— Тогда скажи, Фэтс, чего же ты уехал с Венеры? Конски величественно посмотрел на нас.
— Осмотрим подвижной щит, джентльмены, — предложил он. Мы побродили вокруг еще какое-то время, и я уже собирался возвращаться назад. Смотреть особенно не на что, да и чем больше я присматривался к этому месту, тем меньше оно мне нравилось. Но в то время, когда Конски открывал дверь щита, ведущую наружу, что-то произошло.
Я очутился на полу на четвереньках, а вокруг наступила кромешная тьма. Наверное я закричал… не знаю. В ушах стоял звон. Я попытался встать, но остался на месте. Вокруг была такая темнота, какой я еще никогда не видел, — абсолютная чернота. Я подумал, что ослеп.
Луч фонарика прорезал тьму, вырвал меня из нее и двинулся дальше.
— Что это было? — крикнул я. — Что случилось? Сотрясение?
— Не вопи, — небрежно ответил мне Конски. — Это было не сотрясение, а какой-то взрыв. Мистер Ноулс, надеюсь, у вас все в порядке?
— Думаю, что да, — он жадно ловил ртом воздух. — Что случилось?
— Не знаю. Давайте осмотримся немного. — Конски поднялся, насвистывая, стал водить лучом фонарика по стенам тоннеля. Его фонарик работал от динамо-машины, поэтому все время мигал.
— Повреждений как будто нет, но слышу… о, боже! — его фонарик осветил участок подвижного стыка возле двери.
Свободно парящие шарики начали собираться к этому месту. Их было там уже три, и к ним плавно подплывали другие: Мы видели, как один из них лопнул, и превратился в липкую массу. Подкатился другой, немного полетал вокруг, а затем тоже лопнул. На этот раз дыре понадобилось больше времени, чтобы впитать в себя и поглотить клейкое вещество.
Конски передал мне фонарь.
— Ну-ка поработай, детка.
Резким движением он вытащил правую руку из костюма и приложил ее к дыре, возле которой в этот момент лопался третий шарик.
— Ну как, Фэтс? — спросил Ноулс.
— Трудно сказать. Дыра вроде бы с мой большой палец. Тянет чертовски.
— Откуда она взялась?
— Посвети мне. Возможно, какой-то удар снаружи.
— Утечка сдерживается?
— Думаю, что да. Пойдите посмотрите на приборы. Джек, дайте ему фонарь.
Ноулс стремительно побежал к воздушному шлюзу. — Давление постоянное.
— А сколько мы потеряли?
— Фунт или два, не больше. Какое давление было раньше?
— Нормальное, как на Земле.
— Тогда мы потеряли фунт и четыре десятых.
— Не страшно. Идите дальше, мистер Ноулс. Сразу же за шлюзом следующей секции лежат инструменты. Принесите мне заплату номер три, можно и большую.
— Сейчас.
Мы услышали, как открылась и хлопнула, закрывшись дверь. Мы остались в полной темноте. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что Конски велел мне взять себя в руки…
Но вот мы услышали стук открывающейся двери и, наконец-то, снова увидели долгожданный свет.
— Принесли? — спросил Конски.
— Нет, Фэтс, нет, — голос Ноулса дрожал. — В той стороне нет воздуха. Следующая дверь не открывается.
— Может, заело?
— Нет, я смотрел на манометр. В следующей секции давление отсутствует, — Конски присвистнул. — Похоже, что нам придется ждать, пока за нами придут. В таком случае посветите на меня, мистер Ноулс. Джек, помогите мне снять костюм.
— Что ты надумал делать?
— Если нет заплаты, чтобы заделать дыру, я сам должен ее изготовить, мистер Ноулс. Единственная вещь под рукой — костюм.
Я стал ему помогать, но у нас выходило довольно неуклюже, так как ему все время приходилось прикрывать дыру рукой.
— Можно закрыть дыру моей рубашкой, — предложил Ноулс.
— Скорее можно воду вилкой зачерпнуть. Нет, это должен быть только костюм — ничто иное давление не выдержит.
Когда он частично высвободился из костюма, я увидел участок его голой спины. Он убрал руку и быстро накинул костюм на дыру. Сам же уселся на него сверху.
— Ну, — сказал он довольно, — вот мы и заткнули. Теперь… Теперь остается только ждать.
Я хотел спросить его, почему нельзя просто сесть в костюме на дыру, не снимая его, а потом понял — чтобы увеличить поверхность, плотно прилегающую к замазке, оставленной лопнувшим шариком.
— Покажи мне свою руку, — потребовал Ноулс.
— Ничего страшного.
Но Ноулс все же осмотрел ее. А когда взглянул я, мне стало плохо. На его руке была кровоточащая рана, похожая на выжженное клеймо. Ноулс сделал повязку из своего платка, а моим прибинтовал ее к ране.
— Спасибо, джентльмены, — сказал Конски, а потом добавил. — Нам надо как-то убить время. Сыграем в пинокль?
— Твоими картами? — спросил Ноулс.
— Ну, мистер Ноулс! Ладно, неважно. Начальству не пристало играть в азартные игры. Кстати, о начальстве, вы понимаете, что я сейчас нахожусь на вредной работе?
— И тебе прибавка в один и четыре десятых фунта?
— Уверен, что союз не будет против, учитывая данные обстоятельства.
— А если бы я сидел на пробоине?
— Но плата полагается и помощникам…
— О’кей, скряга, будет тебе тройная оплата.
