— Для курящего отца достойный подарок и сорт отличный,– с видом знатока понюхал одну из сигар Павел Исаакович,– Я бы ещё на одну из тех вещичек несколько рубчиков не пожалел, — и кивнул на полку, где стояли в ряд гильотинки для обрезки кончиков у сигар.
Купил, конечно же. Не грызть же отцу кончики сигар зубами, чтобы покурить.
Мамане досталось хоть и не по моим выкройкам шитое, но модное платье для прогулок. Я долго кривился, но опять же Лариса уговорила:
— Не смотри, что талия высокая и почти под грудь. Мода сейчас такая, — пылко агитировала меня тульпа за покупку наряда, — продолжение раннего ампира. Ещё лет десять такие платья можно будет встретить в столице, а в провинции так ещё дольше. К тому же для беременной женщины очень удачный вариант, когда юбка от лифа начинается. Да и сочетание ткани и цветов удачное — верх оливковая тафта, низ бежевый муслин.
Ну, хоть негромкого «спасибо» и скромного поцелуя в щеку от матери дождался и то хлеб.
Обещанный сестрёнке подарок состоял из большой коробки с акварельными красками, пенала с дюжиной беличьих и рысьих кистей и трёх пачек белого картона. Ольга, забыв все приличия, завизжала от радости. На её крики в гостиную примчался щенок и начал звонко лаять, на что сестра ему заявила:
— Завтра же начну тебя рисовать.
Пёсель, видимо, поняв, какая судьба ему уготована, умчался под стул к отцу. Залёг там и начал зыркать по сторонам своими глазёнками орехового цвета.
Если сестре я прекрасно знал, что подарить, то выбор подарка для брата заставил меня изрядно поломать голову. Вроде уже не ребёнок, чтобы играться в солдатики и скакать на деревянной лошадке, а с другой стороны — Лёва не так уж далеко убежал от детства. Идею, как и в случае со щенком, подала Алёна Вадимовна. Тульпа указала мне на часовую лавку, мимо которой я проходил:
— Золотые часы для юноши, пожалуй, перебор, но почему бы серебряные не посмотреть?
Карманные часы от Берге «короля часов и часовщика королей» прямо из прилавка словно кричали: «Купи меня». Серебряный корпус и цепочка выглядят солидно, но не вычурно. Стрелки из вороненой стали хорошо читаются на белом эмалированном циферблате.
Продавец изначально предложил подобную же модель в золотом корпусе, но узнав, что покупка предназначена для двенадцатилетнего пацана, искренне, как мне показалось, согласился с моим выбором.
А ведь права оказалась галлюцинация — Лёва был счастлив, словно стал обладателем минимум кремлёвских курантов, все родные утвердительно покивали, одобряя мой выбор, а я был рад, что угодил брату.
Не остался без подарка и Поползень. Набрёл я случайно на обувную лавку и увидел сапоги. Подумав, что на носу осень, а я Прошку кроме как босиком не видел, решил его приобуть. Уже было хотел ткнуть в приглянувшуюся пару, но вовремя остановила Лариса:
— Бери на вырост. Если сейчас по ноге возьмёшь, то за осень не сносит, зимой в летних портянках холодно, а на следующий год уже малы будут — парень ведь растёт. Начнёт по весне сапоги без портянок носить, ноги в кровь сотрёт, а не снимет.
Верное замечание сделала тульпа. Детская одежда и обувь они такие — либо на вырост покупай, либо на три-четыре месяца, а затем вещь по наследству младшему перейдёт.
В общем, оставил в лавке пять рублей, и взял Прохору сапоги и два отреза ткани на портянки. Что интересно, пара лаптей стоит три копейки.
Ну и Аглае, конечно, достался подарок. Без чего русская крестьянка не обойдётся? Правильно, без платка. Если он достаточно большой, а не размером с носовой платочек, его можно сотней способов завязать. Половину из них я ночью и увидел. Интересно, а куда ещё можно повязать платок размером полтора на полтора метра?
Поутру я разбудил брата и позвал на зарядку. К моему удивлению Лева быстро поднялся, и обошлось без водных процедур в кровати. Сделав пару кругов вокруг усадьбы, мы добежали до реки и обтерлись прохладной водой. Ничего не поделаешь — в конце августа только в Чёрном море можно плавать, в Сороти не больно-то поплещешься.
После завтрака я подхватил оба ларца и вышел во двор. Я хоть и использую усиление, но вес всё равно чувствовался. Такое ощущение, что в каждой руке по ведру полному воды — вроде и нести можно, а руки оттягивает. Сравнив ларцы с вёдрами, понял, что можно использовать коромысло. Водонос из меня так себе, но приноровился. Бабы версту могут воду нести, не расплескав, неужто я два ящика не дотащу до рощицы.
Не успел выйти за двор, как меня нагнал Прошка.
— Давай помогу, барин.
— Ну, попробуй, — отдал я ему коромысло, под которым мальца заметно перекосило. Пыжится, а тащит. Упрямый.
— А ты чего босой? — заметил я, — Тебе для чего сапоги были дарены? Родители припрятали?
— Да не холодно ещё, — заюлил Поползень, а затем сознался,– Папка не велел пока сапоги обувать. Сказал, чтобы в церковь на Новолетье в новом шёл, а потом уж по своему разумению поступал.
Ну, не отнял — уже хорошо, а то сапоги в любом питейном заведении в залог охотно принимаются.
А ведь что-то есть в логике Прохоровского отца. На Новолетье народ от мала до велика в церковь идёт. Где ещё родителям похвастаться пусть не своими, так хотя бы достижениями своего ребёнка? В церкви, конечно же.
Дойдя до озерка Маленец, я кинул взгляд на земли Прасковьи Александровны на том берегу:
— Прохор, а как у наших соседей дела? Хозяйка и её семья в здравии?
— А что с ними станется? Все живы-здоровы. Правда, люди поговаривают, в прошлый четверг у них ураган всю липовую аллею повалил, но то брешут, наверное. В тот день на небе ни облачка не было и солнышко пекло, что горн в кузнице.
Ну что ж, Прасковья Александровна, ты хотела артефакт — я тебе его сделал. Спросила б, как пользоваться перлом — я бы пару уроков дал. А самому мне интересоваться, управится ли она с артефактом, считается дурным тоном. Хорошо что дело только деревьями обошлось. А если б дом снесла, да семью в нём похоронила?
Грёбаный этикет. Поиметь женщину во всех мыслимых и немыслимых позах — это нормально, а спросить её, держала ли она хоть раз в жизни в руках боевой артефакт — это уже моветон.
— Прибыли, Прохор, — остановился я около большого пня, что был на краю небольшой полянки, примеченной мною ранее, и снял с плеча пацана коромысло.
Освободившись от ноши, малец тут же устало уселся на пень.
— Э, нет, братец, — помотал я головой, — поищи-ка ты себе место в саженях десяти от меня. Сиди тихо и поглядывай по сторонам, чтобы никто не помешал. Если со мной что случится, то беги в дом и зови Никиту Тимофеевича. Потихоньку объяснишь ему, что произошло, но так чтобы домашние не слышали. Усёк?
— Конечно, усёк,– судорожно сглотнул испуганный малец. — Барин. а ты колдовать будешь?
— Нет. Пока только перл сделаю, а дальше видно будет.
Поставив оба ларца на импровизированный стол, я открыл их и счастливо прищурился. Вот она, моя фабрика артефактов. Даже заготовки на два первых образца имеются.
На острове я деду более подробно, чем братьям, объяснил, что мы подняли с флейта. Передо мной сейчас один ларец, наполненный аурумом из ветви Пространства.
Того количества вещества, что на данный момент имеется, хватит на два мощных артефакта. Для этого нужно пересыпать половину аурума в другой ларец, и в нём он начнёт сублимировать в эссенцию из той же ветви. Пока идёт процесс сублимации, необходимо создать конструкт перла, а затем сжать приготовившуюся за это время эссенцию, в прекрасную жемчужину.
Другими словами, можно в малых и даже временных колодцах собрать много эссенцию в один ларец, где она выкристаллизуется в аурум, а затем в другом ларце создать артефакт, как я это делаю непосредственно у колодца.
Ветвь Пространства в записях прадеда отображена витиевато и очень скудно. А про схемы артефактов я вообще молчу — в пяти фолиантах среди тысяч страниц я нашёл описания и схемы только двух перлов времени, и те изложены на латыни. Видимо, Абрам Петрович переписывал оригинал и чтобы не исказить смысл текста, оставил его без перевода на немецкий.
Я не жалуюсь — мне и двух артефактов времени пока за глаза хватит. Тем более, что они противоположного действия. То есть первый «старит» объект, а другой «омолаживает». Именно «омолаживающим» перлом я собираюсь отреставрировать картину, края которой намокли.
Упредив вопрос, скажу сразу — я понятия не имею, откуда возьмётся смытая с картины краска. Или откуда появятся недостающие куски мрамора, если я вдруг надумаю восстановить безрукую статую Венеры Милосской. Просто за то недолгое время, что я здесь нахожусь, успел навидаться, и даже быть инициатором таких чудес, что уже ничему не удивляюсь.
К слову сказать, оба перла я сформировал довольно-таки быстро. Возможно, практика сказывается, а может то, что схемы уже готовы и их остаётся только воплотить в пространстве и облачить в эссенцию.
Вроде только приступил к формированию, а уже в руке две жемчужины молочного цвета диаметром в сантиметр каждая. Единственное отличие — внутри той, что «молодит» имеется еле заметная фиолетовая точка. Что это за точка и что она означает — не знаю — в книге предка об этом ничего не сказано. Надо бы проверить — вдруг дефект, а я надумал шедевр спасать.
— Прошка, — кликнул я затаившегося под осиной пацана, — У тебя одежда старая есть?
— А старой какая считается? — подошёл малец к пню. — Штаны на мне отцовы. Их маменька по мне весной ушила. Это ведь не старьё? Рубаха? Но опять же мамка в прошлом месяце новую заплатку поставила на рукаве, а то я его о порвал, когда с дерева спрыгивал. Это же не старое? А больше у меня ничего нет.
— Снимай рубаху, — приказал я, — Если что, новую куплю, а до дома в моём жилете добежишь.
— Барин, может, я из дома что-нибудь ненужное принесу? Меня же мамка заругает, случись что с рубахой, — заканючил Прошка.
— Снимай-снимай, сейчас мы ей новую жизнь дадим, — воодушевился я.
И, правда. Обновили. Так обновили, что Прошка свою рубаху не узнал сразу. Кстати, заплатка просто исчезла. Вот она была, и уже нет её. А ведь она точно была.