— Я все поняла, Леночка, я все поняла, — повторяет Ассоль, и я вспоминаю, как смотрела в детстве на змею, которая вылепилась и ползет с ладони.
Ассоль меж тем сделала настоящие гирьки, обернула их серебряной фольгой и теперь самозабвенно лепит весы. Моя покупательница еле за ней успевает.
У Ассоли открылся талант. Теперь она умудряется лепить, держа на руках младшую дочку. Уверенные формы, яркие характеры.
Все по Фляйшману: лепка оказалась тем делом, которое дает Ассоли возможность «получить от жизни часть той самой энергии», которая необходима для подпитки и укрепления духа.
Заготовки
Уходя со взрослых занятий, мы оставили для детей заготовки — газетные деревья с коробками. Теперь детям нужно было отыскать «мамино дерево» (некоторым это удалось!) и довести его до ума: раскрасить, если хочется, населить цветами, фруктами, птицами — чем угодно, хоть тапками. Навести порядок в доме. Нарисовать обои, повесить картины, понятно, работа долгая. Ее могут выполнять дети постарше. В основном девочки. Мальчики не любят возиться с мелочевкой. Они готовы строить дороги (клейкая лента на полу — это уже дорога), мосты, запускать пластилиновые машины (их еще надо слепить!), а кто-то задумывается над подвесной дорогой над морем — в Хайфе такая есть. Ребенку любого возраста есть чем заняться. Малыши красят стены и крыши, скатывают шарики (яблоки) и шарички (яйца), на которых будет сидеть птичка. А где птичка? Да вот! Лепешка, кусочек газеты, салфетка — все для них птичка. Им не важно подобие. Важна какая-то одна функция. Бумажка легкая, подбросил — летит. Значит, птичка. Лепешка лежит. Птица лежит на яйцах. Скоро вылупятся птенцы. У одного малыша они уже летают. Где они? Да вон, на потолке.
За малышами нужно следить — не затем, чтоб они не заляпались краской, это пожалуйста, но затем, чтоб они не перевозбудились. Много людей, все что-то делают, везде что-то происходит. Представьте себя в каком-то людном месте — на вокзале, на базаре.
Так и они себя чувствуют. При всех положительных эмоциях это огромная нагрузка. Полуторагодовалая Маша, дочь Ассоли и Игоря, красит большой кистью мамин дом. Она его узнала!
Маша поразила мое воображение еще вечером. Я ночевала у Ассоли и Игоря. Перед сном мы пошли прогуляться — небольшая экскурсия по Хайфе растянулась чуть ли не на два часа. Маша ни разу не попросилась на ручки, а на обратном пути несла в гору картонные ящики. Золотистая головка, крутой затылок, тоненькие ножки.
Угольные круги и спирали покрыты цветными отпечатками ее маленьких ступней. Этот лист можно было бы повесить в Музее современного искусства в разделе двадцать первого века.
В конце занятий были сольные выступления в костюмах. Маша встала на стул, развела ручки и замерла. Все хлопали, а она продолжала стоять. Мальчик, который должен был выступать после нее, в нетерпении тянул ее за подол платья. Никакой реакции.
Маша — настоящая актриса, или, как теперь говорят, перформер. В три года она устраивала нам грандиозные концерты. Исполняла перед воображаемым микрофоном рэп на каком-то непонятном языке. Сегодня ей шесть, и она может изобразить характер любого человека, только назови имя — и вот он перед тобой.
Интересно наблюдать за детьми. Что меняется, что остается неизменным?
Усталая женщина идет по улице темной ночью
На семинаре в помещении Музея современного искусства в Рамат-Гане собралось около тридцати взрослых. Одно из заданий углем — человек тяжело взбирается по уступам крутой горы, да еще с поклажей, там он передыхает и легко сбегает вниз — вызвало неожиданный отпор у одной из семинаристок (назовем ее Светой).
— Почему я должна это делать?!
Я спросила Свету: как она представляла себе семинар, на который записалась?
Она записалась из-за дочери. Чтобы завтра ее привести. Дочь очень любит лепить и рисовать, а сама Света не любит. Она программист, ей нужна ясная задача.
Я объяснила. Это упражнение дает возможность ощутить связь дыхания с движением. Нажим-напряжение при подъеме (вдохе) и «отпускание себя» на выдохе — линия сходит на нет. Вот и все.
Она кивнула — ладно, мол, продолжайте свои упражнения.
Перед перерывом Света подошла ко мне и говорит:
— Можно я уйду? Мне тяжело все это. Завтра приду с дочкой.
Я предложила дать ей индивидуальное задание, отдельно от группы. Она тяжело вздохнула.
— Дайте, я попробую.
— Усталая женщина идет по улице темной ночью. В красивой шляпе. Что с ней, куда она идет?
— Это рисовать?
— Да.
— Чем?
— Гуашью.
Мы прикрепили бумагу к стенке (я подумала: может, ее раздражает рисование на полу — бывает такое).
Света начала рисовать. Я отошла, чтобы не смущать ее.
— А почему она в красивой шляпе? — спросила Света.
— Не знаю.
— Я думала, вы обратили внимание на мою шляпу…
— А где ваша шляпа?
— Висит в коридоре.
