— Не знаю. Я бы с выводами не спешил. Надо бы, думаю, лейтенанта спросить, он обнаружил всю эту историю. Ему и карты в руки, — пожал плечами Попов.
Константинов растерялся. Он сразу понял подполковника, но ему подобная мысль раньше не приходила в голову. Что аттестат подделан, это очевидно. Но кем же, кроме Гитаева и Малявкина? Жулики они оба, возможно, дезертиры. Да, скорее всего, дезертиры. А если похуже?.. Нет, об этом лейтенант Константинов не думал.
Слушая сбивчивые рассуждения своего заместителя, капитан Попов только щурился, но высказать свою точку зрения не спешил.
— Да, да, конечно, лейтенант, вы правы, совершенно правы, — согласился подполковник. — Гитаев и… как его… Малявкин — дезертиры. Явные дезертиры. И жулики. Все ясно. Надо их немедленно задержать. Только как? Где их искать?
— А они завтра в четырнадцать ноль-ноль снова должны явиться к нам на продсклад, — сказал Константинов. — Я им не все по аттестату выдал, вот и условились, что они придут завтра…
— Завтра? В четырнадцать часов? — радостно воскликнул подполковник. — Вот и отлично. Значит, завтра мы их и возьмем. Чего же лучше?
Он тут же схватил телефонную трубку и связался с прокурором гарнизона. Когда, договорившись с прокурором, подполковник положил трубку, Попов заметил:
— Вы уверены, товарищ подполковник, что надо было звонить прокурору? Вам все ясно? Может, следовало все-таки связаться с КГБ? Дело-то темное, скверное.
— Еще чего не хватало! — вспылил подполковник. — Дезертиры они, ворюги. Это дело прокуратуры, а не органов госбезопасности.
— Как вам будет угодно, — поднялся Попов, — но я считал своим долгом высказать собственные опасения. А так что же? Ваши указания будут выполнены.
На следующий день Константинов с утра не находил себе места. По мере того как приближались два часа дня, волнение его возрастало. «А что, если не придут? Вдруг да не придут? Что тогда?» — думал он.
Но Гитаев и Малявкин явились вовремя. Едва они вошли, Попов открыл дверь во внутреннее помещение продовольственного склада, и оттуда появился военный патруль во главе с подполковником и военным прокурором.
— Документы, — сурово потребовал подполковник.
— Оружие. — Прокурор кивнул начальнику патруля.
Гитаев и Малявкин не успели опомниться, как были обысканы, их оружие, документы, полевые сумки оказались на столе у Константинова. Прокурор все сложил в предусмотрительно захваченный чемодан и указал задержанным на дверь. Ко входу подрулил «пикап». Прокурор уселся в кабину с водителем, а Гитаев и Малявкин, под охраной патруля, поместились в кузов. Поехал с ними и Попов. Константинов остался на складе, а подполковник вернулся к себе, в комендатуру. Перед отъездом он пожал руку Константинову и горячо поблагодарил его: операция прошла успешно, все было в порядке.
Глава 2
— Кирилл Петрович? День добрый. Ну, как себя чувствуете? Освоились?
— Все нормально, товарищ комиссар. Помаленьку осваиваюсь.
— Помаленьку? Это плохо… У нас времени нет. Вот мы тут решили поручить вам одно дело. Весьма любопытное. Прошу зайти.
Майор Скворецкий положил трубку и поднялся из-за стола. Что греха таить, трудно быстро освоиться с работой в центральном аппарате Наркомата государственной безопасности, да и охоты большой у майора не было. Из ума не шла родная Смоленщина, к которой он так привязался, где работал до войны в областном управлении НКВД, недавно партизанил.
Скворецкий прошел длинными, сумрачными коридорами, поднялся этажом выше, миновал приемную и вошел в кабинет комиссара. Вслед за ним появился старший лейтенант Горюнов, также вызванный комиссаром. Не успели они сесть, как комиссар приступил к делу.
— Случилась неприятная история. Сегодня днем из военной прокуратуры бежало двое задержанных: старшие лейтенанты Советской Армии Гитаев и Малявкин. Бежал, вернее, один — Малявкин. Гитаев убит. Случай весьма странный. Как сообщил военный прокурор, эти двое были задержаны по подозрению в дезертирстве и подделке продовольственных аттестатов. И на тебе — бежали. Ясно, что тут не подделкой документов пахнет и не дезертирством. Совершить среди бела дня здесь, в Москве, в здании военной прокуратуры, вооруженное нападение на советского офицера, бежать… Нет, так мог действовать только закоренелый враг, а не простой дезертир. Не иначе.
Комиссар на минуту умолк, задумался, снял очки и принялся рассеянно протирать их кусочком замши.
Потом он нервно побарабанил пальцами по столу и продолжал:
— Так вот, обстоятельства побега таковы: два человека, располагавшие документами старших лейтенантов Советской Армии Гитаева и Малявкина, были задержаны в помещении продовольственного склада Ленинградского вокзала. Оттуда их отправили в прокуратуру. Сопровождали прокурор, патруль и начальник продсклада.
