— Бумаг никаких нету. Я осмотрел все. Что были — сгорели. — Медянников продемонстрировал несколько обгоревших клочков.
Все равно заберите. Это тоже важно. И поезжайте быстрее в лечебницу. Любая информация, особенно о руководителях. Если надо, позовите священника, пускай исповедует.
— А тайна исповеди? — спросил наивный Франк.
Медянников горестно вздохнул и перекрестился двуперстно в сторону, от греха подальше.
— А новые жертвы? — вопросом на вопрос ответил Путиловский. — Не захочет священник говорить, так намекнет, чтобы невинные не погибли!
На том и порешили. Медянников растворился в сереющем утреннем тумане. Путиловский задрал голову вверх. Четырехугольник неба во дворе-колодце уже синел утренней зарей. Пора ехать, чтобы хоть немного поспать. Отдав приказания, он вышел на проспект.
Рослый городовой, расставив руки, не пускал во двор девушку, одетую не по времени суток празднично.
— Отойдите, не велено! Ваше благородие, мадама какая-то!
Девушка, поняв, что перед ней, по всей видимости, главный, молитвенно сложила руки на груди:
— Господи, скажите мне, что там случилось?
Путиловский сразу понял — вот она, наколка! — и повел себя в высшей степени деликатно: не стал официальничать, а отвел девушку в сторону, подальше от любопытных ушей.
— Вы ищете кого-то? — спросил он с легким оттенком соболезнования, и девушка это сразу почувствовала.
— Что тут произошло? Я хочу знать! Я требую! Там был мой знакомый! — В ее голосе зазвенели слезы.
— Произошел взрыв, потом пожар. Один человек погиб. Его фамилия Киселев. Второй, неизвестный, тяжело ранен.
— Где он?!
— Отвезен в госпиталь. Сейчас вас туда не пустят. Кем вы ему приходитесь?
Вместо ответа девушка обмякла и осела на мостовую.
— Саша, помоги!
Вдвоем с Франком они подняли девушку и посадили на кожаное сиденье пролетки. Расторопный городовой сбегал за водой, но Франк придумал получше — смочил платок коньяком из тайной фляжки Путиловского и протер девушке виски. Потом глотнул коньяк сам, одобрил — тут и девушка очнулась.
Она попила воды, но на расспросы не отвечала, погруженная в транс. Пустыми глазами она смотрела поверх крыш и не двигалась, полностью поглощенная какими-то своими, неведомыми мыслями.
Встала проблема — что с ней делать? Отпустить? Идти не может, да и не найдешь потом. Отвезти в участок? Там ее так напугают, что замкнется и замолчит насовсем. Еще была конспиративная квартира для встреч с агентами, но в ней пусто, нет женской прислуги, а девушка явно плоха.
Для начала Путиловский отобрал у Франка фляжку (тот проводил подружку печальными глазами, но противиться не стал). Решение пришло неожиданно, хотя изрядная доля личного в нем имелась: девушка была хороша своей неброской, но все-таки проступающей красотой, которую не могли скрыть дешевые украшения и отсутствие всякой косметики. Она была как полевой цветок — чтобы понять его прелесть, надобно вглядеться чуть пристальнее, и потом взгляд уже сам ищет такие цветки посреди безбрежной зелени луга.
— Так, — подвел итог раздумьям Путиловский и обратил взор к Франку. — Сейчас завезем тебя домой. Я объясню Кларе, что ты выполнял государственное задание особой важности.
— А эту куда? — Судьба девушки и ее красота тоже взволновали Франка, не чуждого философской сентиментальности. — Неужели в тюрьму?
— Господи, за что? — удивился Путиловский.— Отвезу домой. Не бросать же в таком состоянии на улице. Лиговские обчистят.
Довод был силен и логичен, хотя красть у девицы было явно нечего. Франк вздохнул, завидуя холостому положению Путиловского: вздумай он сам привезти девицу домой даже из самых гуманных побуждений, наказание последовало бы незамедлительное и страшное.
Чинно и благородно тронулись в путь, соблюдая похоронное молчание. Франк молчал из страха перед будущим, девушка — перед настоящим, а Путиловский — просто так, от усталости.
Перед самым франковским домом Путиловский чуть помазал лицо блудного мужа копченой тряпицей, предусмотрительно прихваченной на пожаре. Франк мгновенно преобразился в погорельца, и эта старая как мир уловка сработала безотказно.
Пуговку звонка Путиловский жал долго и уверенно. Сердце у стоявшего за ним фальшивого страдальца ушло в пятки настолько глубоко, что он даже не смог сбежать, хотя таковое намерение росло с каждой секундой приближения к родной двери.
Дверь распахнулась на удивление быстро, как будто этого звонка ждали давно. За дверью открылась любопытная чужому взору картина: впереди стояла прислуга с ухватом наготове, за ней маленькая, но очень агрессивная Клара, за Кларой — Франковы детки в полном составе, призванные устыдить развратного отца своими невинными заспанными физиономиями.
Лицо Путиловского выражало государственное значение всего происходящего и не дрогнуло даже при виде детей.
— Клара! — начал он сразу. — Саша, слава Богу, жив!
И с этими словами, как кролика из цилиндра, достал из-за спины Франка, чья физия носила явные следы бедствия.
