— Да уж… — пробормотал я, опасливо прислушиваясь к собственным ощущениям.
Пожалуй, нет: былого отвращения к хабаровчанке, некогда вызванного откатом после снятого приворота, я более не испытывал. Уже хорошо. И все же, очевидно, нежданная встреча была мне неприятна, пусть и шло это уже не от сердца, а скорее от рассудка.
Тем временем, удивленная, должно быть, не менее моего, Цой сжалась, втянув голову в плечи. Пальцы ее, похоже, машинально, скрестились, словно девица собиралась призвать щит, но ни малейшего выброса магии я не почувствовал — очевидно, технику она так и не применила, сдержалась. Диана перевела взгляд с меня на Машку, затем скользнула глазами по прочим моим спутникам, после снова посмотрела на меня, неуверенно кивнула — не то в порядке некоего формального приветствия, не то в подтверждение: да, дескать, не извольте сомневаться: это я собственной персоной. Потом, расслабив кисть и распрямившись, едва заметно развела руками: ничего не поделаешь, мол, сложилось как сложилось — и поспешила вновь повернуться к своему собеседнику-новосибирцу.
— Ждите здесь! — велел нам между тем Чубаров, коротко кивнув на террасу, сам же штабс-ротмистр быстрым шагом направился к дому с балконом.
— Судя по выражению твоего лица, это та самая Цой? — подошла ко мне сзади с вопросом Воронцова.
Так-то видеть хабаровчанку Милане доводилось — в Федоровке, перед полевым выходом — но присмотреться тогда к целительнице молодая графиня, ясное дело, не удосужилась, а после их пути уже не пересекались, и знала о Диане Воронцова лишь по нашим рассказам.
— Та самая, — буркнул я.
— Ну и вкус у тебя, чухонец! — показушно фыркнула она.
Мне оставалось лишь сердито поморщиться.
— Але, это был приворот! — зачем-то вступилась за меня Машка — и так было понятно, что Воронцова ерничает.
— Помню, помню, — усмехнувшись, кивнула Милана. — Нарочно они, что ли, нам тут точки напряжения создают? — добавила она затем — уже скорее с беспокойством, выразительно покосившись при этом сперва на Змаевич, а затем на Ясухару.
Того покушения на Златку Тоётоми Инне так и не простил — несмотря на деятельное раскаяние Мастера големов и снисходительное отношение к ней пострадавшей царевы. Что до самой Змаевич, то, как утверждали, в душе она по-прежнему была к нашему японцу более чем неравнодушна, пусть и старалась теперь, как могла, не показывать виду. Разведи начальство их с Ясухару по разным углам, к примеру, оставив кого-то одного в Федоровке — и проблема, возможно, как-нибудь да рассосалась бы. Но в новую школу отправили обоих, вольно или невольно перенеся сюда и старые заморочки.
— В моем случае — никакого напряжения, — решительно тряхнул я головой. — На Цой мне плевать.
— Вижу, как тебе плевать — позеленел аж весь! — заметила молодая графиня.
— Не преувеличивай уж! — бросила ей Муравьева.
— Я в полном порядке, — заявил я, сам в это сейчас почти веря. — Не думаю, чтобы…
Внезапно осекшись, я, должно быть, и впрямь немало изменился в лице — под ироничное покачивание головой Миланы — но причиной случившегося на этот раз была отнюдь не пресловутая хабаровчанка: парень в штатском костюме, до сих пор стоявший к остальным спиной, внезапно подался от балюстрады немного назад — вынудила его так поступить наглая чайка, стремительно спикировавшая на перила и теперь с разинутым клювом бочком к нему подступавшая — привыкла, может быть, что ее здесь подкармливают? Паренек же, как я уже сказал, резко отпрянул, повернувшись при этом к нам в профиль — и меня вдруг словно громом поразило.
— Кир?!. — ошеломленно прошептал я.
Духи Америки! Это был Кирилл Мазаев, один из тех, с кем вместе я летом угодил в загребущие лапы купца Адамова, Пустота ему стекловатой — с чего все, собственно, и началось! Нас ведь тогда пятерых похитили: меня, Светку, Дашку Карпенко, покойного ныне Санька Сорокина — и вот, Кира!..
— Кир! — файерболом сорвавшись с места, я стремглав бросился через террасу к Мазаеву, в несколько прыжков покрыв разделявшее нас расстояние — и вдруг словно на глухую стену напоролся на недоуменный взгляд паренька в костюме:
— Простите, сударь, сие вы мне?
— Кир, ты что, меня не узнаешь?! — широко распахнул глаза я, тем не менее приостанавливаясь. — Это же я, Володя Зотов!
Скептически посмотрев на меня, давешняя чайка недовольно вспорхнула с балюстрады и улетела в сторону моря.
— Станислав Заикин, к вашим услугам, сударь, — вроде как представился тем временем парень. — Простите, мы встречались раньше?
— Что? — опешил я. — Какой еще, к духам, Заикин?
Никаких сомнений: голос тоже был его, Кира. Но что за чушь Мазаев несет?!
— Так мы встречались раньше? — с нескрываемым интересом повторил между тем свой дурацкий вопрос парень.
— Вообще-то, мы добрых одиннадцать лет за одной партой просидели… — пробормотал я.
— В самом деле?
Твоего астрала! Неужели обознался?!
