— Помните, вы говорили, что для развития и совершенствования ваших способностей необходимо систематическое обучение? — вернулся Денневитц к давнему, ещё до мятежа, разговору.
— И сейчас то же самое скажу, — уверенно заявил тёзка.
— Вот именно это и будет вашей главной задачей, — усмехнулся Денневитц. — А относительно иных задач ещё посмотрим.
А вот это нам с тёзкой понравилось. Очень понравилось. Уж не знаю, кто там принял такое решение — Денневитц или кто повыше чином, но смотрелось оно мало того, что правильным, но ещё и изящным. Нам же и правда нужно способности тёзкины развивать, вот и займёмся. Причём займёмся в почти что идеальных условиях! Начнём с того, что после визита жандармов, гвардейцев и дворцовой полиции, а также всего, что за тем визитом последовало, дворянина Елисеева в Михайловском институте будут просто бояться. Десять раз подумают, прежде чем устроить ему какую-нибудь пакость, подумают — и наверняка не сделают. А если тёзке покажется, что учат его не тому или не так, то секретное отделение в институте уже будет, так что в случае какой недобросовестности преподавателей и припугнуть чем найдётся, и приструнить, если не шибко испугаются. Да и не только обучение само по себе станет для тёзки доступным, но и его методики в полном объёме. Да уж, удружил Карл Фёдорович, ох и удружил! С таким начальством и служить не в тягость, чего уж там!
— Кстати, Виктор Михайлович, — вернул нас с дворянином Елисеевым с небес на землю титулярный советник Воронков, — есть у меня кое-какие новости и по вашему делу…
Нет, ну не день, а прямо праздник какой-то!..
Глава 5Ученье — свет
— Вы же, Виктор Михайлович, как я понимаю, со Шпаковским Александром Ивановичем занимались? — вопрос доцента Кривулина застал нас с тёзкой врасплох.
— Сергей Юрьевич, это вообще-то закрытые к разглашению сведения, — попытался тёзка его урезонить. — Уж простите, но я вынужден спросить, откуда они вам известны?
— Виктор Михайлович, вы для меня человек, конечно, новый, — с лёгким укором принялся отвечать доцент, — но уж Александра-то Ивановича я знаю, и что учил вас именно он, вижу.
— А как вы это видите, Сергей Юрьевич? — стало интересно нам обоим, поэтому пресекать тёзкино любопытство я и не пытался.
— Понимаете ли, Виктор Михайлович, — Кривулин устроился поудобнее и принялся излагать хорошо поставленным голосом: — Александр Иванович был одержим двумя идеями. Да-да, именно одержим! Телекинезом с телепортацией и развитием чужих способностей через обучение и упражнение.
— Чужих? — переспросил тёзка. — Не своих?
— Да-да, именно чужих! — доцент аж воздел палец. — Сам-то Александр Иванович особыми способностями не блистал, за исключением разве что исключительного, уж простите за грубость, звериного прямо-таки чутья. Его обмануть, это как следует постараться надо было, да и то, — Кривулин махнул рукой, — никому почти и никогда не удавалось.
Я аж прямо почувствовал, как подскочила тёзкина самооценка. Ну да, ему-то обмануть Шпаковского очень даже удалось. С моей, конечно, помощью, но именно что с помощью, так что повод возгордиться у дворянина Елисеева имелся неоспоримый.
— Вот я и заключил, — продолжал Кривулин, — что раз вы показываете несомненные успехи в телекинезе с телепортацией, а научиться такому самостоятельно вам было уж точно невозможно, то, стало быть, Александр Иванович вас и учил. И ведь не ошибся же! — с некоторой гордостью, тоже, впрочем, вполне оправданной, закончил он.
Мысленно я выдал крайне нелестную оценку этого доморощенного детектива, тёзка со мной согласился, но предложил всё же признать за Сергеем Юрьевичем успехи в наблюдательности и логическом мышлении. Я их, конечно, и сам признавал, но что с того толку, если вот так, походя и между делом, секретная информация перестаёт быть секретной?
Заниматься развитием своих способностей именно у доцента Кривулина тёзка решил по трём причинам. Во-первых, вся институтская документация свидетельствовала, что Сергей Юрьевич на данный момент является наиболее опытным среди сотрудников Михайловского института, а его исследования представляют наибольший интерес и обещают немалые успехи в изучении тех самых способностей. Во-вторых, это подтверждалось опросом других институтских служащих. В-третьих, к господину Кривулину не осталось никаких вопросов ни по институтскому делу, ни по части новосозданного секретного отделения. Со всех сторон лучший выбор, в общем. И не только для нас с тёзкой — наверху, как мы слышали, рассматривался вопрос о назначении Сергея Юрьевича директором института.
В ходе занятий правильность этого самого выбора неизменно подтверждалась. Вот не скажу, что в развитии тёзкиных способностей случился прямо-таки какой-то скачок, нет. Не овладел дворянин Елисеев пока что какими-то новыми умениями, не развил до непревзойдённых высот старые, но именно что пока. Доцент Кривулин учил своего подопечного другому — понимать саму суть этих способностей, по крайней мере, в том её виде, в каком это представляла себе современная наука, рассчитывать свои силы при исполнении уже знакомых действий, правильно планировать сами эти действия. На третьей неделе занятий у Кривулина тёзка уже пребывал в уверенности, что в следующий раз сможет телепортировать тяжёлую технику уже без тех неприятных последствий, что тогда, при штурме завода. Я готов был с товарищем согласиться, у тёзки теперь вообще всё получалось быстрее и легче, да и у меня тоже. Разумеется, о том, что некоторые упражнения дворянин Елисеев выполняет как бы не совсем сам, мы не распространялись, да и в самом институте старались так не делать — под моим управлением тёзка упражнялся почти исключительно в Троицкой башне.
