Денис КащеевДвойной фантом
ПРОЛОГ
в котором беседуют сильные мира сего
— Государь готов принять вас, сударь, — сухо бросил Романову бессменный заведующий Собственной Его Императорского Величества канцелярией граф Алексей Разумовский — преклонного возраста сухопарый господин с нелепыми, торчащими в стороны жиденькими усиками и маленькими злыми глазками.
«Сударь»! Совсем недавно эта конторская крыса величала его не иначе как «Вашей Светлостью», да при том еще и ловко сгибаясь, словно складной аршин, в глубоком поклоне! А нынче духов бюрократ совсем страх потерял, каналья! «Ну да ничего, пусть. Даст Ключ, поквитаемся и за сие…» — мысленно поставил себе жирную «галочку» опальный Светлейший князь.
Не удостоив нахала-графа ответом, он шагнул к дверям тронного зала. Однако распахнулись те перед ним не сразу, заметно повременив — еще одно изысканное унижение, организованное мелочным Разумовским. Романов лишь брезгливо поморщился, да и эту его гримасу граф Алексей сумел бы заметить, разве что прибегнув к технике кривого зрения.
Когда несуразная пауза у входа затянулась вовсе уже до неприличия, искусно инкрустированные створки наконец дрогнули и принялись неспешно открываться.
— Светлейший князь Всеволод Романов, губернатор Забайкальского края — по делу государственной важности! — громогласно возвестил императорский генерал-адъютант по ту сторону дверей.
Машинально одернув форменный китель, Романов вступил в зал.
Его Величество Борис VIII восседал на золотом троне, вознесенном на семиступенчатый подиум и укрытом бархатным балдахином. Еще с противоположного конца зала опытный глаз бывшего Главы Кабинета министров безошибочно определил, что Государь соизволил присутствовать лично, а не отделаться от визитера фантомным изображением. Без сомнения, это являлось добрым знаком.
На Императоре был белый парадный мундир — тот самый, в котором Бориса VIII чаще всего изображали на официальных портретах — но без орденов и лент. Длинные волосы Его Величества, темно-русые с проседью, лейб-цирюльник незатейливо заплел в некое подобие косички — что называется, «по-китайски», хотя в самой Поднебесной такая мода давно ушла в прошлое. Ни короны, ни даже легкого венца Государь надеть не потрудился.
Все это в совокупности, пожалуй, подразумевало неформальный характер аудиенции. Что ж, тем лучше.
Чинно пройдя через зал, Романов, как и предписывалось придворным этикетом, остановился в трех шагах от подиума — аккурат между двух грозных с виду стражей в алых мундирах Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Так-то, в случае заварухи, Светлейшему князю оба они были бы не соперники, но наверняка здесь дежурили и другие охранники — на галерее наверху, позади трона, за мраморными колоннами возле стен, а возможно, и просто рассредоточенные по залу — под мощной маскировкой. Высматривать их Романов, разумеется, не стал, как и выискивать защитные артефакты, безусловно, имевшиеся тут в немалом числе: во дворец он сегодня явился не для открытого боя — в любом случае безнадежного.
Хотя, конечно, небезынтересно — чисто теоретически — как бы все обернулось, доведись ему и впрямь сойтись с Борисом в поединке один на один, без вмешательства охраны. Государь — секретом это не являлось — отнюдь не был самым могущественным магом Империи. Выдающимся — наверное, но точно не величайшим. Как, собственно, и многие его предшественники на этом троне. Некоторых из их подданных, кстати, данное обстоятельство в немалой степени смущало. Идея, что власть в стране должна принадлежать лучшему из лучших, в русском обществе всегда была популярна: когда-то именно на этом основании взошел на престол Борис I Годунов, а за столетия до него — легендарный Рюрик Чародей.
Двести лет назад под лозунгом установления в России выборности верховного правителя даже случился мятеж гвардии — в итоге, впрочем, подавленный, пусть и не без труда. К слову, в среде участников оного восстания немаловажную роль играл прямой предок нынешнего Главы Кабинета министров графа Бестужева-Рюмина. Род его тогда надолго утратил былое влияние — но вот, глядишь ты, нынче снова вознесся на самый верх.
Так что не стоило отчаиваться, вернет свое и он, Романов. И если сегодня ему удастся осуществить задуманное, первый шаг к вершине будет сделан.
Светлейший князь склонился перед троном в почтительном поклоне — но почти тут же вновь с достоинством выпрямил спину и выжидающе воззрился на Государя.
В свою очередь Его Величество с четверть минуты со скучающим видом и в полной тишине поглядывал с верхотуры на опального сановника, затем таки соблаговолил нарушить молчание.
— Рад вас видеть, любезный племянник, — искренне-равнодушным тоном бросил Государь.
Родство между шестидесятилетним Борисом и Романовым было, конечно же, далеко не столь близким, в возможной очереди к престолу Светлейший князь не входил и в первую дюжину потенциальных претендентов, но все же некие кровные узы здесь и впрямь имели место.
— С чем пожаловали? — задал между тем вопрос Император.
