тоял апрель, и повсюду, но только не у нас, расцвели нарциссы, яблони, вишни и «пасхальные шляпки»[5]. А в Раннохе шел снег — и отнюдь не прелестный легкий снежок, как в Швейцарии, а мокрые, тяжелые хлопья, которые липнут к одежде, так что мгновенно замерзаешь. Я целыми днями не выходила из дома. Мой братец Бинки еще со школьных времен был приучен к прогулкам в любую погоду и каждое утро упрямо разгуливал по окрестностям. Домой Бинки возвращался похожий на жутковатого снеговика, так что его сын Гектор, в домашнем обиходе известный как Пончик, при виде отца ударялся в слезы и звал няню.
В такую погоду лучше всего взять хорошую книжку и свернуться клубочком у пылающего очага. К сожалению, моя невестка, которую обычно называли Хилли, а за глаза — Занудой, решила экономить и не позволяла класть в камин больше одного полена. Экономия выходила неправильная, о чем я не уставала твердить Хилли. Деревья в нашем лесу то и дело валило ветром — дров было сколько угодно. Но Зануда помешалась на экономии. Как же, в мире тяжелые времена, надо подавать хороший пример простым людям. Видимо, поэтому вместо яичницы с беконом в замке на завтрак подавали овсянку. А однажды на десерт после ужина подали обыкновенные печеные бобы. «Как ужасно жить», — записала я по этому поводу в дневнике. Я постоянно строчила в дневнике. Я знала, мне нужно чем-нибудь заняться. Я просто изнывала от безделья, но Зануда каждый день напоминала мне, что я как-никак из королевского семейства, пусть и дальняя родственница, и должна себя вести соответствующе. Взгляд ее ясно предупреждал: тебя только отпусти в «Вулвортс»[6] без присмотра, и ты или забеременеешь, или пойдешь плясать нагишом на газоне.
Видимо, долг мой состоял только в том, чтобы сидеть и ждать, ждать, ждать, пока мне найдут подходящую партию. Тоска ужасная.
Не знаю, долго ли мне пришлось бы томиться в ожидании своей судьбы, но однажды апрельским днем, сидя в туалете и заслоняясь от пронизывающего сквозняка журналом «Лошади и гончие», я услышала сквозь яростный вой ветра голоса. Как я уже говорила, канализационные трубы в Раннохе, установленные через много веков после постройки замка, проложены весьма своеобразно, так что можно услышать разговор, который идет на несколько этажей ниже. Возможно, именно этим явлением объяснялись приступы помешательства, которые порой накрывали даже самых крепких духом гостей. Я-то с младенчества привыкла к голосам в трубах и даже извлекала из этого явления немалую выгоду, подслушивая то, что мне слышать не полагалось. Другое дело человек непривычный: когда сидишь в холодном туалете и видишь за окном безлюдные горы, а на стенках унылую шотландку, и тут еще в трубах загудят непонятно чьи голоса — немудрено потерять голову.
— Чего-чего от нас хочет королева? — визгливо воскликнула Зануда.
Одной этой фразы было довольно, чтобы я выпрямилась и навострила уши. Сплетни о королевском семействе мне всегда были интересны, а уж чтобы Хилли взвизгнула от ужаса — это было на нее совсем не похоже.
— Только на уикенд, Хилли.
— Бинки, пожалуйста, воздержись от этих вульгарных американских словечек. Они у тебя то и дело проскакивают. Еще немного — и ты приучишь Пончика говорить «зала» вместо «гостиная» и «подземка» вместо «метро»![7]
— Боже упаси, Хилли. Просто мне кажется, что слово «уикенд» такое удобное, разве нет? У нас ведь нет слова, которое обозначало бы сразу пятницу, субботу и воскресенье?
— Но оно предполагает, будто мы зависим от рабочей недели, а мы от нее совершенно не зависим!
И не пытайся сменить тему. По-моему, это неимоверная дерзость со стороны ее величества.
— Она просто хочет помочь. Нужно ведь что-то сделать для Джорджи.
Теперь я затаила дыхание, ловя каждое слово.
— Согласна, она не может провести здесь всю жизнь, болтаясь по замку и решая кроссворды, — Зануда сказала это так резко, что в трубах загудело. — А с другой стороны, почему бы ей не присматривать за малюткой Пончиком? Тогда нам не придется тратиться на гувернантку. Полагаю, в том неприлично дорогом швейцарском пансионе она хоть чему-то выучилась.
— Хилли, я не позволю использовать мою сестру в качестве бесплатной гувернантки.
— В наши непростые времена всем приходится нести свое бремя, Бинки, и, будем откровенны, твоя сестра все равно бездельничает, верно?
— А ты хотела бы, чтобы она разливала пиво в местном баре?
— Не говори глупости. Я не меньше твоего желаю ей благополучно выйти замуж. Но сказать, что я обязана пригласить к нам в замок принца, чтобы подсунуть ему Джорджиану, — это слишком даже для ее величества.
Теперь я просто прилипла ухом к трубам. Единственный принц, который приходил на ум, был мой кузен Дэвид, принц Уэльский. Он, бесспорно, был бы отличной партией, и такому кавалеру я бы не отказала. Правда, Дэвид намного старше меня, да и poстом не вышел, но зато остроумен и отменно танцует. К тому же он добрый. Я даже согласилась бы всю жизнь ходить без каблуков.
— Слишком большие расходы для такого безнадежного предприятия, — резко заявила Зануда.
