Труппа была укомплектована, и Белла Николаевна начала репетиции. Спектакль они решительно не ставили, поскольку спектакль предполагает хоть какой-то сюжет и пару-тройку мужчин. Решили делать концерт. Из окон Беллы Николаевны до нас доносились разные звуки: то «Не уходи, побудь со мною», и мы понимали, что это танцует в своих ночных рубашках сама Мадам, то индийские напевы, и мы знали, что это Леночка под бурные аплодисменты своей мамы топчет пол босыми ножками, стыдливо прикрываясь настоящим сари, то мы слышали стихи, которые вкусно декламировала Соня. И только когда начинала петь Майка, во дворике становилось тихо. Не то чтобы она так хорошо пела, но тембр её голоса был приличным, и репертуар был хорошим. Еврейская Майка очень прилично пела русские романсы. Кстати, Соня оказалась самой умной. Она быстро поняла, что эта гоп-компания не для неё и, сославшись на отъезд, покинула почтенное общество.
Миша, что ты говоришь! Ну, послушай себя, что ты говоришь! Мой Миша назвал этих ненормальных «артистами погорелого театра на зелёном диване»…
Часть третьяПодготовка к премьере
Недели через три жителей нашего дома пригласили на первый концерт этого странного «Театра на диване».
Белла Николаевна назвала представление просто: «Для души».
Поскольку это был коммерческий концерт, мы все заплатили по рублю, и рубль заплатила даже Сима.
При входе на табуретке восседала Эсфирь Самуиловна и продавала нам самодельные билеты, нарезанные из тетрадки в клеточку и подписанные от руки. На этих билетах даже были указаны ряд и место. Например: «Диван, 2 место». Это было не самое почётное место, поскольку в первом ряду, перед диваном, стояли четыре табуретки и три стула.
В комнате нас было человек десять. Мы устроились кто как мог, согласно купленным местам, и представление началось. Мы знали весь репертуар наизусть, поскольку лето, жара, открытые окна и замкнутое пространство дворика делали своё дело.
Начала концерт сама Белла Николаевна. Она вышла, как обычно, в носочках, короне и ночной рубашке, на которой висели две фаты. Под бурные аплодисменты она поклонилась почтенной публике и стала читать одно из своих стихотворений. Зал прямо-таки взорвался аплодисментами: и стихи были хорошие, и читала она их прилично. Потом вышла Леночка в сари, пышной юбке и станцевала аж три индийских танца. После каждого танца Сима вскакивала со своего почётного первого ряда и кричала «Браво, доця!» Танцевала Леночка правильно, прямо как в кино. Я очень люблю индийское кино и, бывало, когда в кинотеатре давали фильм, Миша бежал пораньше в кассу, чтобы занять очередь за билетами. Миша, спасибо тебе, дорогой мой! Ты помнишь, как мы ходили в кино смотреть «Клеймо позора» или «Продавец мечты»? Да, Миша, хорошее было время… За двадцать копеек мы имели море удовольствия и океан слёз. Поэтому тогда, на премьере, глядя на танцующую Леночку, мне ужасно хотелось плакать. Но я сдерживала слёзы и кричала «Браво, доця!» вслед за Симой.
Потом пела свои романсы Майка, и тут уж я дала волю слезам… «Виноградную косточку в тёплую землю зарою»… Или «Белой акации гроздья душистые ночь напролёт нас сводили с ума!»… Невозможно слушать без слёз. Мишенька, помнишь, как ты сделал мне предложение именно под кустом белой акации? И я помню… Разве такое забудешь… Так что Майке мы тоже хлопали и кричали «Браво!».
Потом настал черёд Беллы Николаевны. Она включила сначала «На недельку до второго», а потом перешла на «Не уходи, побудь со мной!». В конце этой песни она уселась на колени моему Мише и томно положила голову на его плечо. Скажу честно, мне это было неприятно. Я пару раз кашлянула, и Белла Николаевна спрыгнула с моего Миши. Потом было чаепитие с пирогами, и мы, удовлетворённые и обедневшие на два рубля, пошли по домам.
Незаметно для себя я стала понимать, мои хорошие, что без этой мешигас здесь, во дворике, было бы ужасно скучно. С утра она выходила во двор и делала зарядку. Вот скажи мне, Миша, она её на самом деле делала или поглядывала на наши окна? Мама мне говорила, что ты тот ещё ходок, но возраст, Миша! Что ты мне можешь сказать, майн либе! Речь не о тебе, а о ней. Ты же знаешь, что если баба не захочет… Успокойся, Миша! Нет, ты не собака. Но я до сих пор думаю: зачем она делала зарядку во дворе? Я что, не видела, что, если она выходила делать свою зарядку вечером, все мужчины прятались за шторами и подглядывали, как эта толстозадая сумасшедшая в трико выписывала свои фуэте вокруг клумбы?
Ну да ладно, прошло и прошло.
Репетиции шли полным ходом, поскольку намечался большой концерт в этом «а гройсе» театре.
