С этими словами она взяла Второго за запястье и стала показывать ритм движения руки. От наслаждения такой интимной близостью голова у Второго закружилась. Еще ни одна девушка не брала его за руку... Господи, какие у нее теплые и нежные руки! Он готов жизнь отдать и за Дору, и за весь русский народ одновременно!
— Ни малейшего всплеска. Вы меня поняли?
— Так точно! — по-военному лихо ответил Второй.
— Молодец. Наденьте защитные очки.
Он молодец! Он молодец, еще какой молодец! Видели бы его сейчас школьные товарищи, третировавшие его за мечтательность, мягкость и неумение трезво мыслить! Дали ему гадкое и обидное прозвище — Кисель. Овсяный Кисель, Молочный Кисель, Клюквенный Кисель (позорный намек на прыщи)... Он пытался драться, получил взбучку от первого силача класса и смирился.
Даже младшая сестра знала эту обидную кличку и тоже называла его Старшим Киселем. Самое страшное, что в университете, видимо, прознали об этом, и уже несколько раз он слышал за своей спиной якобы невинный разговор о вкусном киселе.
— Реакция смешивания экзотермическая, поэтому не давайте температуре смеси подниматься выше десяти, максимум пятнадцати градусов. — Голос Доры с чуть заметным мягким местечковым акцентом вывел Киселя из транса. — Начинайте лить. Не бойтесь, я слежу.
Совершенным молодцом Кисель аккуратно смешал две кислоты и довел температуру до десяти градусов. Конечно же, он знал толк в химии и понимал, что самое серьезное начинается дальше. Смесь азотной и серной кислот страшна, но не взрывается. А вот нитроглицерин... Ну ничего, он уже опытный химик и не сделает ничего неправильного.
— После охлаждения вводим глицерин.
Дора взяла в руки склянку с совершенно безобидным глицерином.
Вот за это Кисель и полюбил науку химию! По весне, когда они с сестрой возились во дворе с талой водой, устраивая запруды и пуская кораблики из сосновой коры, мамаша смазывала им глицерином руки, сплошь покрытые саднящими «цыпками». Если тихонько от родительницы лизнуть руку, то язык от глицерина становился чуть жирным и сладким.
И вот теперь он узнает, как из простого сладковатого вещества, который добавляют в ликеры, сделать орудие мести и справедливости, химически разящий ответ тупому и кровавому режиму...
Вообще-то Кисель не сильно разбирался в политике и, учась в Первой городской гимназии губернской Пензы, даже и не думал отдавать свою жизнь за будущую справедливость. Но, поступив в Петербургский университет, был приведен школьным товарищем на вечеринку, куда пригласили одного из видных социал-революционеров, так хорошо молчавшего, когда наиболее активные из собравшихся громили царское самодержавие вдоль и поперек, взрывали, вешали и расстреливали царских слуг, как бешеных собак, по три-четыре зараз.
Когда вино, чай и колбаса закончились, стали расходиться группками по два-три человека. И тут Кисель, набравшись смелости, подошел к молчавшему Ивану Николаевичу (и ежу было ясно, что это его партийная кличка) и тихо спросил, что он может сделать для революции.
Иван Николаевич, очень плотный солидный мужчина с властными, тяжелыми глазами, уставился на Киселя, проникая взором, казалось, до самых глубин мягкой кисельной души. Видимо, обзор удовлетворил социал-революционера. Помолчав еще минуту, он задал лишь один вопрос, принял какое-то свое решение и спросил адрес Киселя, сказав, что к нему придут.
И ровно через неделю пришел некий незаметный господин, вручил другой адрес и велел быть по нему в означенное время. По тому адресу Киселя встретили, посадили в карету и увезли на третий. Киселю все это ужасно понравилось: ничего подобного в его скучной жизни ни разу не происходило. Вот так он и очутился в подвале дома на Загородном проспекте. Первого студента он лично не знал, но видел в толпе старшекурсников. Они сделали вид, что знакомы.
— Очень небольшими порциями, не больше одной пипетки в один прием, набираем глицерин. И выпускаем медленно и осторожно в кислоту. Удельный вес глицерина меньше, поэтому он плавает сверху... Отойдите чуть дальше.
Дора проделывала все это не раз, поэтому ее движения были точны и уверенны. Обучали ее и еще троих таких же добровольцев в Бельгии, где Евно Азеф нашел отставного химика, специалиста по взрывчатым веществам, работавшего в свое время в «Национальной динамитной компании».
Бельгиец охотно (еще бы, ведь Азеф платил хорошо!) поделился своими знаниями в деле лабораторного производства динамита.
Они приготовили под его чутким руководством по нескольку фунтов взрывчатки и опробовали ее в деле в заброшенном карьере по добыче известняка. Бельгиец не подвел: динамит оказался первоклассным и вдребезги разнес пустовавшую сторожку вместе с несколькими вагонетками.
