— Я рад, Акотей, что с тобой путешествует Акеру12, пожиратель злых духов. Может ли племя Ифорас рассчитывать на его защиту и покровительство?
Мурзилка обернулся ко мне и мявкнул, будто соглашаясь.
— Можете, — я постарался скрыть улыбку. — Он любит молоко и масло, если вы решите его отблагодарить.
Кот склонил голову, словно кивнул. После этого случая на каждой стоянке ему приносили в качестве подношения плошки с вкусностями. Причём исключительно дети — взрослые старались не приближаться к коту. А через несколько дней Мурзилка позволил маленьким туарежкам даже гладить себя и расчёсывать шерсть.
Каждый вечер аменокаль приглашал меня к себе. Мы усаживались возле его палатки перед костром, пили туарегский чай с мятой и беседовали. Вождь интересовался всем, что касается войн и оружия. Его привели в восторг мои рассказы о битвах с пруссаками и пушках. Но вот Таланты и боевая магия его не впечатляли: у туарегов не было своих магов, как и у их привычных врагов. А с мамлюкскими колдунами они старались не связываться.
Во время разговоров с аменокалем я выяснил, что у племени есть целый арсенал «огнебоев». Вот только деланного мага, чтобы обновить Печати, туарегам найти было очень сложно, и они берегли ружья, пользуясь ими только в крайних случаях.
Я сам предложил вождю помочь им с «огнебоями». Для меня это не работа, а скорее развлечение и тренировка навыков, чтобы не терять хватку. Аменокаль ухватился за моё предложение и лично отвёл в палатку, служившую племенным арсеналом. Всего за пару вечеров я привёл в порядок ружья, обновив Печати и Знаки. А заодно добавил туда деланные связки для самоподдержания структуры — ближайшие лет пятьдесят им не потребуется оружейник. В качестве благодарности аменокаль чуть ли не насильно вручил мне серебряный туарегский амулет-тамашек. Очень похожий на крест, с кольцом на верхнем конце. Как пояснил вождь, такой амулет даёт мужчине власть над своим страхом. Я не люблю подобные талисманы, но в этот раз решил не обижать хозяев и повесил тамашек на шею.
Во время наших чаепитий с аменокалем Киж устраивался неподалёку и неподвижно сидел, то ли охраняя меня, то ли изображая почётный караул. На третий или на четвёртый вечер к нему приблизились несколько молодых туарегов и принялись что-то выкрикивать в его адрес. А он, не понимая языка, продолжал «медитировать», не обращая внимания.
— Чего они хотят от моего спутника? — спросил я аменокаля.
— Имхары говорят, что носить меч-такубу должен только тот, кто умеет им владеть. Они сомневаются, сможет ли твой спутник достать такубу из ножен и не пораниться.
— Им хочется подраться?
— Молодость, — усмехнулся аменокаль, — горячая кровь. Наши воины любят звенеть оружием, проверяя себя.
— Дмитрий Иванович, — окликнул я Кижа, — судари сомневаются, что ты знаешь, как держать меч. Покажи им пару уроков фехтования, только без крови.
Киж осклабился и вскочил на ноги. Обнажил такубу, взмахнул пару раз, чтобы размять кисть, и сделал молодым туарегам приглашающий жест.
Следующие полчаса мы наблюдали, как он показательно по очереди выбил оружие из рук у каждого из забияк. Но те совершенно не обиделись: окружили Кижа и принялись что-то горячо ему говорить, и по тону было понятно, что они выражают восхищение.
На этой почве Киж сошёлся с имхарами, не только с молодыми, но и опытными воинами. Частенько устраивая с ними тренировочные поединки и даже обучая некоторым фехтовальным приёмам. А после засиживался с ними у костра за тем же чаем, до которого туареги были большие охотники.
Диего ни с кем из туарегов не общалась и, впав в мрачное настроение, проводила вечера в палатке. А вот Таня, наоборот, легко влилась в женское общество имхаров и нашла там для себя немало интересного. Она быстро учила их язык и уже через несколько дней могла объясняться на бытовые темы.
Больше всего Таню заинтересовала письменность туарегов — тифинаг13. Писать и читать на нём умели только женщины и аменокаль. Буквы показались мне странными: какие-то кружочки, треугольники, квадратики и точки. Но Таня обнаружила, что это не просто значки, а нечто большее.
— Костя, смотри!
Она примчалась в палатку и сунула мне в руки квадратную металлическую пластинку, исписанную тифинагом.
— Очередной талисман? — я покрутил его в руках, не видя ничего необычного.
— Ты не так смотришь! — возмутилась девушка. — Надо магическим зрением!
Я моргнул, переключаясь, и удивлённо уставился на табличку. Буквы туарегского письма складывались в деланный Знак. Очень примитивный, действующий кое-как, но самый настоящий. Что-то подобное я видел в книгах по истории деланной магии, где описывались древние символы Карфагена. Того самого, что был разрушен Римской республикой за сто пятьдесят лет до нашей эры. Выходит, предки туарегов переняли зачатки деланной магии ещё у старого царства финикийцев и сумели сохранить их в течение двух тысячелетий. До чего удивительные люди!