Организационная сторона обучения внетабельного канцеляриста Елисеева в Михайловском институте основной упор имела на охрану названного персонажа. В институт тёзка приезжал на служебном автомобиле, неприметной тёмно-серой «Волге». Неприметной, однако, машину сделали целенаправленно, даже местами придав ей видимость лёгкой бэушности, зато внутренности этой «Волги» у тёзки, заядлого автомобилиста, вызвали восторг, сравнимый даже не знаю с чем. Радиотелефон, форсированный мотор, усиленная подвеска, фигурные бронещитки, отделявшие кабину от мотора и багажника, броневые листы в дверях, даже стёкла, и то пуленепробиваемые. Ну, условно, конечно, непробиваемые, но одно-два попадания уж точно удержат, лишив тем самым нападающих преимущества внезапности. Запас хода, правда, маловат, но для городских условий вполне достаточный. Водитель этого тщательно замаскированного броневичка ладный белобрысый крепыш Степан Фролов числился ефрейтором лейб-гвардии Кремлёвского полка, но по факту служил в дворцовой полиции на положении бессрочно прикомандированного, а применительно к внетабельному канцеляристу Елисееву совмещал исполнение обязанностей водителя и охранника. Охранять, впрочем, своего пассажира Фролов должен был в машине и по пути от институтской стоянки до помещений секретного отделения, дальше за тёзкину безопасность отвечали именно секретчики, а на обратном пути снова водитель. Если что, дворянин Елисеев мог и сам за себя постоять, поскольку посещал Михайловский институт в штатском, то есть с родным «парабеллумом» в скрытой кобуре. Тёзку такое обстоятельство радовало, потому как форменный сюртук не давал возможности носить пистолет скрытно, да и извлекать оружие из-за пазухи было довольно хлопотно. Фролов, быстро ставший для тёзки просто Степаном, тоже на эти выезды одевался в штатское и тоже носил оружие — стандартный армейский пистолет Караваева под парабеллумовский патрон.
Мы с тёзкой, конечно, понимали необходимость охраны, но, честно говоря, что меня, что тёзку, его в особенности, такое положение потихоньку начало утомлять. Мы, правда, находили и в этом положительные стороны, иначе пришлось бы нам совсем уж тоскливо — я где-то даже был рад, что тёзку, а с ним и меня, так берегут, а сам дворянин Елисеев не прочь был бы поболтать со Степаном, распознав в нём такого же любителя и знатока автомобилей, как сам, но службу свою ефрейтор Фролов исполнял добросовестно, и на разговоры с пассажиром в дороге не отвлекался. Пару раз только удалось тёзке отвести душу в беседе с водителем, да и то, оба раза уже в Кремле по возвращении из поездки.
В здании же Михайловского института охраняли тёзку не так назойливо, хотя и вполне добросовестно. Просто там охране проще было не мозолить глаза и своему подопечному, и окружающим, что она и делала, причём весьма профессионально.
В общем же и целом дворянин Елисеев на всю катушку использовал преимущества систематического обучения, и мы с ним уже сами видели, что количество набранных на уроках у Кривулина знаний вот-вот перейдёт в резкое повышение качества имеющихся у тёзки навыков. Собственно, именно это Сергей Юрьевич с самого начала и объявил первой и главной своей задачей, а уже затем планировал приступить к освоению его учеником новых умений. Мы, ясное дело, могли такой подход только приветствовать.
Вообще, успехи дворянина Елисеева в совершенствовании его способностей особенно выигрышно смотрелись на фоне застоя в расследовании покушения на того же дворянина. Те новости, которыми хвастался титулярный советник Воронков перед началом тёзкиного обучения, и сами-то по себе оказались не сильно прорывными, и, что хуже, не получили пока что сколько-нибудь заметного продолжения.
Идея выйти на наводчика через тёзкиных университетских знакомых, как оно и ожидалось, никуда не привела. Ну вот никак, никак не получалось найти хоть какие-то точки пересечения или хотя бы соприкосновения между студентами, университетскими служащими и выявленными контактами наёмного убийцы Голубева. Единственным успехом следствия можно было бы посчитать обнаружение некоего Зенона Шавского, одного из трёх как-то связанных с Голубевым человек, которых ранее не могли найти, но нашли того Шавского в виде полуразложившегося трупа, опознать который удалось лишь по зубным протезам. Да, выяснили, что этот Шавский занимался в преступном мире посредничеством, устраивая связи между заказчиками и исполнителями, но сейчас это означало лишь то, что придётся теперь шерстить ещё и его связи. Воронков этим незамедлительно занялся, даже вышел в ходе розыска на несколько всё ещё остававшихся нераскрытыми преступлений, дела по которым передал московской полиции, но какими-то ощутимыми успехами по нашему делу похвастаться пока не мог.