Посвящать в дальнейшие тонкости изготовления метательных аппаратов бельгийца не стали, оплатили его услуги, и он забыл об этом эпизоде в своей биографии. А Азеф стал рисовать чертежи простых чугунных бомбочек, которые могли быть изготовлены в любой российской механической мастерской силами одного, максимум двоих рабочих.
Какое-то количество динамита Дора привезла с собой, в багаже богатой петербургской певички. И сейчас этот динамит, заботливо спрятанный в дамскую летнюю сумочку, лежал в лабораторном сейфе, ожидая своей печальной, но героической участи.
Оба неофита не отрывали глаз от колбы, в которой происходило революционное таинство.
— Это самая опасная технологическая ступень. Дора плавно помешивала раствор. — При добавлении глицерина необходимо поддерживать температуру не более двадцати четырех по Реомюру или тридцати по Цельсию. Если только температура поднимется выше, раствор мгновенно сливается в лед!
Пленка на поверхности кислоты местами чуть поменяла цвет с прозрачного на опалесцирующий. Именно там происходило образование нитроглицерина.
— Смесь надо медленно помешивать, а то взорвется! — Дора насмешливо взглянула на вздрогнувших и чуть отступивших назад студентов. — Шучу. Сейчас все зависит только от температуры. Какая она, кстати?
Первый усилием воли заставил себя наклониться к термометру:
— Д-д-десять по Реомюру.
— Отлично. Помешивайте вместо меня.
Кисель принял стеклянную палочку как рыцарский меч и в заданном Дорой темпе стал повторять ее движения. Он отлично видел столбик ртути, поднявшийся чуть выше десятиградусной отметки. Термометр был проградуирован в двух шкалах Реомюра и Цельсия, но к Киселю был повернут только Реомюром.
Тем временем Дора давала пояснения:
— Вот сейчас идет образование нитроглицерина. Реакция довольно медленная, потому что температура низкая. Если ее приблизить к порогу детонации, она пойдет быстрее, но тогда больше шансов взлететь на воздух, что и происходило на первых заводах Нобеля. Нам торопиться некуда, минут двадцать можем мешать.
На самом деле Первому торопиться было куда: у него пропадало назначенное свидание со слушательницей словесно-исторического отделения Бестужевских курсов. Свидание почти решающее — они должны договориться связать свои судьбы навсегда и посвятить будущую совместную жизнь просвещению народа в каком-нибудь глухом уголке.
Только что выпускницам курсов было даровано высочайшее право преподавать в старших классах женских гимназий, и это вселяло надежду, во-первых, на безбедную жизнь, а во-вторых — на жизнь интересную и многообещающую. Так что желание взрывать себя или кого-то другого у Первого находилось в зачаточном состоянии.
Первый, от природы человек обязательный, готов был наработать достаточное количество динамита. Но бросать, стрелять и убегать ему не хотелось: у подруги кончались деньги на обучение, и он, как честный человек, должен был взять на себя все ее расходы и заботы. К тому же она приболела, стала часто кашлять и собиралась пойти к врачу.
— Когда все закончится, надо влить раствор в воду. Кислота в воде растворится, а нерастворимый нитроглицерин опустится на дно — его удельный вес чуть больше веса воды. После этого раствор кислоты можно слить, а осадок нитроглицерина собрать пипеткой в отдельный сосуд с раствором соды, который удалит остатки кислоты. Это еще двадцать минут.
Дора из-за плеча Киселя наблюдала за его плавными движениями. Близкое и ароматное дыхание молодой женщины ввергло Киселя в полный ступор. Движения его замедлились и почти остановились. Дора усмехнулась уголками рта и перешла на противоположную сторону стола, дав тем самым Киселю глотнуть воздуха и прийти в себя.
— Видите, поверхностная пленка стала одного цвета? Это означает, что весь глицерин прореагировал с кислотами. И теперь нам надо отделить его и избавить от остатков кислоты. Вы продолжайте помешивать, а вы, — Дора обернулась к Первому, — вы приготовьте раствор бикарбоната натрия, то есть соды, для последней процедуры.
Несколько минут прошло в полной тишине. Дора внимательно следила за термометром, Кисель помешивал, а Первый готовил простой содовый раствор.
Дора любила такую созидательную тишину, когда все сосредоточенно занимались завершающими делами. Еще несколько минут тишины — и на Божий свет появится нечто новое и неожиданное.
— Я сейчас солью смесь кислоты и нитроглицерина в холодную воду. Разница в температурах должна быть минимальной. Температура смеси сейчас двенадцать и три десятых. А воды — двенадцать и две. Это нормально. Допустимо не более трех десятых.
Наступил самый важный момент эксперимента. Дора прикусила нижнюю губу, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Она была полностью спокойна. Все происходящее доставляло ей духовную и физическую радость. Из ничего она творила новую субстанцию, одновременно разрушительную и созидающую. Медленно и осторожно она стала сливать кислоту в воду. И только закончив этот процесс, заговорила:
— Объем воды должен быть много больше объема кислоты. Иначе температура поднимется и возможен взрыв.
Теперь, когда самое страшное осталось позади, ею овладел бесенок веселого настроения. Надо подразнить этого влюбленного студентика.