нститута, а в соседнюю с директорским кабинетом, изрядно напугав учёного секретаря господина Янина, и обеспечив ему несколько позже задушевную беседу с ротмистром Чадским, завершившуюся предупреждением под роспись о неразглашении.
Что и почему здесь не так, ни мы с тёзкой, ни доцент Кривулин объяснить не могли, соответственно, не имелось и никакого представления о способах преодоления этих затруднений. В итоге в опытах пришлось сделать перерыв, по крайней мере до тех пор, пока у их участников не появятся хоть сколько-нибудь осмысленные соображения по улучшению состояния дел. По неизвестной пока причине опытами очень заинтересовался надворный советник Денневитц, а уж как сильно переживал Карл Фёдорович из-за неудач, удивило даже меня, про тёзку я и не говорю. Нет, определённо, на такое развитие способностей дворянина Елисеева у Денневитца были очень серьёзные виды… М-да, не хватало ещё своими неудачами испортить начальственные планы.
Ясное дело, мы с тёзкой постоянно думали, что и как нужно сделать, чтобы у нас стало получаться, но при ближайшем рассмотрении ни одна из наших мыслей не годилась пока для того, чтобы послужить достойной причиной для возобновления опытов.
Образовавшую паузу Кривулин решил заполнить другими занятиями. На сей раз ни об интуитивном прогнозировании, ни об ускоренном гипнотическом внушении, как оно предполагалось ранее, речи вообще не шло, и тёзке пришлось вспоминать и оттачивать подзабытые уже навыки пирокинеза, в связи с чем опыты снова ставились в котельной, а не в главном институтском здании. Если я не ошибался, Денневитц испытывал сильное желание проникнуть в некое место, а теперь, когда с исполнением этого желания возникли серьёзные затруднения, собирался устроить в том месте пожар. Зачем? Ну, для того хотя бы, чтобы попасть туда вместе с пожарными или даже под видом пожарных. Впрочем, у нас с тёзкой хватило ума вопросы начальству не задавать, но между собой мы, понятно, всё это обсуждали. С дистанционным поджигательством дело пошло веселее, оставалось лишь дождаться, когда Денневитц пошлёт тёзку использовать этот навык на практике. Однако траектория полёта начальственной мысли обычно остаётся подчинённым неизвестной, вот и мы потихоньку начали недоумевать, почему Карл Фёдорович не торопится. Зато дождались другого — называйте это творческим озарением или чем ещё.
— Слушай, а помнишь, с чего у тебя пошла телепортация? Самого себя, я имею в виду? — кажется, мой вопрос застал тёзку врасплох.
— Ты додумался, что надо шагнуть, — существенным, а по мне, так чуть ли не главным достоинством дворянина Елисеева было всегдашнее признание моих заслуг.
— Во-о-от! — назидательно сказал я. — Тоже ведь представление перемещения, только не мысленное, а действием.
— И что с того? — следить за ходом моих мыслей товарищ не успевал.
— А то, что и здесь надо представить именно само перемещение, раз уж мы не можем представить его цель! — выдал я, и, не давая тёзке времени для проявления непонимания, тут же принялся разъяснять: — Мы не знаем, что внутри и как оно выглядит, но, раз мы знаем местонахождение цели, кто помешает нам представить и путь до неё?
— Хм, — засомневался тёзка, — но нам же нужно другого рода перемещение!
— Нам кто-то запретит мысленно провести прямую линию, минуя спуски и подъёмы по лестницам, движение по улицам в обход домов и прочих препятствий? — задал я риторический вопрос. — Хотя, конечно, всякое может случиться, — я подстраховался, заранее подготовив объяснение вполне возможной неудачи. — В любом случае пробовать надо, — подвёл я итог.
И опять, как говорится в народе, умная мысля пришла опосля. Это я к тому, что разговор у нас состоялся уже в Кремле, ближе к ночи. Что ж, к ситуации тоже нашлась подходящая народная мудрость — утро вечера мудренее — и с утра тёзка садился в «Волгу» ефрейтора Фролова в некотором предвкушении.
Доцент Кривулин тёзкиным предложением не сказать, чтобы так уж сильно вдохновился, но в проведении опыта отказывать не стал, что и понятно — уж быть назначенным крайним за неудачу с развитием этой стороны тёзкиных способностей у него имелись немалые шансы, а тут хоть какая-то, пусть и не особо великая, надежда, что такого поворота получится избежать.
К тому, что с первого раз у нас ничего не выйдет, мы с тёзкой были готовы. Тем сильнее стал восторг, когда именно с первого раза дворянин Елисеев шагнул из кабинета Кривулина в пустовавшую лабораторию, чуть не врезавшись в стол, заставленный химической посудой и непонятного назначения приборами. И какая, к чертям, разница, что лаборатория эта на втором этаже, а директорский кабинет на третьем, кому какое дело до длинного коридора, по которому надо идти до той лаборатории от лестницы, если за дело взялись такие титаны, как мы⁈ Даже Кривулин, и тот будто стал выше ростом, про сияющее лицо я уж не говорю.
Вторая и третья попытки телепортации тоже прошли с успехом, поэтому, когда на четвёртый раз у тёзки ничего не вышло, мы искренне удивились: да как так-то⁈ Дальше последовали ещё два удачных перемещения и три провала, на чём пустовавшие и не знакомые ранее тёзке помещения в главном институтском здании закончились, поэтому для продолжения опытов Кривулин привлёк чинов секретного отделения, вежливо, но с настойчивостью просивших обитателей различных кабинетов временно освобождать помещения и проводить ближайшие пять минут в коридоре или чуть больше в буфете. Какую причину таких своих действий называли секретчики, понятия не имею, но в Михайловском институте все уже привыкли их слушаться.