Эффект был точно такой же, как и у фокусника. Дети завизжали от восторга, прислуга оторопела, а Клара, у которой выбили почву из-под ног, молчала, не зная, что и сказать. Зато не растерялся Франк:
— Мы были на взрыве динамитной лаборатории. Все разрушено... еле уцелели! — и он припал к плечу опешившей супруги.
— Клара, я приношу вам извинения от лица Департамента полиции. — Путиловский был непривычно сух и официален. — Подробности вы узнаете от Саши и из газет. Честь имею!
Он прикрыл дверь. Судя по звукам, донесшимся из-за нее, самое страшное миновало и невинные детки радостно требовали рассказа о взрыве и счастливом спасении папаши. Фантазии Франка хватит на несколько таких повестей (хотя что-то надо предусмотрительно оставить и на будущее).
Пролетка ждала Путиловского. Девушка сидела в пролетке, не предпринимая никаких шагов к исчезновению. Апатия полностью овладела ею. До дома доехали в том же молчании. При выходе из пролетки Путиловский предложил даме руку, она безропотно подала и вышла. Ни слова не говоря, она шла и ничего не спрашивала. На втором этаже дверь уже была открыта — Лейда Карловна в сопровождении бодрствующего Макса ждала хозяина.
При виде девушки глаза у обоих немного расширились от изумления — и не более. Хозяин ушел с Франком, пришел с дамой — что же в этом удивительного?
Зато удивилась девица. Она оглядела прихожую и растерянно спросила:
— Куда вы меня привезли?
— Это моя квартира, — пояснил Путиловский. — Это Лейда Карловна, экономка. Это Макс, кот. Я сотрудник Департамента полиции Путиловский Павел Нестерович. Позвольте узнать ваше имя?
Три пары глаз вопросительно смотрели на нее. После такого приема девице ничего не осталось, как назвать себя:
— Бернацкая. Нина Ивановна. Курсистка. Я думала, мы едем в полицию.
— Отчего же? Что вам делать в полиции посреди ночи? Лейда Карловна, постелите даме в гостевой комнате. Вы есть хотите?
— Если можно, чаю, — попросила гостья, все еще не понимающая, как она здесь очутилась.
— Все вопросы утром, — предупредил ее Путиловский, видя, что Бернацкая наморщила лоб, пытаясь вспомнить ход событий. — Лейда Карловна, дайте даме валерьянки.
При слове «валерьянка» морда Макса озарилась предвкушением счастья, как у Франка при слове «коньяк». Путиловским сразу овладело подозрение, что внимание слабого на дух Макса Лейда Карловна завоевывает не всегда достойными методами, но проверять гипотезу он не стал, прошел в спальню, быстро разделся и сразу же, как в омут, с головой нырнул в глубокий сон, без сновидений и динамитных кошмаров.
ГЛАВА 4. СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО БЕРГА
Столь незаменимый на пожарище Берг спал сном праведника, одолеваемого антихристами. Для этого недруги наслали в Бергов сон демонов разврата и насилия в виде соблазнительно полуобнаженных женщин легкого поведения. Истины ради следует заметить, что иных женщин Берг на своем коротком мужском пути еще не встречал, поэтому и неудивительно, что дьявол послал ему хорошо знакомые искушения.
События, как и во всяком эротическом мужском сне, развивались стремительно и только в одном направлении — ниже пояса. Самым гадким в нем было то, что подсознание местом развратного действия выбрало почему-то рабочий кабинет группы Путиловского. Ничего иного оно найти не сумело, и поэтому вся картина пробуждала в душе поручика двойственные чувства: с одной стороны, ему было неимоверно приятно видеть в кабинете Манон и Зизи в компании себе подобных. Но с другой стороны, служебный долг повелевал ему немедленно изгнать из рабочей обстановки предметы внеслужебного пользования. Тем более он заявился на службу первым и с минуты на минуту могли войти сослуживцы.
Однако девушки ничего не имели против прихода других мужчин и даже стали шалить на их рабочих местах, располагаясь прямо на столах в соблазнительных позах. Вряд ли суровый женоненавистник Евграфий Петрович поприветствует такое! И Берг приступил к переговорам, суля дамам неземные блаженства, но только не здесь и не сейчас.
Дамы согласились уйти, но с одним условием — Берг должен сыграть с ними в фанты. Пришлось пойти на попятный. В шляпу посыпались кружевные подвязки, Берг не глядя запустил туда руку, и чей-то приятный голосок заявил: «С этой дамой вам надо немедленно потараканиться!» Все засмеялись, а Берг одной половиной похолодел от ужаса, второй же обрадовался до чрезвычайности.
Долг есть дело чести, и первая половина стала срочно готовить место действия, а вторая половина — орудие. И то, и другое образовались как-то внезапно и без усилий. Незнакомая Бергу дама заняла рукотворное ложе и приняла позу покорности. Вторая половина тут же приступила к фанту, в то время как окружающие дружно считали вслух: «Раз! Два! Три!..»
В это время дверь за спиной Берга отворилась и чей-то начальнический голос гневно произнес: «Поручик Берг! Что вы себе позволяете в служебной обстановке? Срочно к министру!» От ужаса Берг проснулся. Дьявольское наваждение исчезло как сон, оставив после себя вещественные доказательства в виде оскверненной постели.