Дело в том, что эта Беллочка была ужасно разговорчивой. И у неё были связи. Не спрашивайте меня, откуда они у неё были, но точно были. Она договорилась с какой-то фирмой, что если на экскурсию приедут иностранцы, то её небольшая труппа таки поможет им скрасить вечер. И вот наступил тот долгожданный момент, когда, как говорится, пришла пора собирать камни. То есть доллары. Какая-то Валентина Захаровна из этой фирмы пришла к Беллочке и сказала, что в нашу гавань вот-вот заглянет американский пароход и что американцы ужасно падки на украинскую экзотику. Знаете, что я думаю по этому поводу? Что если бы эта Захаровна знала, что театр «На диване» – это всего-навсего концерт, а не бордель, то она бы ни за что не пошла на сговор с Беллой Николаевной. И если бы она знала, что украинской экзотики в русских романсах, индийских танцах и выкрутасах хозяйки театра нет, она бы сто раз подумала: тащить сюда американских моряков или поискать-таки бордель.
Каким-то образом эти две чокнутые нашли друг друга, и наш двор стал готовиться к прибытию американцев.
Дело в том, что настоящих американцев до этого никто из нас не видел, и мы таки представляли себе высоченных красавцев офицеров в шикарных белых кителях и белых фуражках. Ужасно красивых.
Мы вылизали дворик, повырывали сорняки из клумбы, и проворная Белла Николаевна притащила откуда-то две пальмы в кадках. Откуда она их утащила – история умалчивает. Возможно, поспособствовала эта рыжая бестия Захаровна.
Наступил день настоящей премьеры. Вэйз мир, как нарядились все наши дамы! За день до премьеры Степан покрасил скамейки и старый стол, стоящие во дворе, краской цвета детской неожиданности. На вопрос, почему именно этот цвет выбрал Степан, он ответил, что скамейки выкрашены под стать концерту. Мы не были уверены, что скамейки успеют высохнуть до приезда американских красавцев, и повесили листок, на котором чёрным по белому было написано: «А оно вам надо?».
Актёры театра собрались за два часа до приезда моряков. Я знаю, зачем так рано, Миша? Переодевались, красились, Сима суетилась больше всех. Она заскочила ко мне на пару минут и сказала, что если среди этих красавцев кто-то обратит внимание на Леночку, Сима готова пожертвовать всеми запасами и даже своей мамой, и поехать в Америку.
Потом она спросила меня, как она выглядит в новом платье, я сказала, что как всегда, но не стала уточнять, как именно. Что там уточнять? «У какого модельера она шьёт лифчики?» – пронеслось у меня в голове. У нормального человека грудь восьмого размера не может выглядеть как две египетские пирамиды, устремлённые вершинами к небу. А вот платье мне даже понравилось. Кримпленовое платье Симы было чуть-чуть заужено книзу: её тоненькие ножки смотрелись даже как-то симпатично в этом варианте.
Сима побежала к Белле, а я осталась на балконе. Через минут пять во двор вышла Белла Николаевна и закричала в своей орущей манере:
«Берта Соломоновна! Вы не согласитесь спуститься к нам и поработать билетёром? Мама что-то плохо себя чувствует, и я отправила её к подруге. Вы – человек порядочный, и я рассчитываю на вашу честность!»
Когда тебе говорят такие слова – как не пойти! Я надела выходное платье, туфли, быстро сделала причёску и спустилась к Белле. Комната, где, собственно, и стоял диван, была украшена картинками с пальмами, кокосовыми орехами и бананами. Почему Белла Николаевна выбрала именно этот стиль, я спросить не успела: в дверь позвонили три раза.
Я взяла самодельные билеты, встала на свой пост и открыла дверь…
Часть четвёртаяПоследний концерт
То, что открылось моему взору, совсем не соответствовало тому, чего мы все ожидали. Ни тебе белых кителей, ни фуражек, ни красавцев. На пороге стояла рыжая Захаровна в костюме учительницы, а за её спиной гнездились странные полупьяные матросы, добрая половина из которых была абсолютно чёрного цвета. Всего их было человек двадцать. С ними таки явился один офицер, но он был пожилой, невысокого роста, около метра шестидесяти, лысый и почти такой же пьяный, как и его подопечные. Я прижалась к стене, пропуская эту гоп-компанию в комнату, и вообще забыла про билеты.
Нужно отдать должное самообладанию Беллы Николаевны: она вышла в своей ночной рубашке и накидке, в носочках, пластмассовой короне, бодрая и свежая, как огурчик. Моряки как-то сразу зааплодировали и стали о чём-то переговариваться на английском языке, причмокивая. Белла улыбнулась американцам одной из самых своих очаровательных улыбок и, сказав всем «плиз», жестом пригласила их войти в комнату. Когда гости прошли непосредственно в «зал», из кухни показалась Сима. Посмотрев на мои выпученные глаза, она тихо спросила: «Ну как, Берта Соломоновна, там есть подходящие для Леночки партии?»
Я не успела ответить, как в коридор вышли Захаровна и Белла. «Деньги после концерта! – сказала Захаровна и как-то недобро усмехнулась. – Приеду за этими через полтора часа».
Закрыв дверь, Белла повернулась к нам и прошептала Симе: «Сима, скажите Майке, чтобы спела “Капитана”, она пойдёт за мной. А Леночка потом пусть танцует, что хочет».
Сима побежала на кухню. Я поставила табуретку возле двери в «зал» и тихонько присела. Мне бы бежать, готэню, но что-то меня останавливало. «А вдруг им понадобится моя помощь?» – пронеслось в голове. И я осталась… Это сейчас я понимаю, что, если бы я тогда ушла, я бы сейчас не сидела и не рассказывала вам про этот ужас.