Благодаря такому расширению поля для экспериментов уже довольно скоро удалось разобраться в загадочном поначалу чередовании успехов с провалами. Есть, знаете ли, у человеческого мозга свойство уклоняться от ненужной, по его мнению, мыслительной работы, вот и тёзка несколько раз невольно схалтурил с подробным представлением пути к очередному пункту назначения, и представлял своё перемещение туда, не продумав предварительно нормальный для обычных людей способ движения. Да, соблюдение открытых нами правил требовало какого-то времени, но проходить маршрут мысленно всё равно же быстрее, чем его проговаривать или, скажем, рисовать на том же плане. В общем, соблюдайте, господа, технологию, и будет вам счастье! Я бы даже сказал, что не просто технологию, а аж прямо-таки технологическую дисциплину…
— Отлично, Виктор Михайлович! — как мы понимали, Денневитцу о тёзкиных успехах уже сообщили, так что встречал он подчинённого чуть ли не с распростёртыми объятиями. — Как скоро вы сможете телепортировать вместе с собой других людей в незнакомые помещения?
Да, похоже, степень необходимости таких действий у надворного советника уже приближалась к высшей точке. Что же, чем порадовать начальника, у дворянина Елисеева не то чтобы уже и было, но и каких-то препятствий к тому мы с ним не предполагали.
— Опыты можно будет провести хоть завтра, Карл Фёдорович, — доложил тёзка, — но лучше бы сразу проводить их с теми же людьми, которых я должен буду сопровождать уже в деле, — чёрт, а вот это зря… Не стоило дворянину Елисееву показывать, что он имеет представление о планах Денневитца, вот точно не стоило. Вряд ли оно ему понравится…
— Догадались-таки, — понять по голосу, сильно ли Денневитц недоволен, не получалось. Хоть разнос не устроил, и то радует. — Но вы правы, Виктор Михайлович, так будет лучше. Вот только проводить эти опыты вы будете не в Михайловском институте, а в Кремле.
М-да, кажется, Денневитца уже припекает. Раньше, помнится, он не шибко стремился расширять круг посвящённых в тёзкины возможности, а теперь уже и не пытается оспорить такую необходимость. Впрочем, цепляться за секретность надворный советник не перестал, раз назначил местом проведения опытов Кремль. Ну и ладно, отрабатывал же тёзка в Кремле телепортацию с Денневитцем и Воронковым «на прицепе», и отрабатывал успешно, почему бы не поступить так и сейчас? Да, с Эммой встретиться не удастся, так оно бы всё равно не вышло, раз тёзка отправлялся бы в институт не один… Как бы там ни было, следующим утром внетабельному канцеляристу Елисееву представили трёх чинов дворцовой полиции — вахмистра Чучева и младших унтер-офицеров Пронина и Дягилева. При стандартной невыразительной внешности, очень удобной для их службы, во всех троих нам с тёзкой не составило труда заметить внимательную цепкость, с которой они, будто скучая, осматривались по сторонам, а кажущаяся расслабленность движений выдавала в новых тёзкиных подопечных матёрых хищников, не тратящих силы попусту и постоянно готовых к броску. Мастера, в общем. Да оно и к лучшему, мы же понимали, что тёзке придётся переместиться неведомо куда и самому, а в такой компании это будет уж всяко безопаснее.
На отработку совместной телепортации между Троицкой и Комендантской башнями, к которой присоединился и титулярный советник Воронков, ушло почти полдня — дворянин Елисеев хотел быть уверенным, что в реальных условиях всё будет получаться как надо. А когда тёзка эту уверенность обрёл, последовал вызов к Денневитцу, где надворный советник и поставил задачу.
Предстоявшее дело призвано было завершить, наконец, историю неудавшегося мятежа, вовсе не закончившуюся памятным судебным процессом. Каким образом удалось установить, где и у кого хранятся компрометирующие материалы, с помощью которых заговорщики обеспечивали неуместную слепоту и безрукость многих из тех, кто должен по роду службы стоять на страже престола и отечества, Денневитц не говорил, а у тёзки хватило ума не спрашивать, однако же именно эта квартира, занимаемая отставным коллежским советником [1] Бакванским, личным участием в заговоре и мятеже не запятнанным, видимых связей с мятежниками не имевшим, а потому в поле зрения следствия до сих пор не попадавшим, и должна была стать нашей целью. В том, что залежи компромата так и продолжают храниться на квартире, а не переправлены куда-либо ещё, Карл Фёдорович не сомневался, не иначе, имея к тому серьёзные основания. Проводить полицейскую операцию обычным порядком Денневитц не хотел, поскольку имел сведения, что хранилище этих интересных бумаг заряжено горючими веществами, и справедливо опасался, что пока в квартиру удастся попасть, Бакванский успеет их уничтожить. Светошумовых гранат тут, к сожалению, ещё не изобрели, с другими методами дистанционного быстрого, но не смертельного отключения людей тоже было не очень, а тут, понимаешь, кстати подвернулся внетабельный канцелярист Елисеев со своими способностями. Уж очень хотелось Карлу Фёдоровичу ознакомиться с теми бумагами — прямо-таки заел, знаете ли, профессиональный интерес, и спалось ему плохо без них, и кушалось без особого аппетита.