— С недоброй вестью, Ваше Величество, — повторно поклонившись, промолвил Светлейший князь. — Весьма недоброй.
— Вот как? — без особого интереса переспросил Борис. — И что же сие за весть?
— Мой Государь, могу я смиренно просить о конфиденциальном разговоре? — поинтересовался на это Романов.
Император небрежно повел рукой — по-прежнему с безучастным выражением на лице — и Светлейший князь почти физически почувствовал, как от застывших на посту невозмутимых стражей его отделил незримый, но непроницаемый для всякого звука магический полог.
— Вас слышу только я. Говорите.
— В Империи измена! — вздернув подбородок, незамедлительно заявил Романов.
— В самом деле? — усмехнулся Борис, впервые за время аудиенции продемонстрировав, пусть и мимолетно, живость эмоций. — Так вы, выходит, пришли с повинной?
— Отчасти, Ваше Величество, — не стал отрицать опальный сановник. — Я тоже виновен — но лишь в том, что слишком долго оставался слеп. Однако сию вину мою еще не поздно сполна искупить — потому я нынче и здесь, пред вами.
— И кого же тогда вы намерены обличить? — без особого любопытства осведомился Император.
— Многих, мой Государь, — тяжело вздохнул Романов. — Увы, многих. Но в первую очередь не обличить, а предупредить… Предотвратить ужасное!
— Извольте уже перейти к сути, сударь! — скривился Борис.
— Как будет угодно Вашему Величеству… Злоумышленники готовят покушения на Его Высочество Цесаревича Иоанна. Их цель — сделать наследником престола Младшего Царевича Дмитрия, — выпалил Светлейший князь почти скороговоркой.
— Покушение на Иоанна? — нахмурился Император. — Что за чушь?! — мотнул он головой. — Цесаревича надежно охраняют!
— Сие подлое нападение планируется во время визита Его Высочества к своей невесте в Венецию… — продолжил Романов.
— И что с того?! — уже откровенно-сердито перебил его Борис. — В гостях у дожа Иоанн будет ничуть не в меньшей безопасности, нежели здесь, в Петрополисе! Если даже не в большей!.. Признаюсь, ждал от вас какого-то затейливого измышления, но чтобы столь нелепого и вздорного…
— Мой Государь, позвольте мне изложить все по порядку, — тихо, но твердо проговорил Светлейший князь. — И уже тогда станете судить…
— За судом, сударь, дело не станет! — грозно буркнул Император. — Ну да дух с вами, говорите! — тем не менее разрешил он.
— Обстоятельства таковы, — сосредоточено начал Романов. — Три дня назад у меня в Чите бесследно пропал опытный полицейский офицер, некий майор Гаврилов. Признаться, хватились его не сразу — обычно он на месте не сидел, нередко подолгу обретался в тайге, выслеживая китайских разбойников — так называемых хунхузов. Но когда наконец хватились — тут же учинили розыск и выяснили, что накануне своего исчезновения Гаврилов как раз допрашивал в участке какого-то задержанного китайца — всю ночь напролет. А вот утром на месте не обнаружилось ни самого майора, ни арестанта, ни материалов дела — а всем у нас известно, что Гаврилов был страшным педантом и любил составлять подробнейшие, многостраничные протоколы. Полиция Читы оказалась сим оборотом дела немало удивлена. Но сие Сибирь, там у нас и не такое случается… Однако нынче утром ко мне на прием пришла девица из мастеровых, некая Варвара Васильева. И принесла подаренный ей какое-то время назад Гавриловым шелковый платок. А на платке том — письмо, вдруг проступившее кроваво-красными буквами. Дословно, я заучил: «Милая Варя, если ты сие читаешь, значит, меня уже нет в живых. Меня плотно обложили, сие единственный способ поведать, что происходит. Не чая того, я раскрыл заговор против нашего Государя. В оном замешаны такие большие люди, что просто представить страшно — Глава Кабинета министров, заведующий Императорской канцелярией и многие, многие другие, по именам мне покамест неизвестные. Конвой, III Отделение — все повязаны. Китайцы тоже с ними. Злодеи намерены убить лютой смертию Цесаревича Иоанна, чтобы сделать наследником молодого Дмитрия. Точно установлено, что покушение будет ими осуществлено в граде Венеции, во время скорой поездки туда Иоанна. Как и кем осуществлено — не ведаю, но все, все у них готово! Знаю сие верно. Необходимо предупредить Государя. Немедленно отнеси сей плат господину губернатору, Светлейшему князю Романову — он сообразит, как поступить. Не вздумай обращаться ни к нам, в полицию, ни к жандармам — там могут быть заговорщики. И вот еще что…» Здесь сообщение обрывается, — поднял рассказчик глаза на Бориса. — Но и сего, по-моему, более чем достаточно…
— И где же ныне сей красноречивый плат? — скептически поинтересовался Император.
— Увы, рассыпался в прах, едва я дал взглянуть на него своему секретарю, — развел руками Романов. — Очевидно, сообщение на сем артефакте предназначалось только для меня и девицы Васильевой.