В помещении прокуратуры задержанных провели на третий этаж, в коридор. Патрульных отпустили, прокурор отправился докладывать по начальству, а с двумя задержанными остался капитан Попов, начальник продсклада. Один. Ну, они его и скрутили… Продырявили финкой (при обыске финки не обнаружили), а сами — в окно. По водосточной трубе с третьего этажа. Попов нашел в себе силы добраться до окна и открыть стрельбу. Одного — Гитаева — свалил наповал, а второй ушел. Вывод: в Москве на свободе разгуливает отъявленный враг, не исключено — немецкий диверсант. Найти его, обезвредить — вот наша задача. Розыск поручается вам. Сами понимаете, дело не шуточное, времени терять нельзя.
— Прошу прощения, товарищ комиссар, — сказал Скворецкий. — Какие-нибудь данные об этом Малявкине да и о Гитаеве есть или, кроме фамилий, ничего?
— Кое-что есть, — ответил комиссар. — Из прокуратуры нам доставили документы и полевые сумки обоих, изъятые при аресте. Держите.
Комиссар подвинул Скворецкому две потертые полевые сумки и засургученный пакет — по-видимому, с документами, — лежавшие с края стола.
— Ваша задача: тщательно изучить документы и содержимое сумок, собрать все возможные данные об обоих, прежде всего о Малявкине, и представить план мероприятий по розыску. Сегодня же ночью.
— Разрешите, товарищ комиссар? — спросил Горюнов. — А не получится ли так, что, пока мы с Кириллом Петровичем будем копаться в бумагах да собирать сведения, преступник скроется из Москвы? Ищи его потом. И так сколько времени потеряно…
— Что же вы предлагаете?
— Вокзалы! — запальчиво воскликнул Горюнов. — Нам с Кириллом Петровичем немедленно отправиться по вокзалам и, ориентируясь на имеющиеся приметы, организовать проверку всех подозрительных.
— Ну, вы вдвоем особенно на вокзалах не навоюете, — усмехнулся комиссар. — Вокзалов-то в Москве сколько, а вас — двое. Вокзалы — не ваша забота. Кстати, туда уже выброшены оперативные группы, и снабжены они не только приметами преступника. Им в помощь привлечены те, кто знает его в лицо: прокурор, солдаты из патруля, начальник продсклада капитан Попов и его заместитель лейтенант Константинов.
— Капитан Попов? — удивился Скворецкий. — Но, как я вас понял, Попов ранен?
— Совершенно справедливо, Попов ранен, но держится молодцом. Сразу после перевязки сам явился к нам и предложил свою помощь. Да и вообще во всей этой истории капитан Попов оказался проницательнее других: он сразу, как только возникло подозрение в отношении Гитаева и Малявкина, предложил информировать органы государственной безопасности, а его начальство не пожелало этого сделать. Последствия такой «щепетильности» известны. Так что на помощь капитана можно смело рассчитывать. Вернемся, однако, к существу дела. Повторяю: оперативный розыск, предварительный — не ваша забота. Он уже ведется. Ваша задача — разработка мероприятий и проведение глубокого, если можно так выразиться, капитального розыска на тот случай, если Малявкина ни сегодня, ни завтра взять на каком-либо из вокзалов не удастся. Ясно?
Скворецкий и Горюнов, захватив полевые сумки и документы, вышли из кабинета.
На первый взгляд документы были подлинные. Впрочем, и аттестат тоже выглядел подлинным, тогда как было достоверно известно, что это подделка. Весьма искусная, но подделка. Поэтому, выписав все необходимые данные, документы вместе с аттестатом передали специалистам на экспертизу.
Покончив с документами, Скворецкий принялся за содержимое полевых сумок, а Горюнов отправился в адресный стол и районные военкоматы по месту призыва Гитаева и Малявкина. Ему, коренному москвичу, куда как легче было собрать сведения, чем Скворецкому, скверно знавшему Москву и плохо ориентировавшемуся не только в хитросплетениях московских улиц и переулков, но даже в их названиях.
Горюнов появился в наркомате только к двенадцати ночи.
Как оказалось, Гитаев и Малявкин действительно до начала войны проживали в Москве. И тот и другой были призваны в армию в июле 1941 года и ушли на фронт. Горюнову удалось выяснить некоторые подробности из биографий того и другого, установить кое-кого из их знакомых и даже раздобыть фотокарточки Гитаева и Малявкина. Последнее было весьма существенно: теперь представлялась возможность выяснить, являются ли старшие лейтенанты Гитаев и Малявкин, посещавшие склад, москвичами Гитаевым и Малявкиным, сражавшимися в рядах Советской Армии, или, используя их документы (в подлинности которых Скворецкий теперь, не ожидая заключения экспертизы, не сомневался), действовал кто-то другой.
Судя по тем сведениям, которые удалось раздобыть Горюнову, Матвей Александрович Гитаев, 1915 года рождения, проживал в Москве вместе с матерью в одном из приарбатских переулков. Мать работала аккомпаниатором, в настоящее время в составе гастрольной бригады находилась на фронте. Отец Гитаева умер еще задолго до начала войны.
Матвей Гитаев, по окончании средней школы, учился в Московском институте народного хозяйства имени Плеханова, последние годы перед войной работал товароведом в системе одного из московских торгов.
В военкомате, где призывался Гитаев, Горюнов обнаружил его заявление. Оно было подано 22 июня 1941 года, в первый день войны, и н