— Джорджи не безнадежна, не надо. Она прелестная девушка. Пожалуй, немного высоковата и все еще чуточку неуклюжа, но здоровая, крепкая, неглупая. Она умнее меня, черт возьми, если уж говорить правду. Из нее выйдет отличная жена, был бы муж достойный.
— Пока что она упорно отказывает всем, кого мы ей находили. С чего ты взял, будто она заинтересуется этим Зигфридом?
— Потому что он принц, точнее, князь, и наследник престола.
— Какого престола? Последнего короля у них убили.
— Там поговаривают о реставрации монархии. А Зигфрид — первый в семье претендент на трон.
— До реставрации им не продержаться. Их всех поубивают.
— Ну, хватит, Хилли. И Джорджи обо всем этом знать не нужно. Это просьба ее величества, а королевские просьбы не обсуждаются. Всего-навсего скромный прием в замке. Для князя Зигфрида и кое-каких его английских знакомых. Кавалеров будет достаточно, чтобы Джорджи не сразу заподозрила, каковы наши планы на ее счет.
— Королевская просьба обойдется нам дорого, Бинки. Ты ведь знаешь, сколько пьет эта молодежь. Охоту им не устроишь — сейчас не сезон. Чем мы будем их занимать целыми днями? Сомневаюсь, чтобы этот Зигфрид захотел гулять по горам.
— Как-нибудь справимся. В конце концов, я глава семьи. Мне и устраивать судьбу сестры.
— Она тебе лишь сводная сестра. Пусть жениха ей ищет мать. Небо свидетель, у нее своих отвергнутых кавалеров более чем достаточно, и среди них полным-полно миллионеров.
— Хилли, не будь злюкой. Пожалуйста, напиши ее величеству, что мы будем счастливы устроить прием в самом ближайшем будущем.
Голоса удалились и затихли. Я стояла у открытого окна и не чувствовала, как мне в лицо летит мокрый снег. Князь Зигфрид Румынский, ну надо же! Я познакомилась с ним, когда училась в «Птичках» — в моем пансионе в Швейцарии. Князь смахивал на мороженую рыбу с выпученными глазами. Рукопожатие у него было вялое, а взгляд брезгливый, будто он унюхал какую-то пакость. Когда нас представили, он щелкнул каблуками и пробормотал: «Я очарован». Причем произнес это так, будто мне выпала большая честь с ним познакомиться, а не наоборот. Сомневаюсь, что он обрадуется новой встрече.
— Пора действовать! — выкрикнула я в снежную круговерть. Я совершеннолетняя. Могу отправиться, куда захочу, без присмотра, и вольна сама решать, как мне жить. Задача продолжить королевский род меня не сковывает. В очереди претендентов на престол мой номер всего-навсего тридцать четвертый. К тому же я женщина, поэтому не видать мне герцогского титула, да и замок Раннох я тоже не унаследую, даже не будь у Бинки сына. Решено: ни минуты не стану больше сидеть в ожидании будущего. Отправляюсь по свету искать счастья.
Я хлопнула дверью и зашагала по коридору к себе в комнату, где с ходу удивила свою горничную, которая развешивала в шкафу свежеотутюженные блузки.
— Мэгги, будьте любезны, найдите на чердаке мой чемодан, — сказала я. — И уложите мои городские вещи. Я уезжаю в Лондон.
Подождав, пока Бинки с женушкой усядутся пить чай в большом зале, я ураганом влетела к ним. Собственно, в замке было легче легкого влететь ураганом куда угодно, потому что по коридорам носились вихри, завывая и хлопая гобеленами. Бинки стоял спиной к камину и не давал теплу от одного-единственного полена растечься по залу. Нос у Зануды поголубел от холода — в самый раз к ее аристократической голубой крови. Я заметила, что она греет руки о чайник и не отдает его горничной Фергюсон, которой полагалось разливать чай.
— А, вот и ты, Джорджи, — сердечно сказал Бинки. — День прошел хорошо? Погода ужасная. Полагаю, кататься верхом ты не ездила?
— Пожалела лошадь, — ответила я. Приподняла крышку с одного из блюд и разочарованно отметила: — Ну вот, снова тосты. А что, сдобных лепешек нет?
— Экономия, Джорджиана, — напомнила мне Зануда. — Мы не можем лакомиться сдобой, когда простые люди не в состоянии себе это позволить. Это было бы непорядочно. Видит небо, мы и сами уже не можем позволить себе сдобу. Не будь в замке своих коров, нам пришлось бы обходиться маргарином вместо масла.
От меня не укрылось, что свой тост она намазывает толстенным слоем черносмородинового джема «Фортнум», но я сочла за лучшее смолчать. Предусмотрительно выждала, пока у Зануды будет полный рот, и лишь тогда заявила:
— Вот что, я на некоторое время уезжаю в Лондон, если никто не против.
— В Лондон? Когда? — спросила Хилли, буравя меня маленькими глазками.
— Думаю, завтра. Если нас не заметет снегом.
— Завтра? — спросил Бинки. — Несколько неожиданно, ты не находишь?
— Да, — подхватила Хилли, — отчего же ты раньше ни слова не сказала?
— Сама только сейчас узнала, — откликнулась я, аккуратно намазывая тост маслом. — Моя любимая школьная подружка выходит замуж и просит помочь с подготовкой к свадьбе. А поскольку я тут все равно бездельничаю и проку от меня нет, я и решила, что надо протянуть ей руку помощи. Бакстер ведь отвезет меня на станцию в автомобиле?