И так далее. Гон по полной программе. Вдруг на конкретику перескакивает:
– Почему вы, товарищ, не были на прошлом партсобрании?
Ага, думаю, старая грымза, если я скажу, почему реально не пришел, то ты облезешь. Дело в том, что накануне того собрания мы с приятелями небольшой сабантуйчик изладили. На пирушке я изловчился принять лишку водочки на грудь. А возвращаясь домой с подружкой, с лестницы навернулся. Хотел за перила ухватиться, да промахнулся. Ступеньки пересчитал. По ходу мамзель сшиб. Кеглей отлетела. Морду ободрал себе качественно. Плюс рука с ребром треснули. Рука в лангете, а на грудь, типа корсета, жесткую повязку намотали. Ни вздохнуть, ни … Две недели в кровати валялся. Про собрание вообще забыл. Но этого же не расскажешь. На такой случай у меня домашняя заготовка имелась.
– Нагнал на морду печаль, – ухмыльнулся Игорь, – Оглядел зал и говорю:
– На то была причина. Дело в следующем: у мамы недавно юбилей был. Подарили люстру. Хрустальную. Мама две недели пилила, чтобы я люстру повесил. Отказывался, сколько мог, потом уступил. Это была ошибка, в чем полностью признаюсь, готов понести наказание.
Глазунова прямо взвилась. Как завизжит:
– Причем люстра? Какое наказание? Вы что несете?
Я не перебиваю. Пусть, думаю, орет. Время-то тикает. Когда она прооралась, говорю кротко:
– Поясняю. Люстра очень даже причем. А то, что хрустальная – момент ключевой. Была бы стекляшка, так черт с ней!
Тут заворг не выдержал:
– Игорь! Что за хренотень несешь? Объясни толком, в чем дело.
Я на эти выпады не ведусь. Бубню упорно:
– Потолки дома невысокие. Два двадцать. Думаю, поставлю стол, на него стул. Со стула, по любому, достану. Соорудил пирамиду. Залез на стол. Потом на стул. Мама люстру подала. Вот. Стал на крюк ее прилаживать. Маме говорю, чтобы стул крепче держала. Из-за чего падение произошло, точно не знаю. Может, неловко повернулся, может стул хлипкий. Короче, рухнул вниз, – Игорь улыбнулся, смакуя воспоминания. Продолжаю гон дальше:
– Люстра, будь она неладна, в руках. Лечу и думаю.
Здесь я передышку сделал. Паузу держал, пока у Глазунихи глаза кровью не налились.
– Пора, пора дальше двигать, не то у тетки, не ровен час, инфаркт приключится, – подумал я и продолжил:
– Варианта у меня два. Отпущу люстру – она разобьется в хлам. Не отпущу – сам вдребезги.
Снова заворг встрял:
– Чего решил? Говори скорее!
Я, через паузу:
– Ничего не решил. Пока думал, до пола долетел. Так хлобыстнулся, свет в глазах потух.
– А люстра что? – не унимался заворг. Я тоску в голос добавил:
– Люстра в окрошку. Хрусталь по углам. Стальной обод штопором. – Вздохнул тяжко, голову повесил, молчу. В зале тишина. Даже Глазуниха ни гу-гу. А что-сказать-то. Откаряка классная.
– Что классная? – не понял Юра.
– Откаряка, – поморщился Игорь, – отмазка, отговорка, значит.
– Ага, – удивился Юра, – первый раз слышу.
– Просвещайся, дружок, пока я жив. Не жалко, – шеф был сама снисходительность.
– Рассказ достойный. Не грех и выпить, – предложил я. Противников не оказалось.
Поезд мчался, выстукивая веселый мотивчик. За окном в сплошную стену слился лес. Настроение было прекрасным. Вернувшись из тамбура, где они с Юрой курили, шеф потребовал:
– Теперь твоя очередь веселить. Готов?
Я кивнул.
– Тогда по 50 грамм и начинай! – Игорь звонко хлопнул себя по толстым ляжкам.
Закусив водку колбасой, я приступил к рассказу:
– История похожа на анекдот. Может быть, таковым и является. Хотя рассказал ее мне сам участник. Знаю его давно. И это дает право предположить, что история не выдумка, но быль.
Вклинился Юра:
– Парни! А не испить ли чайку? Очень чаю хочется.
– Чаю, говоришь? – тоном товарища Сухова из фильма «Белое солнце пустыни» поинтересовался Игорь. – Можно и чаю. Почему нет.
– Я сбегаю, – подскочил Юра, – Давайте стаканы.
Смотался он быстро. Смочив горло парой добрых глотков, я продолжил:
– Егор, имя главного героя, тогда работал в милиции. По случаю приобрел автомобиль. Битую «копейку». Три месяца восстанавливал. Денег угрохал уйму. В долги залез. Зато потом джигитовал сутками. И сейчас-то в нашем городе с личными авто проблемы, а тогда личный автомобиль – роскошь. Егор и раньше старался не пропускать мимо ни одной короткой юбки. Автомобиль, популярность среди женщин поднял до немыслимых высот. По заверению Егора, отказов практически не было. Работа в милиции создавала уникальные возможности общения с доступным женским полом. Жена, Лариска, постоянно жаловалась всем на постоянную занятость мужа. Не единожды она порывалась пойти к милицейскому начальству и потребовать послаблений Егору. Ночные дежурства, засады, погони происходили чуть ли не каждый день. К тому же, в целях конспирации, как он объяснял жене, одеваться надо было в цивильное и ездить на личной «копейке».
