К чести дворянина Елисеева стоит сказать, что не так уж сильно он огорчился, хотя имел на то полное право — затяжка со следствием не позволяла надеяться на скорое возвращение в Посланников переулок. Впрочем, огорчаться и переживать тёзке было просто некогда — мало того, что он теперь регулярно ездил на занятия в Михайловский институт, так приходилось ещё и самостоятельно заниматься по университетской программе, потому что не успеешь оглянуться, как придётся сдавать экзамены за пропущенный семестр. Да ещё и по службе хоть тёзку и разгрузили в связи с учебными делами, но полностью никто с него служебных обязанностей не снимал, приходилось и тут стараться. Правда, с обязанностями теми получилось удачно — Карл Фёдорович мудро решил поручить внетабельному канцеляристу Елисееву помогать секретному отделению Михайловского института в наблюдениях за учёными мужами этого заведения, раз уж оный канцелярист регулярно его посещает, а заодно присмотреться, что в работе того отделения можно улучшить или поменять. Одно рацпредложение тёзка с моей подачи уже выдал, а начальство приняло, так что документооборот в секретном отделении теперь несколько упростится и ускорится. Последствием, помимо начальственной благодарности, стало поручение составить докладную записку на имя генерала Дашевича с изложением введённых изменений и предложением аналогично усовершенствовать бумажные потоки между секретным отделением, дворцовой полицией и Отдельным корпусом жандармов, так что дел нам с тёзкой прибавилось, но и служебная репутация внетабельного канцеляриста Елисеева неплохо так подросла.
Да, подросла. В тёзкины апартаменты в Троицкой башне провели телефон — не награда, конечно, и даже не ценный подарок, но комфорта прибавило. По крайней мере, заказывать книги в библиотеке тёзке теперь стало проще. Но первый звонок дворянин Елисеев сделал, разумеется, в Покров. Подполковник Елисеев был на службе, зато тёзка поговорил с матушкой и сестрёнкой. В хвастовстве товарищ проявил похвальную скромность, умолчав о месте своего жительства, как и о поступлении на службу, решив, что такие новости на родных надо вывалить при встрече, чтобы насладиться их восхищением. Тем не менее заверить родных в том, что всё у него хорошо, тёзке удалось. Ну да, заговаривать зубы матери и младшей сестре он умеет, это со старшей у него такие номера не проходят. Про брата не знаю, в глубоких тёзкиных воспоминаниях копаться не стал, а в относительно свежих такого не попадалось. Ну и ладно, меня после этого телефонного разговора другое больше волновало, хотя и недолго.
Я вспомнил, как Воронков со слов Грекова рассказывал, что вечером при выезде дворянина Елисеева в Москву никто из Покрова в столицу не звонил и телеграмм не слал. Но это было установлено на городской телефонной станции и городском же телеграфе. Но что если кто-то звонил из Москвы в Покров? Отметили бы этот звонок на покровской станции? Хотя маразм какой-то, конечно. В таком случае звонящий должен знать, когда именно позвонить, а это уже по разделу ненаучной фантастики. Но почему-то перед тем, как эта мысль меня покинула, я успел сделать в памяти заметку — разобраться с технической стороной вопроса. Даже не знаю, на кой оно мне надо, но…
Тем временем тёзка продолжал учение у доцента Кривулина, старательно постигая пропущенные Шпаковским основы применения и понимания своих способностей.
— А знаете, Виктор Михайлович, — где-то к концу второго месяца занятий задумчиво выдал Кривулин, — вам, пожалуй, пора познакомиться с новыми для вас практиками. Что скажете насчёт целительства?
Тёзка предсказуемо согласился, и после занятий заглянул в секретное отделение, где ему тут же выдали справку о госпоже Кошельной, урождённой Ржеусской, Эмме Витольдовне, у каковой госпожи Кривулин и рекомендовал дворянину Елисееву учиться тому самому целительству. Дамочка оказалась наследницей польских эмигрантов, бежавших в Россию от ужасов Краковской революции, в свои тридцать четыре года успела побывать замужем за известным хирургом Даниилом Кошельным (даже далёкий от медицины тёзка о нём слышал), овдоветь, растила дочь и в данное время отрабатывала по судебному приговору исправительные работы с удержанием в казну части заработка. Начальник секретного отделения ротмистр Чадский минуты на три задумался, но всё же обучаться у госпожи Кошельной внетабельному канцеляристу Елисееву дозволил, к чему тёзка, наскоро перекусив в институтской столовой, и приступил.
В жизни Эмма Витольдовна выглядела ещё интереснее, чем в справке о себе. Невысокая, с великолепными формами, приятным лицом и пышной причёской, она смотрелась очень и очень миловидной, но то ли не сильно хотела производить именно такое впечатление, то ли как-то очень уж своеобразно пыталась придать своему облику побольше важности. Даже я заметил, что платье госпожи Кошельной, явно шитое на заказ, и шитое очень хорошо, отличалось пусть и лёгкой, но старательно подчёркнутой старомодностью, а ещё более старомодного вида очки со стёклами без диоптрий добавляли Эмме Витольдовне не важности, а скорее сухости и отстранённости. Всё это усугублялось очень уж неопределённым цветом густых волос — они были и не серыми, и не седыми, и уж всяко не платиновым блондом, но какими-то между всем этим средними.
