— В самом деле? — само собой выскочило у меня.
— Желаете убедиться? — слегка склонила голову к плечу Цой.
Да она что, издевается?!
— Нет уж, увольте, — натужно усмехнулся я.
— Ваше право: простить меня или затаить обиду, молодой князь, — с расстановкой заявила хабаровчанка. — Но тут мы переходим к третьему пункту, который мне хотелось бы обсудить. Для меня эта спецшкола — шанс, который выпадает раз в жизни. Лучшей возможности пробиться наверх у меня точно не будет. Но жить под неотступной угрозой краха я категорически не намерена. Поэтому если кто-то из вас намерен на меня донести — вы, Мария или та мужеподобная девица Тереза, взглянув на которую, я впервые в жизни почувствовала себя не такой уж и уродиной…
Сердце мое словно сжали грубые стальные тиски.
— Тереза погибла, — ледяным тоном обронил я. — Недавно, в Китае…
— Что? — кажется, впервые за время нашего разговора Цой по-настоящему смутилась. — Простите, я не знала. Правда не знала… И тем не менее, остаетесь вы и Мария, — снова собравшись, в прежнем ключе продолжила хабаровчанка. — Желаете разоблачить подлую обманщицу — так сделайте, не затягивая! Или же покажите себя выше этого — сохраните мою тайну навсегда! Я готова к любому из двух названных вариантов — но не подвиснуть враскоряку, каждый миг ожидая удара в спину!
— В том ли вы положении, чтобы диктовать условия, сударыня? — совсем не добро прищурился я в ответ.
— Диктовать — нет, — легко признала она. — Могу лишь просить… об услуге, назовем это так. Сами посудите: что вы выиграете, отказав мне? Нравится это вам или нет, но я неплохо вас узнала: вы не тот человек, кто получает наслаждение, мучая других. Полагаю, и Мария не такова — хотя тут уверена, конечно, быть не могу… Но сейчас речь не о госпоже Муравьевой, а о вас. Донесите на меня незамедлительно — и, вероятно, я навсегда исчезну из вашей жизни. Обещайте молчать о моем… проступке — и моя благодарность вас не разочарует…
— Вот что, сударыня, засуньте-ка свою благодарность знаете куда… — я вдруг почувствовал, как где-то внутри меня поднимается уже почти забытая волна непреодолимого отвращения к собеседнице — как когда-то, на пике отката. К слову, что-то больно уж резко и неудержимо поднимается… А не попыталась ли Цой ненароком применить свои гнусные чары — а у меня, типа, включился иммунитет?
«Никого магического воздействия на вас не оказывается, сударь — я за сим внимательно слежу! — поспешил успокоить меня Фу. — Все сие — отзвуки былого, не иначе!»
Ну, допустим…
— Никому ни о чем докладывать я не собираюсь, — уже едва сдерживаясь, процедил я сквозь крепко сжатые зубы. — Не о чем говорить: вас для меня не существует! Живите, как знаете, только постарайтесь поменьше попадаться мне на глаза! А что касается Марии — с ней договаривайтесь сами! Может, ей ваша благодарность на что и сгодится. А сейчас позвольте пройти! — с этими словами я танком двинулся вперед — и на этот раз с пути моего Цой по-быстрому отступила.
Ну а что ей было не отступить — желаемое она получила, ведь так?
Несмотря на непредвиденную задержку в коридоре, в зал чертога номер три я явился отнюдь не последним — и это даже если не считать оставшейся у меня за спиной хабаровчанки. Отсутствовали Тоётоми со Златкой, не было юнкера-новосибирца, а главное, не подошел еще «Заикин» — в первую очередь я принялся искать глазами именно его, но увы, не преуспел. Во вторую — Машку: стоило, пожалуй, предупредить длинноножку, что с ней захочет поговорить духова Цой.
Муравьева (вот уж кому голубой мундир был к лицу! Впрочем, а что ей не к лицу?!) стояла с бокалом в руке возле стола с легкими закусками и увлеченно кокетничала с одним из борисовцев — молодым князем Гагариным, которого я немного помнил еще по осенним ночным гонкам. Тот, похоже, был собеседницей совершенно очарован, просто глаз горящих с нее не сводил. Оставалось надеяться, что Машка не имеет видов на его ману, а просто приятно проводит время.
Так или иначе, отвлекать сейчас ее явно не стоило.
«Если желаете, сударь, я могу передать ваш разговор с Дианой Химчхановной Марии Михайловне через Оши…» — вмешался с предложением Фу.
«Химч… что?» — едва не споткнулся на ровном месте я.
«Химчхановна — сие отчество госпожи Цой. Ее отца звали — вернее, зовут — Химчханом. Достаточно популярное корейское имя. Так вот, я могу передать ваш разговор Оши, а она уже выберет удобный момент уведомить Марию Михайловну».
«Да, будьте так любезны», — согласился я — и повернулся к другому столу, с напитками и чистыми пустыми бокалами.
Дотянуться магией до бутылки с вином я вполне мог и с того места, где стоял, но правила этикета, заученные мной на уроках майора Кутепова, требовали поступить иначе. Степенно проследовав к столу, я выбрал себе бокал и взял его пальцами за ножку. А вот бутыль уже можно было поднять и левитацией. Как объяснял нам в Федоровке Дмитрий Валерьевич, изначальный смысл именно такого поведения был в том, что не остается свободной руки для призыва щита. Вроде как, тем самым ты демонстрируешь собравшимся свое доверие… Ну, или владение внутренними защитными техниками — что тоже, согласитесь, неплохо.
