– Понял, – ошеломленно буркнул я и принялся будить попутчиков.
Юра подскочил сразу, и как желторотый птенец, которого родители оставили впервые одного в гнезде, закрутил головой. Часто моргая, он бестолково повторял:
– Что такое? Что случилось? Какая граница?
Не успокоился он и после известия, что поезд приближается к советско-польской границе. Метался по купе, словно таракан, пойманный в коробку.
Шеф, пребывая в объятьях Морфея, подавал минимальные признаки жизни. Смачно работала носоглотка, выбрасывая залпы богатырского храпа. На слова и деликатное похлопывание по плечу Игорь не реагировал. Тогда я пару раз дернул его за ногу. Шеф невнятно ругнулся, помянув чертей, издал высокий звук, перевернувшись на другой бок. Причем, пропели не губы.
От такой реакции Юра захихикал, предварительно зажав нос. Меня такое неуважение вывело из себя. Сдернув одеяло, я стал трясти его за плечи и орать в ухо:
– Шеф! Все пропало! Гипс снимают. Клиент уезжает! Граница на замке! Все сядем! Вставай!
Игорь, подскочив, выпучил глаза. Он понял, что произошло что-то экстраординарное. Я продолжал развлекаться:
– Тебя посадят. А ты не воруй. Проспал все на свете. Родина нас не забудет!
Пока я нес околесицу, Игорь пришел в себя окончательно:
– Хорош базлать! Никто не сядет. Прийдут погранцы, проверят паспорта, делов-то! Что икру метать? Не шпионы, поди. Юрок, ты хавальник-то закрой. Войны не будет. Считай, была проверка на бздительность. Да, не трясись, Дуся. Все нормалек. Понял?
Юра звучно захлопнул рот.
– Вот и отлично! Молоток! – наводил порядок шеф. Оглядев купе, распорядился:
– Бардак на столе убрать! Пустую тару в мусор. Я в туалет. Время пошло!
Вернувшись, он не узнал нашу обитель. Стол в полном порядке: на скатерке ни пылинки; в чистых стаканах позвякивают ложки; остатки пищи убраны в пакеты. Легкий сквознячок гулял по полкам, выпихивая застоявшийся воздух.
– Вполне прилично! Порядок в танковых войсках! – одобрил шеф, замерев в дверях. – Так держать! Мы – типичные советские командировочные. Слегка не бриты, и чуть с похмелья. Это нормально. Подозрение вызывают гладковыбритые, пахнущие дорогим одеколоном мужчины. Мы – стандарт.
Утренний моцион пошел ему явно на пользу. Щеки полыхали, рыжая борода бодро топорщилась, карие глаза излучали блеск. Юрок же скис не в меру. Шевелюра взлохмачена. Синие прожилки под глазами набухли. Крупные капли похмельного пота оросили бледный лоб. Худые пальцы отплясывали сарабанду. Узрев себя в зеркало, я в который раз согласился с бабушкиной мудростью: «Не пей – козленочком станешь!»
Брызги энергии шефа возымели действие. Через минуту-другую Юра поплелся за чаем, я начал резать хлеб и колбасу. День, предвещающий большие события, набирал силу.
Ощущение, что приближаемся к границе усиливалось с каждой минутой. Проводники шустро пылесосили ковровые дорожки. Надо понимать, пыль считалась контрабандой. Пассажиры, переодевшись в строгие тона, замерли истуканами в коридоре. Вероятно, пересечение государственного кордона приравнивалось к торжеству бракосочетания. Даже поезд, подрагивая от волнения вагонами, осторожно звякал буферами.
За окном мелькнула вывеска «Брест». Блестящие нитки рельсов, словно тараканы, застигнутые врасплох за пожиранием крошек на столе, разбегались по сторонам. Соседние пути забиты составами: с лесом, металлопрокатом, нефтепродуктами.
Проскользнув мимо, наш поезд, выкатившись на перрон, замер. Чистый асфальт, залитый веселым солнцем, выглядел благородным базальтом. В блюдцах луж барахтались воробьи, высекая веера брызг. Солдаты в зеленых фуражках прохаживались вдоль забора из белого камня, а за ним шумела привокзальная площадь. В фасаде вокзала стекленел глаз часов. Репродуктор выплескивал бодрый марш. Атмосфера народного праздника. Последние минуты перед майской демонстрацией. Сейчас тревожно запоют горны, подхватят литавры, зазвенят медные тарелки, ударят барабаны и выплывут кумачовые колонны демонстрантов. Но, сие фантазия. Не более. В реалии, вместо флагов с транспарантами среди луж важно дефилировали жирные голуби, у вокзальных дверей топтался парный патруль милиции, сидя на корточках, в тени курили носильщики.
Выдохнувшись, репродуктор замолк, и стало слышно, как чирикали утреннюю дребедень умытые воробьи. Вдалеке обиженно протрубил тепловоз.
Стоянка затянулась. Пассажиры гуляли по перрону, жмурясь рыжему светилу. Потом вагонам меняли колесные пары, готовя для европейской колеи. Как в вагонах появились пограничники, никто не видел.
Мы стояли в коридоре у окна, когда дверь тамбура открылась, пропустив троих в зеленых фуражках. Вошедший первым громко потребовал, чтобы пассажиры заняли свои места для прохождения паспортного контроля. Народ в купе затих, будто мыши в норе, рядом с которой нарезает круги уличный котяра.
Пограничник неслышно появился в проеме. Строго оглядел:
– Здравствуйте. Ваши паспорта.