Естественно, это был блеф. Трудился Егор в разрешительной системе и к оперативной работе касательства не имел. Ночные отлучки использовал для личной надобности. Лариска жутко ревновала его.
– Не пойман, не вор, – заметил Юра.
– Это точно, – шеф в подтверждение ткнул указательным пальцем вверх.
– Да, забыл сказать. У Егора карикатурный облик советского бездельника. Внешне сильно похож на героя Смирнова из гайдаевского фильма «Приключения Шурика. Напарник». – Я все больше увлекался рассказом. Однажды Егор собрался свинтить в очередной раз. Вечером позвонил Лариске, предупредил, чтобы не ждала. Якобы, вся городская милиция ловит опасного жулика. Сел в «копейку» и уехал. Стоял июль. Всю ноченьку Егор с товарищем куролесили с подружками на пленэре, а ранним утром потянулись в город. Девушки жили в районе, называемом Серебрянкой. Шеф, ты же помнишь, через Серебрянку дорога идет на очистные сооружения? Игорь утвердительно кивнул.
– Катят они по этой дороге. Егор в цивильном, напарник в милицейской униформе. Подружки на задних сиденьях хихикают. Дорога асфальтирована. На улицах ни души, встречного транспорта нет. Егор прибавил скорость. Вылетают из поворота, а впереди ползет тягач. Тянет бочку с нечистотами. Сейчас пошли специализированные машины, а раньше за обычный «ЗИЛок» цепляли бочку, вот вам и ассмашина.
– Какая машина? – не понял Юра.
– Ассенизаторская, – сказал шеф и для верности разъяснил: – Говновозка. Понял?
– Понял, понял, – заржал Юра.
– Короче, Егор по тормозам. Но, куда там. «Копейка» со всей дури, под визг покрышек, влетела в бочку. У емкости в том месте было врезано сливное отверстие. От удара заслонка открылась, и дерьмо сильной струей выбило лобовое стекло. Салон затопило махом, никто и пикнуть не успел. Могли бы и захлебнуться, да спасло, что окна были открыты. Фекалии поперли наружу. Водитель говновозки выскочил из кабины, видит, «жигуль» буквально тонет. В салоне люди мечутся. Бочка опорожнялась минут пять. Все-таки семь кубометров. Не шутки. Потом стали пассажиры вылазить. Смотреть страшно. Сказать, что полностью в дерьме, значит, ничего не сказать. Шофер не мог разобрать, где мужики, где бабы. Когда немного отряхнулись, стало ясно, что один – мент.
Под последнюю сцену слушатели ржали уже в полный голос.
– На этом история не закончилась. До обеда Егор отмывался, сушился, чистился. Дома Лариска поинтересовалась, чем от него так пахнет. Егор, злой, как черт, рыкнул, что засада была на городской свалке. Поэтому некоторый запах есть. Жена недоверчиво покрутила головой, но промолчала. С «копейкой» было совсем нехорошо. Егор, спрятав ее у приятеля, сказал Лариске, что в ремонте. Всю неделю они с напарником выскабливали машину. Моторный отсек удалось отмыть со второго раза. Багажник промывали пять раз. С салоном катастрофа. Мыли, применяя всевозможные средства, что удалось добыть. Без толку. Пропахла вся обшивка. Кресла при нажиме выделяли желтоватую жидкость. Концентрация вони внутри такая, что мутило тут же. Тогда Егор перегнал «копейку» напарнику. Тот жил в собственном доме. «Жигуль» поставили во дворе. Открыли окна, двери. Проветриваясь, «копейка» простояла еще неделю. Воздух в салоне посвежел.
А дома вовсю скандалила Лариска, требуя поездку к сыну в пионерский лагерь. Отнекиваться уже не было никакой возможности. Егор согласился и вечером с тяжелым сердцем приехал на машине. Пока ехал с открытыми окнами, особого запаха не чувствовалось. Но стоило закрыть окна на несколько минут, как воздух в салоне превращался в тошнотворный дурман.
Лариска плюхнулась на сиденье рядом, и Егор резво взял с места. До лагеря домчались без эксцессов. В бору настоявшийся аромат нагретых сосен, цветущих трав, спелых ягод пьянил. Дышалось легко, полной грудью. Свидание с сыном заняло часа полтора. Все время «копейка» простояла в тени с задраенными окнами.
Когда, вернувшись, открыли двери, закисшая дурь, вырвавшись наружу, шибанула так, что Лариску замутило. От неожиданности она вдохнула большую порцию, что оказалось ошибкой. Рвало ее тяжело и долго. Егор бегал вокруг, давал попить, вытирал тряпкой лицо, понимая, что час расплаты близок и неотвратим…
Вагон мотало на стрелках, за окном хулиганила ночь, а в купе все спали.
Глава третья. Сервис по-немецки
Мне снился сосновый лес. Рыжее солнце трафаретило узкие тени деревьев. Их верхушки в прозрачной выси морским прибоем перешептывались между собой. Я лежал на спине, утонув в толстенном мху, любовался небом. Редкие белесые облака осторожно выглядывали сквозь крону сосен. По веткам кустарника прыгали мелкие птахи, играя в прятки и высвистывая переливы лесных мелодий. Торопился дятел, выстукивая замысловатую морзянку. Постепенно стук нарастал и перешел в грохот. Я понял, что птица не может так долбить и проснулся.
Дверь купе выплясывала кадриль, гремя всеми железками. Едва я щелкнул секреткой замка, как она отскочила в сторону. В проем ввалилась злющая физиономия проводницы: – Какого … банана не открываете?! Граница через час! Шевелитесь! Скоро туалеты закрою, забегаете. Выпалив, она улетучилась.