Я еще раз окинул быстрым взглядом собеседника. Нет, это точно был Кир. Даже не брат близнец (которого, собственно, у Мазаева никогда не водилось): маленький, но заметный шрамчик под левым глазом — это же я ему в третьем классе неудачно ткнул в лицо ржавой железякой! В фэнтези мы, понимаешь ли, играли — он был магом, а я — рыцарем. Крови, помнится, пролилось — словно голову приятелю ненароком отрубил! Как я тогда перепугался, кто бы знал!
«Я соотнес образ в вашей памяти с внешностью сего юноши, — услужливо подал голос Фу. — Никаких сомнений быть не может: сие Кирилл Мазаев, ваш земляк из мира-донора!»
«А я что говорю?!» — лишь каким-то чудом я не произнес этого вслух.
«Однако при сем, в своем недоумении юноша с вами нынче вполне искренен», — добавил мой фамильяр.
— Не может быть! — покачал между тем головой Кир. — Не бывает таких совпадений! — замешательство на его лице сменилось разве что не детским восторгом, почти сразу, впрочем, вытесненным кисловатым скепсисом.
— Узнал, наконец?! — успел спросить его я, тут же, впрочем, поняв, что едва ли.
— Простите, сударь, но нет, — размеренно покачал головой Мазаев. — Я вас не помню. Но все дело в том, что я вообще не помню себя ранее нынешнего руяна, — так здесь называли первый месяц осени, по-нашему — сентябрь. — И коли вы и впрямь знали меня до той поры, буду вам крайне признателен, ежели поделитесь со мной сими сведениями!
— Охотно! — почти на автомате выпалил я. Что ж, похоже, отчасти ситуация прояснилась. — Вас звали Кирилл Мазаев, вы…
— Курсантам школы — построиться в шеренгу! — как всегда некстати прервал меня окрик вернувшегося на террасу Чубарова. — Порядок справа налево: молодой князь Гагарин! Молодой граф Бестужев-Рюмин! Молодая графиня Воронцова! Молодой князь Огинский-Зотов! Госпожа Перовская! Госпожа Иванова! Господин Ясухару…
«Заикина»-Мазаева штабс-ротмистр назвал самым последним, двенадцатым.
— Простите молодой князь, — со всем возможным почтением к только что услышанному титулу проговорил Кир. — Боюсь, что нам надлежит занять наши места в строю! Но позже, если вы не против, мы непременно должны продолжить сей разговор!
— Да уж, — кивнул я. — Обязательно!
— Огинский-Зотов, Заикин, вам что, особое приглашение требуется?! — рявкнул на нас Чуб.
Зло зыркнув на штабс-ротмистра и еще раз дружески кивнув напоследок начавшему отступать от меня спиной вперед Киру, я поспешил в начало уже почти сформировавшейся пестромундирной курсантской шеренги — к узкому просвету между с интересом наблюдавшей за мной Воронцовой и белобрысой девицей-борисовкой. Как ее? Перовская?
Высоко над нашими головами с криком нарезала круги голосистая чайка — не знаю уж, та самая или уже другая.
Глава 2
в которой я выслушиваю поздравления,
а возможно — и предсказания
Стоило нам внизу замереть в шеренге, как на балконе возникло движение: собравшиеся там офицеры предупредительно расступились, пропуская совсем молодого, на вид — едва за двадцать, высокого человека в шикарном белом мундире с золотыми эполетами. Выйдя к ограждению, тот облокотился на перила и с широкой улыбкой на лице благосклонно оглядел наш немногочисленный строй.
— Сам Царевич Дмитрий! — почти не разжимая губ, в искреннем восторге выдохнула стоявшая рядом со мной борисовка. Как ее там? Петровская, не Петровская… О, Перовская!
«Его ВысочествоМладший Царевич Дмитрий — второй сын Его Величества Бориса VIII, — не замедлил в свою очередь пояснить мне Фу. — Высочайший шеф сей Специальной Школы».
Если без портрета правящего Государя не обходилось ни одно казенное учреждение Империи, не исключая, разумеется, и Федоровки, а Его Высочество Цесаревича Иоанна мне однажды даже довелось лицезреть «вживую», то о Дмитрии я чуть ли не впервые услышал, узнав полное официальное название своей новой школы. Не удивительно, что теперь, увидев на балконе, я, в отличие от той же девицы Перовской, царского сына не признал.
«До самого недавнего времени Дмитрий Борисович не был публичной фигурой, — заметил в развитие моих мысленных рассуждений Фу. — Но среди аристократической молодежи Петрополиса он хорошо известен своим пристрастием к экстремальным развлечениям — вроде парных гонок на коврах-самолетах и метлах. В столице сия забава весьма популярна, и Его Высочество пользуется у ее любителей заслуженным авторитетом!»
— Ура Младшему Царевичу! — рявкнул между тем справа от нашего строя Чубаров, так и не вернувшийся на балкон к прочим офицерам.
— Ура! Ур-ра! Ур-р-ра! — молодцевато гаркнули мы в двенадцать юных глоток.
Бедную чайку, до этого момента все кружившую над нами в небесной выси, словно магией снесло куда-то за темно-зеленые кроны сосен.
«Согласно традиции, по достижении полного совершенства лет каждый законный сын Императора становится шефом одного из гвардейских полков, — продолжил тем временем свою лекцию мой эрудированный фамильяр. —