– Это не просто иллюзия, а реальная иллюзия, – сказал Колыбелли.
– Не знаю, задумывался ли кто-нибудь об этом, – начал Жалоби, – но мы можем на этом и подзаработать. А?
– Но это не имеет значения, – ответил Сильверфиш.
– Нет. Нет, конечно же, не имеет, – пробормотал Жалоби. И взглянул на остальных. – Может быть, еще раз посмотрим? – предложил он застенчиво. – Я могу покрутить ручку. И, и… ну, я знаю, что от меня в этом проекте было немного проку, но зато я, гм, вот какую штуку придумал.
Он извлек из кармана мантии пухлый мешочек и бросил его на стол. Мешочек опрокинулся, и из него выкатились несколько мягких бесформенных шариков.
Алхимики уставились на них.
– А что это? – спросил Колыбелли.
– Ну, – неловко сказал Жалоби, – это вот как делается: берешь немного кукурузы, кладешь ее, скажем, в реторту номер три, добавляешь масло для жарки, накрываешь тарелкой, потом нагреваешь – и она начинает взрываться, ну, то есть не серьезно взрываться, конечно, а когда она закончит, ты снимаешь тарелку и видишь, что кукуруза трансформировалась в эти, э‑э, штуки… – Он посмотрел на их непонимающие лица. – Их можно есть, – пробормотал он извиняющимся тоном. – Если добавить соль и сливочное масло, вкус будет как у сливочного масла с солью.
Сильверфиш протянул покрытую химическими пятнами руку и осторожно взял кусочек воздушного лакомства. Задумчиво пожевал его.
– Не знаю, с чего я это придумал, – говорил покрасневший Жалоби. – Просто мне вдруг пришло в голову, что так будет правильно.
Сильверфиш продолжал жевать.
– Вкус как у картона, – сказал он наконец.
– Извините, – пробормотал Жалоби, пытаясь сгрести остальные шарики обратно в мешочек. Сильверфиш мягко коснулся его плеча.
– Впрочем, – сказал он, выбирая еще один кусочек, – в этом действительно что-то есть. Они и впрямь кажутся правильными. Как, ты говорил, они называются?
– Да никак, – ответил Жалоби. – Я их зову просто хлопнутыми зернами.
Сильверфиш взял еще один шарик.
– Вот странно, их хочется брать еще и еще, – сказал он. – Что-то в них есть аппетитное. Хлопнутые зерна, да? Хорошо. Что ж… господа, давайте покрутим ручку еще раз.
Колыбелли принялся перематывать пленку в неволшебном фонаре.
– Ты, кажется, говорил, что знаешь место, где мы сможем как следует развернуться и где волшебники нам не помешают? – спросил он.
Сильверфиш зачерпнул горсть хлопнутых зерен.
– Оно у берега моря, – сказал он. – Приятное и солнечное местечко, давно уже всеми забытое. Там ничего нет, кроме продуваемого ветрами леса, храма и песчаных дюн.
– Храма? Боги могут серьезно взбелениться, если… – начал Жалоби.
– Слушайте, – сказал Сильверфиш, – да это место уже несколько веков как заброшено. Ничего там нет. Ни людей, ни богов, никого. Только солнечный свет и земля, которая нас дожидается. Это наш шанс, ребята. Нам не дозволяется творить магию, мы не можем творить золото, мы даже денег натворить не можем – так давайте творить движущиеся картинки. Давайте творить историю!
Алхимики расправили плечи и просветлели.
– Да, – сказал Колыбелли.
– О. Точно, – сказал Жалоби.
– За движущиеся картинки, – сказал Сендзивог, поднимая горсть хлопнутых зерен. – А как ты узнал об этом месте?
– О, я… – Сильверфиш осекся. Он выглядел озадаченным. – Не знаю, – сказал он наконец. – Не… не могу вспомнить. Должно быть, слышал о нем когда-то давно и забыл, а потом оно всплыло у меня в голове. Сами знаете, как оно бывает.
– Ага, – кивнул Колыбелли. – Как у меня с пленкой. Я будто вспоминал, как ее делать. Мозги какие только странные штуки не выкидывают.
– Точно.
– Точно.
– Просто для этой идеи настало время.
– Точно.
– Точно.
– Твоя правда.
За столом повисло несколько встревоженное молчание. Так бывает, когда несколько умов пытаются нащупать ментальными пальцами источник своего беспокойства.
Воздух как будто мерцал.
– А как это место называется? – спросил в конце концов Колыбелли.
– Не знаю, как оно называлось в прежние дни, – ответил Сильверфиш, откидываясь на спинку стула и подтягивая к себе хлопнутые зерна. – А сейчас его зовут Голывудом.
– Голывуд, – повторил Колыбелли. – Звучит… знакомо.
И снова воцарилось молчание, пока алхимики обдумывали это. Нарушил его Сендзивог.
– Ну ладно, – жизнерадостно сказал он. – Голывуд, мы идем к тебе.
– Ага, – поддакнул Сильверфиш и потряс головой, словно прогоняя неуютную мысль. – Странное дело. У меня такое ощущение… будто мы уже туда шли… все это время.
В нескольких тысячах миль под Сильверфишем полусонно рассекал звездную ночь Великий А’Туин, космическая черепаха.
Реальность – это кривая.
