- Вы, очевидно, гадаете, Юрий Дмитриевич, зачем мы вас пригласили.
Юра счёл вопрос риторическим и молча кивнул.
- Я объясню, - пообещал ректор. - Только сначала дождёмся...
В дверь постучали.
- А, уже дождались. Прошу.
Юра с трудом удержался, чтобы не протереть глаза, потому что в кабинет шагнула та самая незнакомка из электрички - остановилась у входа, обвела глазами собравшихся и робко сказала:
- Здравствуйте.
- Доброе утро, садитесь, пожалуйста. Приступим.
Девчонка заняла стул по соседству с Юрой; пальтишко она сняла и аккуратно пристроила на коленях. Ректор покосился на неё, потом на сигаретную пачку, но так и не закурил. Вздохнул и сказал:
- Итак, товарищ Меньшова и товарищ Самохин. Вы у нас первокурсники. Учитесь, соответственно, на филфаке и на историческом. Исправно посещаете лекции. Вступительные экзамены летом сдали уверенно. Не то чтобы с блеском, но приёмную комиссию убедили. Напомните, Юрий, на какую тему у вас было сочинение?
- Мотив страданий в творчестве Некрасова, - нехотя сказал Юра.
- А, ну как же, как же. 'Ямою грудь, что на заступ старательно изо дня в день налегала весь век...' И прочее в том же духе. А у вас, если не ошибаюсь, по Островскому? Который Александр Николаевич?
- Да, - потупилась товарищ Меньшова. - Патриархальный мир в его пьесах.
- И оба вы представили грамотные, чугунно-безупречные тексты о язвах и пороках страны, стенающей под гнетом самодержавия. К которым (к текстам, я имею в виду, а не к язвам) не придерёшься, даже если очень захочешь. Зато осенью, когда началась рутина, и можно было слегка расслабиться, в ваших ответах начали появляться несколько иные мотивы. Вы, Самохин, написали мини-эссе о переломной точке в послевоенном развитии...
- Преподаватель нам дал задание - сказал, хочет выяснить спектр интересов аудитории. Просил, чтобы сами выбрали тему и не сдерживали фантазию.
- Однако ваши сокурсники, в большинстве своём, фантазию всё-таки придержали. Вы же выдали довольно... гм... своеобразный опус.
- Чисто умозрительная конструкция, - угрюмо заметил Юра, кляня себя за то сентябрьское ребячество. - Я знаю, история не имеет сослагательного наклонения, всё решают законы общественного развития. Но некий элемент неопределённости всё равно остаётся...
- Поясните вашу мысль, если можно, - вмешался в разговор скуластый брюнет, до этой минуты сидевший молча.
- Ах да, - сказал ректор, - я не представил, прошу прощения. Это товарищ Фархутдинов. Из Комитета.
Судя по интонации, имелся в виду отнюдь не комитет кинематографии. И даже не комитет комсомола. 'Приплыли', - обречённо подумал Юра. Видимо, эта мысль отразилась у него на лице, потому что товарищ Фархутдинов сказал:
- Ну-ну, профессор, не стоит пугать ребят. Вам же, Юрий, дам пояснение относительно целей и подоплёки нашего разговора. На календаре, как вы могли убедиться, давно не тридцать седьмой год. И вообще не двадцатый век. Если преподаватель на лекции просит вас проявить фантазию, то это - не коварная провокация для выявления троцкистов и диссидентов, а учебный процесс. Впрочем, вы и сами наверняка это понимаете - иначе просто отписались бы, как в сочинении по Некрасову. Вот и мой нынешний интерес достаточно специфичен, но никак не являет собой попытку уличить вас в крамоле. Я доходчиво выражаюсь?
- Вполне, - согласился Юра, чтобы не выглядеть идиотом, хотя сентенции комитетчика запутали его окончательно.
- Замечательно. Тогда вернусь к своему вопросу - насчёт элемента неопределённости, влияющего на историческое развитие.
- Ну, я там писал о появлении 'антиграва'...
Ректор, который раньше заведовал кафедрой на мехмате, при этих словах поморщился. Юра почувствовал, что краснеет, и поспешил добавить:
- Я, естественно, рассматривал не технический аспект, не научный. То есть научный, в каком-то смысле, но в несколько ином измерении...
- Не волнуйтесь, Самохин, - обронил ректор. - Формулируйте проще.
- В общем, 'антиграв' не только перевернул экономику, но встряхнул социум. Дал людям новую цель, заставил поверить, что масштабное освоение космоса - это не абстракция, не утопия, а ближайшая перспектива. Само изобретение при этом состоялось почти случайно. Я общался с теми, кто в этом разбирается - с дедом хотя бы, он учёный и космолётчик. Читал разные мемуары. И везде так или иначе мелькает мысль, что технология была не просто прорывом - она, по оценкам, опередила науку на сотню лет, а то и на две...
- Продолжайте, - подбодрил комитетчик.
- Вот я и задумался на тему того, как всё повернулось бы, не будь у нас 'антиграва'. Пофантазировал, как меня и просили, без претензий на серьёзный анализ.
- И какой вы сделали вывод?
- Без 'антиграва' стране пришлось бы труднее. Могли бы возникнуть... ну... определённые дисбалансы в сфере материального производства и во внешней политике...