Но уже очень скоро мы с дворянином Елисеевым убедились в том, что эти непонятные опыты с собственной внешностью на знании госпожой Кошельной своего дела никак не отражаются. К появлению ученика дама отнеслась предельно серьёзно и ответственно, и сразу же заявила ему, что есть два вида целительства, и первая её задача — определить, какой из них тёзке доступен.
Честно говоря, когда Эмма Витольдовна определила способности, проявленные тёзкиной старшей сестрой и Николаем Михальцовым, как «низший вид целительства», мы чуть не выпали в осадок. Надо же, Ольга заживила серьёзную рану, избавила подругу от вирусной инфекции, тот же Михальцов вылечил отца от печёночных колик, уж не знаю, как это называется по науке, и нате вам, пожалуйста — низший вид! Однако же, когда госпожа Кошельная принялась говорить о высшем виде, нам обоим пришлось согласиться с тем, что целительство в исполнении Ольги и Николая действительно стоило отнести к виду низшему.
— Нетрудно исцелять, когда видишь страдания человека и понимаешь, где у него болит, — объясняла Эмма Витольдовна, надо отдать ей должное, просто и доступно. — Но избавление от боли далеко не всегда становится избавлением от болезни. Именно здесь и необходим высший вид целительства — умение узнать и понять, чем человек болен и исцелять его правильно даже в тех случаях, когда болезнь протекает без видимых или ощутимых проявлений. Сумеете ли вы, Виктор Михайлович, заниматься целительством высшего вида, нам с вами ещё предстоит установить. Если я увижу ваши к тому способности, мы продолжим ваше обучение, если же нет, практиковать целительство низшего вида вы можете уже сейчас. Итак, Виктор Михайлович, будем выявлять вашу способность к правильному исцелению?
— Будем, Эмма Витольдовна, — согласился тёзка.
Глава 6Больше знаний — больше вопросов
Процедура выявления у дворянина Елисеева способностей к правильному, как выразилась госпожа Кошельная, исцелению нас с тёзкой, не буду скрывать, удивила. Сначала Эмма Витольдовна попросила тёзку снять наручные часы и пиджак. Опасливо и неодобрительно покосившись на пистолет в подмышечной кобуре, избавиться и от него она тем не менее не потребовала, зато тёзке пришлось закатать рукава рубашки. Затем хозяйка кабинета усадила посетителя в кресло, подозрительно напоминавшее те, что стоят у зубных врачей, настроила высоту подголовника и попросила по возможности расслабиться. Выждав с полминуты, Эмма Витольдовна принялась аккуратненько, кончиками пальцев, ощупывать тёзкины руки от запястий до локтей — сначала правую, затем левую. Делала она это, беззвучно шевеля губами, будто проговаривая про себя последовательность манипуляций, чтобы не ошибиться. Закончив с этим, госпожа Кошельная приветливо улыбнулась, отчего вся её напускная важность моментом исчезла, и поинтересовалась у дворянина Елисеева, есть ли у него близкие родственники, имеющие способности к целительству. Наличие такой родни тёзка признал, не уточнив, однако, о ком именно идёт речь. Эмма Витольдовна удовлетворённо кивнула, мол, так я и знала, и продолжила ощупывание, на сей раз занявшись кистями рук, особое внимание уделяя ладоням и пальцам. Снова коротенький перерыв, и снова ловкие пальчики принялись изучать кандидата в целители. Теперь госпожа Кошельная встала позади кресла и её пальцы прошлись тёзке по вискам и затылку, вызвав у нас неоднозначную реакцию — я находил действия женщины приятными и пытался представить, насколько было бы хорошо, если бы они продолжились и на других частях нашего с тёзкой тела, не будем уточнять, каких именно, а вот дворянина Елисеева почему-то потянуло в сон.
Получив разрешение встать и одеться, тёзка для начала пару раз энергично махнул руками, сбрасывая с себя сонливость, что, кстати, даме тоже понравилось, судя по очередному довольному кивку и мимолётной улыбке, на мгновение вернувшей женщине её тщательно скрываемую миловидность.
— Превосходно, Виктор Михайлович, просто превосходно! — госпожа Кошельная явственным образом воодушевилась результатами осмотра. — Ваша готовность к овладению высшим видом целительства даже намного выше, чем у моего лучшего до сих пор ученика!
— Прошу прощения, Эмма Витольдовна, вы сейчас не Николая Михальцова упомянули? — самое интересное, что я и сам, услышав про лучшего ученика, почему-то подумал о том же персонаже, но дворянин Елисеев не постеснялся спросить напрямую.
— Да, о нём, — с удивлением подтвердила женщина. — А вы его знаете?
— Знакомы, — углубляться в подробности тёзка опять не стал.
— Мой лучший ученик и моё сильнейшее разочарование, — в этот раз улыбка у дамы получилась какой-то грустной. — Свои выдающиеся способности к высшему целительству Николаша развивать просто отказался, вы только представьте!