Юра поспешно протянул серпасто-молоткастый. Офицер, раскрыв красную книжицу, бдительно вглядывался в фото, сравнивая с оригиналом. Юрок вцепился пальцами в матрац, словно опасался, что сейчас начнут вытаскивать силком. Лицо его вспыхнуло, как раздутые чистым кислородом угли.
Пограничник придерживался телеграфного стиля:
– Цель поездки?
Юра молчал.
– Куда и зачем едете? – допытывался страж.
Юра даже дышать перестал. Погранец стал закипать. На помощь кинулся Игорь:
– Коллега, тебя спрашивают, куда едешь?! Что ты молчишь, как рыба об лед?
Юрок часто заморгал:
– Я, я к другану еду.
– К какому другану? Скажи, куда? – наседал Игорь.
– К Пашке Шушкевичу, в Польшу, – проблеял Юра.
Пограничник чуть успокоился:
– Запрещенное есть: оружие, наркотики, золото?
– Не. Нема ничего, – со страху Юра перешел на украинскую мову.
Офицер, еще раз вглядевшись в курянина, переключился на нас:
– Ваши паспорта?
Мы по очереди протянули документы.
– В Германию? – быстро, но тщательно он просмотрел паспорта.
– Да, по делам, – ответил Игорь.
Погранец, ловко проштамповав, вернул документы и, пожелав счастливого пути, удалился.
– Все?! – с надеждой прошептал Юра.
Шеф фыркнул:
– Не дрейфь, Маруся! Что волнуешься, как поросенок в мешке? Нет, не все. Ждем таможню.
Лысоватый дядька в серо-голубом мундире с зелеными петлицами, аккуратно ступая, зашел в купе. Цепко оглядев нас, сладко улыбнулся:
– Добрый день! Таможня. Ваши паспорта и декларации.
Остренькая мордочка, в которой прятались хитрые глазки, напоминала образ братца Лиса из популярной сказки.
Таможенник растекался патокой:
– В декларации все указали?
– Все! – хором ответили мы.
– А наркотики, оружие, сильнодействующее снотворное, алкоголь сверх нормы имеется? – надежда не покидала его.
– Не, не имеется! – наше трио не сбилось.
– Что, вообще, ничего запрещенного не везете? – искренне расстроился таможенник.
Игорь сочувственно пожал плечами: – Ничего.
– Жаль, жаль, – разочарованно протянул чиновник и, покидая купе, добавил кисло:
– Счастливого пути.
– Вот теперь все. Свобода! – после небольшой паузы Игорь энергично хлопнул в ладоши.
– Уф, – Юра облегченно выдохнул.
Я скептически хмыкнул. Жизнь продолжалась.
Прогрохотав по мосту через Буг, состав очутился в Польше. Пограничная станция была в нескольких километрах. Там поезд простоял полчаса. Шеф вернулся из коридора, где стоял у окна и объявил:
– Господа-товарищи, поздравляю. Мы в Европе. Выворачивайте кармана, сейчас будет шмон. Панове из пограничной стражи уже в соседнем вагоне.
Известие повергло Юру в легкое замешательство. Физиономия отразила гамму чувств, описанную в нотной партитуре, как «тревожно». Заметив, что попутчик скис, шеф пожалел:
– Не бзди, земеля. Шучу я. Держи хвост пистолетом.
Как всегда, он оказался провидцем.
Поляки двигались по коридору, весело переговариваясь. Продолжая беззаботно болтать, они быстро проверяли паспорта. Через пять минут их не было и в помине.
Мы дружно уставились в окно. За стеклом зеленели аккуратные поля. В дырявых облаках беззаботно кувыркалось озорное солнце. По дорогам катили автомобили незнакомых марок, чистенькие дома белели невдалеке.
–Пожалуй, Игорь, прав. Это Европа, – размышлял я, наблюдая за сменяющейся пестротой пейзажа.
Минут через тридцать, удовлетворив первое любопытство, ожил Юра:
– Братцы, мать честная! Я ведь первый раз за бугром. Эх, вспрыснуть бы такое дело! Жаль, нечем.
Мы с Игорем переглянулись. Солидный запас продукции московского завода «Кристалл» покоился в багаже.
Шеф заговорщицки подмигнул:
– Юрок! Что бы ты делал, если не встретил нас? Тебе жутко повезло. Второй день сплошная пруха! Отдаю последнее. Берег для любимого дяди, дай бог ему здоровья. Игорь, с проворством опытного факира, вытянул из сумки литровый «Кристалл».
– Гип-гип ура!, – раздался в купе ликующий вопль.
На радостях Юра затребовал полный стакан водки, и в один присест выхлебал его. Пронаблюдав гвардейскую лихость попутчика, шеф многозначительно хмыкнул. Ударная порция допинга привела Юру, как говаривали в старину, в крайнее изумление. Слова, нескончаемым фонтаном, выплескивались из него. Но довольно быстро связь между ними стала нарушаться. Все чаще и чаще проскакивали междометия. Увеличились паузы. Юрок наглядно демонстрировал пагубное воздействие алкоголя на организм. Вдруг заполошно замахав руками, он потребовал внимания, возжелав сказать тост. Пересохшие губы отказывались складывать отдельные звуки в слова, а последние вообще не увязывались как фразы. Намучившись, Юра, вяло махнув рукой, хватил изрядный глоток водки. Поперхнувшись, долго откашливался. Игорь заботливо хлопал его по спине. По-моему, своими хлопками он выбил последние силы. Юрок обмяк. Кулем повалился на полку. Коснувшись постели, тут же захрапел.
– Готовальня, – констатировал шеф.