Но проблема не в этом. Проблема в том, что реальности на самом деле не так много, как должно быть. Согласно некоторым из наиболее мистических текстов, хранящихся на полках библиотеки Незримого Университета…
…ведущего учебного заведения Плоского мира в области волшебства и плотных обедов, в котором собрано столько книг, что они искажают Пространство и Время…
…по крайней мере девять десятых всей когда-либо созданной реальности находятся за пределами мультивселенной, а поскольку мультивселенная по определению включает в себя все, что только существует, она оказывается под изрядным давлением.
За границами вселенных лежат заготовки реальностей – то, что могло бы существовать, то, что, возможно, будет существовать, то, чего никогда не существовало, самые безумные идеи – и все это хаотически создается и рассоздается, как элементы в зреющих сверхновых.
А изредка, там, где стенки миров слегка истончились, оно может просочиться внутрь.
А реальность, соответственно, утечь наружу.
Результат этого похож на те глубоководные горячие гейзеры, возле которых диковинные морские создания находят для себя достаточно тепла и еды, чтобы создать недолговечный крошечный оазис бытия в среде, в которой никакого бытия быть не должно.
Идея Голывуда невинно и радостно просочилась в Плоский мир.
А реальность начала утекать наружу.
И ее заметили. Ибо снаружи обитают Твари, чье умение вынюхивать крохотные и хрупкие скопления реальности таково, что на его фоне способность акул чуять кровь в воде даже упоминания не стоит.
Они начали окружать утечку.
Над дюнами собиралась гроза, но достигнув невысокого холма, тучи словно расступались. Лишь несколько капель дождя упало на иссохшую землю, а ураган обернулся легчайшим ветерком.
Он засыпал песком следы давно потухшего костра.
Ниже по склону, там, где яма сделалась уже достаточно большой, чтобы в нее мог пролезть, скажем, барсук, сдвинулся с места и укатился прочь маленький камешек.
Месяц пролетел быстро. Задерживаться ему не хотелось.
Казначей почтительно постучался в дверь кабинета аркканцлера и открыл ее.
Арбалетная стрела пригвоздила его шляпу к доскам.
Аркканцлер опустил арбалет и сердито воззрился на казначея.
– Чертовски опрометчивый поступок, – заявил он. – Из-за тебя чуть несчастный случай не произошел.
Казначей не оказался бы там, где был сегодня – точнее, там, где была десять секунд назад спокойная и собранная сторона его личности, а не там, где он был сейчас, то есть на грани легкого инфаркта, – если бы не обладал поразительной способностью оправляться от нежданных потрясений.
Он вытащил стрелу и снял шляпу с нарисованной мелом на старинной древесине мишени.
– Ничего страшного, – сказал он. Без титанических усилий такого спокойствия в голосе добиться было невозможно. – Дырку почти не видно. А, гм, почему вы стреляли в дверь, мэтр?
– Подумай головой, дружище! Снаружи темно, а клятые стены из камня сложены. Ты что же, думаешь, что я в них стрелять стану?
– А‑а, – ответил казначей. – Вы знаете, а ведь этой двери пять сотен лет, – добавил он с тщательно отмеренной долей укоризны.
– Оно и видно, – бесцеремонно брякнул аркканцлер. – Здоровенная такая черная штукенция. Что нам здесь нужно, дружище, так это поменьше камней и деревяшек и побольше жизнерадостности. Ну, ты понимаешь – чуток охотничьих гравюр. Украшеньица какие-нибудь.
– Я займусь этим лично, – не моргнув глазом, со-врал казначей. И вспомнил о зажатой под мышкой стопке бумаг. – А тем временем, мэтр, может быть, вы…
– Отлично, – перебил его аркканцлер, нахлобучивая на голову остроконечную шляпу. – Молодец. А я пойду взгляну на больного дракона. Мелкий поганец уже несколько дней к дегтю не притрагивается.
– …подпишете пару документов… – поспешно затараторил казначей.
– Не до того мне, – отмахнулся аркканцлер. – Здесь и так от чертовых бумажек не продохнуть. Кстати… – Он посмотрел сквозь казначея, словно внезапно о чем-то вспомнил. – Я утром одну странную штуку увидел, – сказал он. – Во дворе мартышка гуляла. Наглая такая.
– Ах да, – жизнерадостно ответил казначей. – Это Библиотекарь.
– Он что, питомца завел?
– Нет, вы меня не поняли, аркканцлер, – весело объяснил казначей. – Это и был Библиотекарь.
Аркканцлер уставился на него.
Улыбка казначея застыла.
– Библиотекарь – мартышка?
У казначея ушло много времени на то, чтобы прояснить ситуацию, после чего аркканцлер сказал:
– То есть ты говоришь, что этот бедолага превратился в мартышку из-за магии?
– Из-за несчастного случая в библиотеке, да. Магический взрыв. Был человек – стал орангутан. И не называйте его мартышкой, мэтр. Он – обезьяна.
– А что, есть какая-то разница?
– По-видимому, есть. Он становится, э‑э, крайне агрессивным, если его назвать мартышкой.
– Надеюсь, он задницу людям не показывает?
Казначей закрыл глаза и содрогнулся:
– Нет, мэтр. Вы думаете о павианах.
– А‑а. – Аркканцлер задумался. – А они здесь не работают?
– Нет, мэтр. Только Библиотекарь, мэтр.
– Я этого не потерплю. Ни за что не потерплю. Нельзя, чтобы по Университету слонялись здоровенные волосатые твари, – твердо заявил аркканцлер. – Избавьтесь от него.