- Ага, - сказал Фархутдинов. - Позвольте, я переведу на русский язык то, что вы пытаетесь столь обтекаемо сформулировать. Не будь того технического прорыва, СССР столкнулся бы с жесточайшим кризисом - и не факт, что сумел бы выстоять. Люди перестали бы верить в свою страну, несмотря на всесильное учение Маркса. Иначе говоря, Советский Союз спасла фантастическая случайность. Или, если угодно, чудо.
Юра пожал плечами - это, мол, ты сказал, а не я. Комитетчик удовлетворённо кивнул и повернулся к девушке:
- Вы, товарищ Меньшова, получив сходное задание от преподавателя, подошли к вопросу с другого бока...
- У меня и близко такого не было! - сказала она испуганно. - Я ничего не понимаю про 'антиграв'! И про экономику тоже! У меня там - сказочные мотивы в творчестве советских писателей...
- Верно, верно, - Фархутдинов обаятельно улыбнулся. - Это я и имел в виду. Но вот любопытный момент - ваш преподаватель отметил, что мотивы, которые вы рассматриваете, правильнее будет назвать не сказочными, а эскапистскими.
- Ну... - девчонка растерялась. - Так можно что угодно за уши притянуть! Конечно, если Маргарита на щётке удирает из Москвы в лес, то это, с технической точки зрения, escape в натуральном виде. И с психологической тоже. Но я ведь не на идеологию упирала! Я просто...
- Вы просто любите сказки.
- Да, люблю! - пискнула она с вызовом. - Что здесь плохого?
- Ничего, ровным счётом. Наоборот, это очень мило - особенно в нашу эпоху искреннего, ненадуманного материализма. Скажу вам больше. Люди, чей взгляд на мир представляется большинству нестандартным, а то и странным, весьма нас интересуют - особенно если они молоды и способны к развитию. Мы ищем их повсеместно, в школах и вузах. Это системный подход, продуманная стратегия.
Юра поёрзал на стуле. Ректор спросил:
- Вы что-то хотели сказать, Самохин?
- Нет. То есть да, хотел. Ладно, нам задают эссе, чтобы выяснить, кто способен на нестандартный взгляд. Пусть так. Но мне, простите, не верится, что только мы двое написали что-нибудь интересное. И уж тем более я не верю, что мои мысли об 'антиграве' прозвучали как откровение. И что раньше никто до этого не додумался.
- Рад, что у вас не мании величия, Юрий, - заметил Фархутдинов серьёзно. - Вы правы, ваши мысли не уникальны. В прессе эту тему, правда, не принято поднимать, но в определённых кругах она обсуждается весьма интенсивно.
- Да? Я не знал, спасибо. Но если всё это давно не ново, зачем нас вызвали?
- Скажем так, упомянутые эссе - лишь сопутствующая причина. Или, точнее, повод, чтобы познакомиться с вами лично. Если моя интуиция меня не подводит, то вам двоим ещё многое предстоит.
- Например? - Юра переглянулся с девчонкой.
Комитетчик долго молчал, как будто не был уверен, стоит ли продолжать. Потом наконец спросил:
- Скажите, в последнее время с вами не случалось ничего необычного?
У Юры предательски зачесалась ладонь, где притаилась 'чёрная метка', но он, естественно, не стал вдаваться в подробности. Сказал осторожно:
- Да вроде нет. Учёба, тренировки. Всё по накатанной.
- Ну и прекрасно, - кивнул товарищ из Комитета. - Но если будет чем поделиться, звоните в любое время. Ловите номер.
Юра с соседкой прикоснулись к браслетам, разрешая приём. Раздался чуть слышный синхронный писк.
- Впрочем, - продолжил Фархутдинов, - я и сам позвоню на днях, тогда и поговорим предметно. Обсудим возможные перспективы - уже, так сказать, в узком кругу, не отвлекая товарища ректора от работы.
- Угу, - промямлил Юра, не испытав прилива энтузиазма. - Но всё-таки хотелось бы знать, чего от нас ожидают.
- От вас, товарищ Самохин, ожидают искреннего желания потрудиться на благо своей страны. Такая постановка вопроса не вызовет у вас внутреннего протеста?
- Н-нет. Не вызовет.
- Вот и я на это рассчитываю. Подробности, как я уже сказал, при следующей встрече. А сейчас вы наверняка хотите пообщаться между собой, обменяться первыми впечатлениями...
- А что, нельзя разве? - специалистка по эскапизму удивлённо моргнула.
- Почему же нельзя? Напротив! Общайтесь, сколько душе угодно, обсуждайте, стройте догадки. Я даже, с вашего позволения, подброшу одну идейку. Однажды Союз получил неожиданный шанс, как в сказке, совершил чудесный рывок. Но с тех пор прошло много лет. Стране нужны новые чудеса.
Он подмигнул и придвинул к себе планшет, давая понять, что разговор окончен; ректор потянулся за сигаретой. Студенты встали и попрощались. Уже у двери Юра оглянулся и успел рассмотреть, как на экране планшета загорается символ - багрово-красная окружность и крест.
***
Выбравшись в коридор, они уставились друг на друга. Солнце врывалось в окна, косые лучи сползали по стенке вниз.
- Ладно, товарищ Меньшова, - сказал Юра. - Давай знакомиться. Как тебя зовут хоть? А то эти каждый раз по фамилии.
- Тоня.
- Таня?
- Через 'о'. Антонина, в смысле.
- А, извини. Я Юра.
- Я слышала, - она улыбнулась.