Наполнив бокал и вернув бутыль на стол, я еще раз, уже неспешно, оглядел зал. «Заикин» так пока и не появился. Скользнув взглядом по фигурке Инны Змаевич, в одиночестве устроившейся в глубоком кресле и задумчиво потягивавшей вино, я нашел глазами Воронцову, беседовавшую с блондинкой Перовской и третьим выходцем из Борисовской академии — и, самую малость поколебавшись, направился к ним. Сказано же было знакомиться с новыми сокурсниками — вот и станем знакомиться…
— О, а вот и ты! — уловив движение за своей спиной и оглянувшись, радостно встретила меня Милана. — Позвольте представить вам моего хорошего друга, — снова повернулась она к собеседникам. — Молодой князь Владимир Сергеевич Огинский-Зотов. Один из тех, кто вместе со мной обставил Петрополис на ночных гонках. Человек, которому я немало обязана… И которого пару раз всерьез пыталась убить, — с усмешкой добавила Воронцова.
— Полагаю, тот факт, что это вам не удалось, говорит сам за себя, — сдержанно улыбнулся ей борисовец.
— Молодой граф Евгений Викторович Бестужев-Рюмин, — отрекомендовала мне его Милана. — Наталья Алексеевна Перовская, — назвала она блондинку — почему-то, как мне показалось, особо выделив голосом ее отчество — словно титул произнесла. Хотя, казалось бы, Алексеевна и Алексеевна, что тут такого? Не Химчхановна же!
Я обменялся рукопожатиями с новыми знакомыми.
— А что касается тех гонок, — бойко заметила затем Наталья Милане, — вам тогда здорово повезло, что Женя не попал в команду, — кивнула она на Бестужева-Рюмина. — С ним был бы совсем иной расклад!
— Первый учебный день я встретил в лазарете, — развел руками парень. — Там забавная вышла история… Ну да не суть. Главное, что об участии в гонках и речи идти не могло. Как бы там все обернулось, будь я в строю — другой вопрос.
— Наверняка мы бы тогда выиграли! — убежденно заявила Перовская.
Мы с Воронцовой вежливо улыбнулись.
— Кстати, о выигрышах, — повернулся ко мне Евгений. — Мы тут как раз обсуждали недавнюю дуэль молодой графини, — коротко поклонился он Воронцовой, — с покойным графом Ростопчиным. Вы же, конечно, присутствовали при том поединке?
— Совершенно верно, — подтвердил я.
— Тогда не будете ли столь любезны поделиться живыми впечатлениями от боя? А то Милана Дмитриевна что-то скромничает…
Я покосился на Воронцову, но та со скучающим видом смотрела в сторону.
«Что говорить-то?» — не сумев встретиться с ней взглядом, спросил я у молодой графини через Фу.
Милана вздрогнула — общаться через фамильяра нам с ней доводилось не часто, и, похоже, моего безмолвного вопроса девушка совсем не ждала — но тут же взяла себя в руки.
«Да говори, что хочешь, — мысленно буркнула она в ответ. — Ну, кроме истории с Марией Михайловной, ясное дело… Достали они меня уже с этим поединком!» — недовольно добавила она затем.
«Насчет Машкиной роли — ежу понятно».
— Даже и не знаю, что вам сказать… — широко развел руками я, едва не расплескав при этом вино — пришлось торопливо ловить рубиновые брызги магией и загонять их обратно в бокал. — Двое вышли на ристалище — один там так и остался. А разве бывает как-то иначе?
— Это правда, что перед поединком граф запретил Милане Дмитриевне использовать фамильный перстень? — опередив явно собиравшегося что-то сказать товарища, задала вопрос Перовская.
— Было дело, — кивнул я.
— Какая низость! — заявила Наталья.
— Не могу с вами тут не согласиться, сударыня, — подхватил я. — Однако, как мы знаем, Ростопчину это не помогло.
— Да-а уж, — протянул Бестужев-Рюмин. — Но, тем не менее, странно. Большинство сходится на мнении, будто бы граф проиграл только из-за того, что недооценил свою соперницу. Вышел на поединок полуопустошенным и в решающий момент остался без маны. Однако история с перстнем, при всей ее неприглядности, говорит о более чем серьезном отношении графа к предстоявшей ему схватке, не так ли? Что вы по этому поводу думаете, молодой князь?
— Так может он потому и придрался к перстню, что знал о своей неготовности? — вынужденный импровизировать, выдвинул версию я.
— А что ему в таком случае мешало отсрочить дуэль, дабы восстановить ману? — заметил Евгений. — Кодекс это допускает. Никто бы ему и слова в упрек не сказал.
— Тогда, возможно, Ростопчин куда-то спешил и не хотел затягивать дело? — с деланым равнодушием пожал я плечами. — Или все еще проще: запасы его были полны — просто Милана оказалась сильнее!
— Вот да! — неожиданно горячо поддержала меня Перовская. — Вообще не понимаю этих разговоров: почему да отчего. Есть победитель — значит, он выступил лучше. Точка. Молодая графиня, позвольте еще раз высказать вам мое восхищение! — посмотрела она на Воронцову.