой грани незначительного правонарушения жесткий ответ на которое полиции выглядит непропорциональным. Однако поток таких правонарушений всё возрастает. Граница между преступлением и законностью, мирным протестом и насильственным переворотом размывается.
Жесткий ответ власти на подобные действия выглядит непропорциональным и тираническим. Однако отказ от такого ответа ведет к размванию властной вертикали, психологической демобилизации правоохранительных структур, которым запрещают применить силу к смутьянам. Вынуждая государство отказаться от своего законного права на насилие революционеры, фактически, начинают выступать как власть. Одновременно с этим начинается обработка силовиков под девизом «Полиция и армия с народом». Система представлений в обществе о вертикали власти и о координатах политического противостояния становится предельно нечеткой.
Происходит делегитимация государственной власти параллельно с которой возникают всякие квазивластные структуры, которые заявляют, что представляют «истинное большинство народа».
«Ненасильственность», имитация гражданского протеста позволяют революционерам предельно размыть политическую природу конфликта. Этим цветная революция отличается от военного переворота или вооруженного восстания. Там стороны сразу видны и это требует выбора одной из сторон, здесь же перед нами нечеткость и перетекание, парализующее полицию и другие силовые структуры.
При этом реально ненасильственными цветные революции не являются. В арсенал действий протестующих могут входить перекрытия улиц и площадей, блокады правительственных зданий, захват зданий. Толпа действует как тяжелое оружие массой в многие сотни тонн. При этом в толпе может быть много женщин и даже молодежи (подаваемой в пропаганде как «дети»), что опять же маркирует её как «мирную». Заявленный «мирный» характер толпы в сочетании с объявленными её целями «за нашу и вашу свободу» по факту легитимизируют очень серьезные правонарушения, которые в ином случае никому не сошли бы с рук.
В конечном счете революционная топа опрокидывает разложившуюся власть и силовые структуры, что маркируется штурмом какого-либо правительственного здания. Его захват символизирует «победу народа» и «падение диктатуры», что под внешним давлением ведет к отказу «диктатора» от власти.
В политологическом смысле перед нами государственный переворот, который отличается от классических переворотов и мятежей отказом от структурированного насилия. Политическое давление производит не вооруженная группировка, а управляемая сетевыми структурами толпа, имитирующая «народ» (подразумевается большинство народа), который в современных государствах, как правило, выступает как конституционный источник государственной власти.
При насильственном перевороте государственная власть находится в легитимной позиции защитницы общественного порядка, имеющей право объявлять чрезвычайное положение, а мятежники оказываются вне закона. При мнимо «ненасильственном» перевороте возникает ситуация правовой шизофрении. Граждане, являющиеся источником власти, отказываются от исполнения своих гражданских обязанностей. Но в современных правовых государствах такой отказ, если он не сопровождается насилием, не лишает этих граждан их прав.
Революционеры подрывают легитимность политического режима, а вот режим не может осуществить их обратную делегитимацию, не может отозвать их гражданские права, поскольку мятежниками в военном смысле они не являются, насильственных действий в узком смысле не совершают. Государство оказывается безответным перед лицом мягкого революционного насилия и, в конечном счете, вынуждено перед ним капитулировать.
Решение этой правовой коллизии находится в формировании групп партизан порядка, то есть частных граждан, которые способны будут противодействовать революционерам, создать встречную волну «ненасилия», а если надо, то и насилия, парализуя революцию и не давая ей распространяться. Государство в этой ситуации оказывается не субъектом конфликта, а над схваткой, силой, примиряющей стороны.
Новая волна цветных революций «по Шарпу» накрыла Ближний Восток в 2010-2012 гг. и получила наименование «Арабская весна». Однако в ходе нее принцип ненасильственности скоро был отброшен. В целом ряде стран протесты перешли непосредственно в гражданскую войну.
17 декабря 2010 года недовольный полицейскими торговец фруктами Мухаммед Буазизи совершил самосожжение. Ритуальная жертва стала с этого момента значимым аспектом «сценария» цветной революции и это сыграет свою роль в казусе Джорджа Флойда в ходе протестов BLM. Информация о предполагаемых полицейских жестокостях распространилась в интернете, а затем её начал раздувать «арабский CNN», телеканал «Аль-Джазира». Глава Туниса Бен Али, ранее пользовавшийся репутацией стабильного прозападного лидера, разгромившего исламистов, обнаружил, что отныне он «диктатор», от которого отвернулись союзники – Франция и США. Правительство Туниса пало.