— Как же я могла ее увидеть? Я не выходила из класса.
Света развела грязь на листе, поставила кистью несколько цветных точечек. Видимо, они изображали красивую шляпу.
— Все. Хватит?
— Если тема исчерпана, наверное, хватит.
— А как понять, исчерпана она или нет?
— По ощущению.
— У меня нет никаких ощущений.
— Тогда лучше продолжить — может, появятся? Попробуйте.
Она не рисовала, но с интересом рассматривала краски. Я подошла к ней, взяла чистую пластмассовую тарелку, накапала в нее разных красок, смешала две, получился один цвет, добавила третью — другой цвет.
— Ну и что мне с этим делать?
— Не знаю. Я просто решила показать, что происходит с цветами, когда не смешиваешь их разом, бездумно.
— Меня не интересуют цвета. Разве вы не видите, что я не могу добиться перспективы… Ведь женщина куда-то уходит…
— Она не уходит — она идет.
Зазвонил телефон, и я вышла на улицу.
Вернувшись, я увидела такую картину: Света замазала черным все, что было до этого, нарисовала белой краской силуэт и раскрасила шляпу в яркие тона.
— Замечательно!
— Что вам тут нравится? Я не ответила ни на один из поставленных вопросов — кто она, почему идет ночью в красивой шляпе, куда…
— Мне нравятся цвета и композиция. Покажите дочери, интересно, что она скажет.
— Она не поверит, что я такое нарисовала. Это на меня не похоже…
Перерыв закончился. Все собрались в зале. Света не ушла.
Я предложила обсудить ситуацию. Что делать, если всем нравится играть в игру, а одному — нет? Надо ли этого одного привлекать к игре любыми путями или отпустить?
— Я остаюсь, — сказала Света. — Спасибо, мне стало легче.
И всем стало легче.
Строим город. В эту игру можно играть бесконечно. Это один из универсальных способов тут же превратить взрослых в детей. Света понастроила светофоров на всех перекрестках. Ей доставляло огромное удовольствие изготовлять светофоры — палка, прямоугольник, три краски. Она научилась их делать! Безопасность движения обеспечена.
Свете полезна терапия искусством. Она поможет ей скинуть груз неуверенности, с которым невозможно взобраться на гору.
Точно по Эдит Крамер: «Искусствотерапия главным образом существует для поддержания эго».
Лена, дочь Светы
Такое ощущение, что это я, маленькая, пришла сюда, только мама не та. Темненькая, с редкими веснушками, жидкой косичкой, в рейтузах, и поза моя — выпяченное пузо, ноги вместе, носки врозь. И лепит как я, в полном самозабвении. Гору — это я сейчас! Несет на ладони бумажный конус, облитый клеем. Это ж моя ледяная гора из детства! И так во всем.
На какое-то время я потеряла Свету из виду. Утром мы вместе с детьми повторили не понравившееся ей упражнение — про человека, взбирающегося в гору с тяжелой поклажей. И она ни на что не сетовала. A-а, вот и Света — рисует красками горы на сложенном гармошкой картоне. Японские ширмы.
Лена меня прямо загипнотизировала. Что ни сделает, у меня точно такое было! И так же я сидела с коробкой пластилина под большим кустом олеандра в бабушкином дворе. Лишь бы никто не мешал…
Вторая половина дня была занята подготовкой представлений. Детям было предложено распределять роли внутри своей семьи. Пришел мой Федя — вести программу. Он потрясающе чувствует детей. Ничего не делая, просто стоя и глядя по сторонам, он притягивает их к себе как магнит. Детский человек. Он сразу же нашел материал, из которого легко делаются носы (пластическая масса из мельчайших цветных шариков), и приставил себе нос. Через десять минут все были с носами. Ну а что делать, если ты с таким вот носом? По-моему, с таким носом удобнее всего танцевать бальные танцы. Танго, к примеру. Федя берет за руку бабушку одной девочки, включает музыку, и они танцуют на сцене. Бабушка с носом и Федя с носом.
— Теперь уберем носы! Будет ли нам легче танцевать? Все, кто без носа, выходят на сцену!
— Может, и рот убрать?
— Не-ет!!!
— Оставим. Он пригодится для поцелуя.
— Я буду танцевать со всеми по очереди. А где же очередь?
Все выстраиваются в очередь.
— Но где теперь публика? Ничего, я буду публикой.
Сходит со сцены.
— Но как же я могу с вами танцевать и быть публикой? Может, разорваться на части?.. Что главное у публики?
— Глаза!!!
— А для танцора?
— Ноги!!!
— Тогда все легко. Мои глаза остаются тут — Федя снимает «глаза», то бишь очки, и протягивает руку к сцене. — Помогите подняться, я ничего не вижу.
Все бросаются поднимать Федю. Можно танцевать. Музыка! Теперь, «не видя», Федя выхватывает из очереди самых стеснительных девочек, которые никогда бы не осмелились шага ступить по сцене. Как он их видит?
Я убираю Федины очки в сумку. Заигрываясь, он забывает обо всем.
После танцев начинается подготовка к семейным спектаклям. Это ролевые игры, и меня разбирает любопытство, кем же назначит Лена себя и маму Свету.
Себя она назначает поваром, а маму Свету — официанткой.