— Вот это уже ближе к делу, мистер Ноулс. Будем надеяться, что мы приятно проведем время в нашем томительном ожидании.
— Сколько же нам придется ждать, как ты думаешь, Фэтс?
— Ну, им не понадобится больше часа, даже если из Ричардсона придется идти пешком.
— Хмм, а почему ты думаешь, что нас будут искать?
— А? Разве в вашей конторе не знают, где вы?
— Боюсь, что нет. Я сказал, что не вернусь сегодня. — Конски задумался. — Я тоже не опустил свою временную карточку. Они будут думать, что я все еще работаю.
— Да, они узнают только завтра, когда не найдут в офисе твоей учетной карточки.
— Есть еще дежурный на воротах. Он будет знать, что три человека у него остались внутри.
— Если не забудет сообщить спасителям. И если его не завалило, подобно нам.
— Да, думаю, что так, — задумчиво сказал Конски. — Джек, лучше перестаньте подкаливать этот фонарь. Мы теряем много кислорода.
Так мы и сидели в темноте довольно долго, размышляя о том, что произошло. Конски был уверен, что произошел взрыв. Ноулсу вспомнилось, как однажды он видел взрыв грузовой ракеты на старте. Когда беседа стала угасать, Конски рассказал нам несколько анекдотов. Я попытался тоже что-то рассказать, но был настолько взволнован, настолько испуган, скажу прямо, что абсолютно забыл соль анекдотов, приходивших мне в голову. Хотелось кричать.
После долгого молчания Конски сказал:
— Джек, зажгите нам опять свет, я кое-что придумал.
— Что? — спросил Ноулс.
— Если бы у нам было чем заткнуть дыру, вы могли бы надеть мой костюм и пойти за помощью.
— Но для костюма же нет кислорода.
— Именно поэтому я и выбрал вас. Вы самый маленький из нас, и внутри костюма будет достаточно воздуха, чтобы пройти через следующую секцию.
— Ладно. О’кей. Но чем заткнуть течь?
— Тем, на чем я сижу.
— Чем?
— Этой большой, широкой, круглой штукой, на которой я сижу. Я сниму штаны. Если я прикрою бедром дыру, гарантирую, что утечки воздуха не будет.
— Ну, нет, Фэтс, это не дело. Посмотри, что стало с твоей рукой. Ты весь истечешь кровью и погибнешь раньше, чем я успею вернуться.
— Два против одного, что нет — даже против пятидесяти.
— Как же ты расплатишься со мной, если я выиграю?
— А вы сообразительный, однако, мистер Ноулс. Видите ли, я изнутри на два дюйма проложен жиром. У меня не будет сильного кровотечения, так, появится что-то вроде родимого пятна. — Ноулс покачал головой.
— В этом нет необходимости. Если мы будем сидеть спокойно, нам здесь хватит воздуха на несколько дней.
— Не в воздухе дело, мистер Ноулс. Вы заметили, что становится прохладно?
Я уже ощутил это, но пока не задумывался. Свалившееся на нас несчастье настолько разбило меня, что холод поначалу не показался мне чем-то опасным. Теперь же я осознал, чем он нам грозит. Когда была нарушена электропередача, мы потеряли нагреватели. Будет становиться все холоднее, холоднее и холоднее.
— О’кей, Фэтс, давай попробуем.
Я сидел на костюме, пока Конски не был готов. Он снял брюки, потом подцепил один из летающих шаров-искателей и, когда тот лопнул, нанес его липкое содержимое на свою правую ягодицу. Затем повернулся ко мне.
— О’кей, детка, слетай с гнездышка.
Мы быстро поменялись местами и, потеряв много воздуха, заткнули дыру.
— Удобно, как в кресле, господа.
Он ухмыльнулся. Ноулс облачился в костюм и ушел, взяв с собой фонарь. Мы снова остались в темноте.
Через некоторое время я услышал голос Конски.
— Есть игра, в которую можно играть в темноте, Джек. Вы играете в шахматы?
— Да.
— Хорошая игра. Я обычно играл в шахматы в декомпрессионной камере, когда работал под Гудзоном. Что скажете, если поставить для интереса двадцать на кон?
— А? Ладно. Давай. — Он мог предложить и тысячу. Мне было все равно.
— Хорошо. Е2–Е3.
— Ммм… Е7–Е5.
— Традиционный ход, не так ли? Мне вспомнилась девушка, которую я знавал в Хобокене… — То, что он рассказал о ней, не имело к шахматам никакого отношения, хотя он и пришел к выводу, что ее манера разговаривать также была традиционной.
— С4. Напомнишь мне, я расскажу и о ее сестре тоже. Сдается мне, она не всегда была рыжей, но ей хотелось, чтобы люди так думали. Так вот она… извини. Сейчас твой ход.
Я пытался думать, но голова кружилась.
— Д7–Д6.
Он довольно засмеялся.
— Д1–Д3. Как бы то ни было, они…
Он продолжал. То, о чем он рассказывал, было старо как мир, и сомневаюсь, происходило ли это вообще с ним, но его рассказ меня развеселил.
— Ох. — Я не мог вспомнить расположение фигур. Я решил готовиться к рокировке, которая всегда вполне безопасна в начале партии. — Конь Б8–С6.
— Бью королевой вашу королевскую пешку Ф7. Шах и мат. Вы должны мне двадцать, Джек.
— Неужели? Но этого не может быть!
— Повторить все ходы? Вслух?
И он повторил их вслух. Я зрительно представил себе всю партию и воскликнул: