за душевное здоровье нашей дамы мы испугались, и не того даже, что можно было бы принять её за германскую шпионку, но чёрт меня тогда дёрнул представить по аналогии, как мы с тёзкой вдруг заговорили между собой не мысленно, а вслух… Бр-р-р, жуть! Одно радовало — никогда такого ещё не было, и дай-то Бог, чтобы так оно и оставалось. Впрочем, Эмма от нас никуда не денется, вот вернётся дворянин Елисеев в Москву, там и посмотрим, что и как дальше будет, а пока что-то мне подсказывало, что и здесь, в Покрове, поджидает нас нечто достойное самого пристального нашего внимания. А может, и не только нашего…
Что не так уж я оказался неправ, начало выясняться уже на следующий день. Сначала с тёзкой пожелал поговорить отец, вдвоём, без женщин. Михаил Андреевич сразу заявил сыну, что не верит в его непричастность к подавлению мятежа, и тёзке пришлось правоту отца признать, хотя от изложения подробностей дворянин Елисеев всячески уклонялся и отец вынужден был смириться, оставшись, однако, гордым участием сына в столь важном для империи деле. Но и у подполковника Елисеева нашлось что рассказать сыну. Под большим секретом он сообщил, что будущей осенью уездным предводителем дворянства может стать его и тёзкин зять, городской секретарь Антон Улитин. Нынешний предводитель вроде как решил на осенних выборах не выдвигаться, хотя никаких к нему нареканий со стороны дворян Покровского уезда не имелось, и даже сам обещал Улитину призвать дворянское собрание голосовать именно за него. Тут, правда, полной ясности пока не было, потому как несколько раньше выборов у дворян должны пройти местные выборы в городе и уезде, и Антон Васильевич может сохранить за собой место городского секретаря, но сам факт того, что Елисеевы могут подняться в негласной городской и уездной дворянской иерархии даже выше и без того высокого теперешнего своего места, наводил на размышления, особенно в свете необъяснимости причины решения предводителя о самоотводе. Так и шли на ум всякие конспирологические бредни. Какие? Да вот хотя бы то, что это своего рода плата властей всему роду за геройства одного из его представителей при подавлении мятежа. Чушь, скажете, собачья? Я и сам не спорю, но…
Возможность поговорить с самим Улитиным представилась уже назавтра, когда они пришли в гости. Правда, мы с тёзкой посовещались и решили пока не поднимать вопрос — для нас с ним принципиального значения он не имел, и вообще, самому тёзке интереснее было поговорить не с Улитиным, а с его женой, то есть со своей старшей сестрой, тем более, что повод для разговора нашёлся более чем веский. Но повод поводом, а поговорить с Ольгой получилось уже когда она с мужем готова была покинуть родительский дом.
— Лёля, ты бы Антона своего подлечила, — огорошил дворянин Елисеев сестру, едва начав разговор.
— Подлечила? — не поняла Ольга. — От чего⁈
— Точно сейчас не скажу, но, похоже, у него с ногами что-то не то, — не надо думать, что тёзка стал бездельничать на занятиях у Эммы после изменения характера отношений с нею, но при простом рукопожатии точной картины состояния зятя он увидеть не успел, а принудительно это самое рукопожатие продлевать ему не позволили правила хорошего тона.
— Я не замечала… И Антон не жаловался, — удивилась сестра. — А ты теперь и такое умеешь?
— Умею, — скромно признал тёзка.
— И что, тебе это дозволяется⁈ — удивление Ольги подскочило на запредельную высоту.
— Не мне одному, — ответил он. — С этим вообще теперь проще будет. Свободнее, то есть. Так что можешь не прятать свои таланты, а ежели что — звони прямо мне, у меня есть к кому обратиться, если сложности возникнут.
Ольга молча и до крайности выразительно посмотрела на младшего брата.
— Вот как даже… — выдала она после слегка подзатянувшейся паузы. — Спасибо, буду знать… А ты можешь как-то точнее сказать, что с Антоном?
— Могу, — на сей раз скромность ответа была явно показной. — Но мне нужно минут пять, может, и десять. Если увижу, что смогу исцелить, то и больше.
— Исцелить⁈ — говорить про удивление сестры в данном случае не приходилось, нужно было более точное определение её состояния, но, вот незадача, тут даже «обалдение» и «изумление» смотрелись не особо подходящими, а другие приличные слова на ум не приходили. — Что же такое с тобой происходит?
— Ничего особенного, просто научили, — если бы проводился чемпионат по притворной скромности, тёзка сейчас имел все шансы убедительно его выиграть.
— А меня научат? — загорелась сестра, но тут же и сдала назад. — Хотя что я… У меня же три из восьми, а не как у тебя…
— Я спрошу, — сказал тёзка. — Но это единственное, что могу обещать. Дальше, сама понимаешь, не от меня зависит.
— Спроси, — в голосе Ольги звучала надежда. — А с Антоном… Приходи завтра к нам? Сейчас-то, наверное, мы уже собираться будем.
Тёзка, разумеется, прийти обещал, но не завтра. Послезавтра подполковнику Елисееву надо было уже явиться на службу, вот под это младший Елисеев и решил подстроиться.
…Ничего такого уж страшного с городским секретарём не случилось. Да, увидел у него тёзка последствия давней травмы левого колена, но источником проблем эти последствия пока не стали. И уже не станут — дворянин Елисеев постарался на совесть. Ольга, пока брат занимался её супругом, сидела рядом, широко распахнув глаза и видно было, что ей стоило немалого труда не раскрывать рот, настолько она впечатлилась увиденным.
— Витя, но как⁈ Я что-то чувствовала, даже какое-то цветное мельтешение видела, но так… Не знала даже, что такое вообще можно! — восторженно затараторила она.
— Можно, как видишь, — с некоторым самодовольством, вполне, однако, оправданным, ответил тёзка.
— Я так, наверное, не смогу, — потянуло Ольгу в самокритику.
— Не зарекайся, — остановил дворянин Елисеев переход самокритики в самоуничижение. — Посмотрим. Я же обещал поговорить… Думаю, и на твоём уровне тебе можно помочь с развитием. Если Антон не против, — добавил он и вопросительно посмотрел на зятя.
— Антон, Витя говорит, что теперь уже можно не скрывать мои способности, — растолковала она мужу текущее положение.
— Раз так, я не против, — согласился Улитин, тут же проявив правильное понимание: — В Москву надо будет ехать?
— Я обещал поговорить, — повторил тёзка. — Пока именно поговорить, решение зависит не от меня. Если решение будет положительным, то да, в Москву.
— Хм, новые времена, стало быть… — оценил ситуацию городской секретарь.
— Они самые, — подтвердил тёзка.
Разумеется, посмотрел дворянин Елисеев и Ольгу, как до того родителей и Наташу, но все они оказались здоровыми, разве что у отца нашлись следы боевых ранений, какой-то опасности уже не представлявшие, но тёзка всё же немного, самую малость, и там подправил.
В оставшиеся дни главным тёзкиным развлечением стали обильные и разнообразные застолья. Так-то по нормам Кремлёвского полка кормили товарища сытно и даже вкусно, но с домашней едой всё равно же не сравнить. Я уже опасался, что скоро наше общее тело не поместится в мундир, но отпуск как-то быстро подошёл к концу, и обоим Елисеевым — стершему и младшему — пришлось вновь планировать операцию по маскировке способа убытия внетабельного канцеляриста на службу, и вскоре названный чиновник отзвонился Денневитцу, уведомив шефа о прибытии, а со следующего утра засел, по распоряжению начальства, за подробный отчёт о своём ученичестве у Кривулина и Кошельной. Эмма, однако, пока не считала обучение завершённым, так что к её и нашей с тёзкой радости дворянин Елисеев периодически отъезжал в Михайловский институт. Так прошло около недели, а потом…
— Похоже, Виктор Михайлович, напрасно я отпускал вас в Покров, — озабоченно выдал Денневитц, едва срочно вызванный тёзка переступил порог его кабинета. — У Дмитрия Антоновича плохие новости…
Глава 10Плохие новости и хорошая работа
Новости у титулярного советника Воронкова и впрямь оказались плохими. Очень и очень, я бы сказал, плохими. В день возвращения тёзки из отпуска в Москве был убит некий господин Ноговицын. Пусть ни дворянин Елисеев, ни, тем более, я не были с тем господином знакомы, гибель добропорядочного гражданина от рук преступника — всегда плохая новость и сама по себе. Но если бы только это… Убит господин Ноговицын был недалеко от станции, куда прибывают автобусы с Владимирского тракта, и убит вскоре после своего выхода из автобуса «Владимир — Москва», на котором приехал в столицу. Дальше — хуже: убийце удалось скрыться. Но под занавес Воронков выдал уже совсем ни в какие ворота не лезущее известие: убитый господин Ноговицын, хоть и был постарше дворянина Елисеева, внешностью своей очень на тёзку походил.
Приехали, мать-перемать… Летнее-то покушение на тёзку до сих пор не раскрыто, а тут на тебе, ещё одно. Да ещё и удавшееся, пусть и не дворянин Елисеев погиб, а похожий на него человек — в случайное совпадение ни я, ни тёзка, ни Воронков ни на секунду не поверили.
— Дмитрий Антонович, а как вообще об этом убийстве стало вам известно? — заинтересовался тёзка. Кстати, да, вопрос более чем резонный. — Это же московской полиции дело, не дворцовой? И с моим делом вроде никак не связано, если не знать того, что знаем мы?
— У меня же связи с сыскной частью московской полиции остались, — хмыкнул Воронков. — Да и Карлу Фёдоровичу спасибо, из дворцовой полиции в московскую ушло отношение об уведомлении меня обо всех московских преступлениях, так или иначе связанных с Покровом. Вот кто-то из моих недавних сослуживцев и обратил внимание, что автобусы из Владимира в Москву именно через Покров идут. Пусть покойный Ноговицын и приехал из Владимира, а не из Покрова, убийце-то откуда было про то знать? Особенно при похожей на вас внешности жертвы?
Ну да, всё логично, не поспоришь. И сам Воронков, конечно, умён, спору нет, и кто-то из сыщиков не пропустил такую подробность мимо своего внимания, это они молодцы. Вот было бы с того нам с тёзкой легче… Но нет, кое-что хорошее, ну если применительно к убийству можно о хорошем говорить, Воронков заметил и с тёзкой своим наблюдением поделился.