Мы с Таней обсудили мои догадки и решили изучить, насколько возможно, тифинаг и Знаки на его основе. Уверен, в таком «заповеднике» древних знаний найдётся что-то интересное. Да и сама идея «магического алфавита» мне показалась очень стоящей, если её переработать с учётом новейшей науки.
Кстати, через пару дней нам представился случай узнать, как знания смогли сохраниться почти две тысячи лет. Под вечер караван остановился на стоянку, туареги начали разбивать лагерь, но тут один из механических верблюдов упал набок. Задёргал длинными ногами, протяжно затрубил, вытянул голову и замер. Я видел, как вокруг него закручиваются потоки эфира — что-то из магической начинки разладилось, и сила вытекала из механизма, как из разбитого кувшина.
Вокруг верблюда тут же собрались все женщины-имхары. С озабоченными лицами они долго переговаривались, клали руки на голову механического животного и цокали языками. Мужчины же отошли подальше и даже не оборачивались в их сторону.
— Они разрешили нам посмотреть, — ко мне подбежала Таня. — Только мы должны молчать и не мешать.
Самая старая из женщин достала из складок одежды короткий нож и разрезала шкуру верблюда на боках и ногах. Остальные тут же закатали мохнатую шкуру, открывая взгляду механизм. Так и есть, я угадал верно! Кости механического зверя были сделаны из тёмной, почти чёрной бронзы с синим отливом. Старинные детали покрывала вязь значков тифинага, наполненная магической силой. Даже с расстояния удалось разглядеть, как они складываются в Знаки и Печати. И я мог примерно сказать, где случилась поломка — часть из знаков потеряла эфир, разорвав связки деланных фигур. Пожалуй, я сумел бы устранить такую поломку, но пришлось бы повозиться, интуитивно восстанавливая рисунок.
Женщины-туареги расселись вокруг верблюда в кружок и затянули унылую медленную песню. А старуха, скинув покрывало с головы, склонилась над механизмом. И кончиком того же ножа принялась водить по символам на бронзовых костях. Пришлось напрячь глаза, чтобы разглядеть — её нож выполнял ту же функцию, что и small wand, обновляя эфиром старые Знаки.
— Странная песня, — шепнула мне Таня, — какой-то набор слов, не связанных по смыслу.
— Присмотрись, — также тихо я попросил её, — буквы, над которыми колдует старуха, повторяют слова песни?
Таня долго вглядывалась, щурясь и вытягивая шею, и в конце концов кивнула. Вот собственно и ответ — деланные Знаки и Печати хранятся в устной традиции, зашифрованные в виде песен. Никогда бы не подумал, что такое возможно!
Песня закончилась, шкуру раскатали обратно и зашили разрезы. Старуха стукнула верблюда ножом по морде, и тот ожил. Всхрапывая, он поднялся на ноги — снова готовый без устали нести груз через пустыню.
Кстати, я заметил, что примитивные Знаки, написанные с помощью тифинага, гораздо устойчивее обычных европейских и работать должны в несколько раз дольше. Но чтобы разобраться в причине такого поведения, придётся провести кучу опытов и экспериментов. Надеюсь, у меня появится свободное время, чтобы этим заняться.
На двенадцатый день путешествия мы добрались до оазиса Аль-Джауф. Это был кусочек рая, спрятанный в большой котловине и окружённый пологими холмами. После бесконечных жёлтых и рыжих песков зелёные пальмы казались чем-то невообразимо прекрасным. А открытый водоём в центре оазиса был настоящим чудом. Ей-ей, даже на глаза наворачивались непрошенные слёзы.
Но было здесь и кое-что неприятное. Полуразрушенные глинобитные дома, пустые и неприветливые.
— Здесь жило племя Тубу, — рассказал мне аменокаль, — но затем сюда стали приходить мертвецы, о которых я тебе говорил. Каждую ночь они забирали одного из людей, пока не осталось ни единого человека. Мы стараемся не задерживаться тут надолго, когда пересекаем великие пески.
Вождь дал мне всего час, чтобы отдохнуть и прийти в себя.
— Дальше поедем только мы с тобой и мои доверенные воины.
Он приказал разбить лагерь и дожидаться нас семь дней. Если мы не вернёмся, племя должно было выбрать нового аменокаля и уходить на юг. А я, вождь, Киж и десяток туарегов сели на верблюдов и двинулись на юго-восток. Туда, где на горизонте виднелась вершина горы Габаль-Эль-Увейнат.
Мы не делали остановку на ночь, отдыхая в сёдлах и торопясь добраться до цели. С каждым часом гора становилась всё ближе и ближе, а меня охватывали дурные предчувствия. Нет, никаких оживших покойников я не видел, но в воздухе была разлита чужая сила, незнакомая и опасная. Чем-то похожая на силу некромантов, но в то же время другая, дикая и неприятная. Когда её «запах» стал особенно силён, я потянулся за грань, обращаясь к Хозяйке и прося совета.
Она откликнулась на мой зов не сразу, но всё же появилась где-то рядом, обдав меня ледяным холодом.