– Помоги мне, Лидия, – взмолился он, протягивая руки. – Помоги!
На лице Лидии отразилось полное непонимание, но все же, повинуясь внутреннему побуждению, она схватила его ладони и прижала к своей груди. И обрадовалась, увидев, что его взгляд наконец просветлел.
– Лидия, – прохрипел Фэнтон, тяжело дыша. – Есть то, чего я не могу объяснить. Представь себе… нет, лучше не представляй. Видишь ли, иногда я становлюсь сам не свой, даже если не выпил ни капли вина. Будь рядом…
– Разве я прошу чего-то большего?
– …И когда безумная ярость вновь застит мой взор, крикни: «Вернись, вернись!» Тогда, знаю, она не завладеет мной. И послушай меня, душа моя, – добавил он мягко, – какое нам дело до стародавних распрей? Они давным-давно канули в вечность. И круглоголовый, и тот, кто предан святой англиканской церкви, равно достойны почестей. Даже сэр Оливер, да упокоится с миром его непокорный дух.
– Тогда пусть Господь помилует и короля Карла! – горячо воскликнула Лидия и обвила руками шею Фэнтона.
Между ними установилось если не понимание, то, по крайней мере, перемирие.
– Позволь спросить, – снова заговорила Лидия. – Нет, я вовсе не желаю тебя разгневать, но… почему ты нынче беспрестанно говоришь о неведомых мне «органах власти», «политических дебатах», «голосованиях»?
Фэнтон погладил ее шелковистые светло-каштановые волосы.
– Разве? Я и не заметил, – рассеянно сказал он. Поймав на себе удивленный взгляд Лидии, он поспешно добавил: – Если я говорю это, то лишь потому, что трагедия прошлого вот-вот разыграется вновь.
– О чем ты?
– А вот о чем. Карл Первый умер. Почти десять лет нами правил Кромвель, похваляясь силой, которой у него не было. Потом умер и он, оставив после себя оскудевшую казну. При его преемниках она опустела окончательно. Но к счастью – или к сожалению, – в тысяча шестьсот шестидесятом году к нам возвратился сын прежнего монарха, Карл Второй, чтобы взять в свои руки бразды правления.
– Я до сих пор помню эту ночь.
– Первые лет десять, душа моя, все шло благополучно. Но потом зазвучали недовольные голоса. Поначалу их удавалось заглушить, однако парламент все чаще начал показывать когти. Как и во времена Карла Первого, камнем преткновения стали деньги и религия. Отовсюду гремел могучий клич: «Нет папизму! Нет папизму!»
– Тише! – зашипела Лидия, испуганно озираясь по сторонам. – Кто знает, не подслушивает ли нас какой-нибудь папист! Замолчи!
На ее лице застыло выражение непритворного ужаса. Фэнтон улыбнулся поверх ее головы – наивное дитя! – и продолжил:
– Хорошо, я буду говорить вполголоса. Должен ли я испытывать недоверие к этим людям – называй их католиками, – которые разбрасывались золотом и проливали человеческую кровь, защищая отца нашего короля? И ждали любого повода, чтобы проломить шлем какому-нибудь круглоголовому? Могу ли я думать, что они причинят зло нынешнему королю? Если бы я не был англиканцем, то был бы католиком!
– Господь всемогущий, ты снова одержим! – пробормотала Лидия, прижимаясь к нему. – Вернись! – крикнула она. – Вернись!
– Милое дитя, посмотри в мои глаза. Разве похож я на одержимого?
– О нет, теперь я вижу, что это ты – истинный ты. Но выслушай же меня.
– С превеликим удовольствием.
– Наш бедный король, – начала Лидия, – так безволен…
По лицу Фэнтона снова расплылась широкая ухмылка, но Лидия опять ее не заметила.
– Им руководят порочные, злокозненные женщины. Королева – папистка. Величайшую власть над королем имеет Луиза де Керуаль, мадам Карвелл, герцогиня Портсмутская – папистка и французская шпионка. Все знают, что даже брат короля стал папистом. Неужто во всем этом нет злого умысла? – Фэнтон взял Лидию за подбородок и слегка приподнял ее голову. – Раз уж тебе известно так много, скажи: чем нынче заняты те, кто называют себя друзьями короля?
– Ник, я ведь ничего не смыслю в политике! Давай лучше…
– Они отреклись от него, Лидия, или вот-вот отрекутся. Лорд Шефтсбери, этот дрянной коротышка, перебежал в противоположный лагерь еще два года назад, однако по сю пору посещает заседания совета, убежденный, что не получит отставку, ибо он слишком важен и влиятелен. Его светлость герцог Бекингем, сумасброд, хоть и не без способностей, тоже давно не служит королю. Есть и другие, кто на каждом углу кричит: «Нет папизму!» – но по сравнению с этими двумя они дети малые. Шефтсбери с Бекингемом основали сборище, называемое «Клубом зеленой ленты». Его члены носят зеленую ленту и устраивают свои собрания в таверне «Королевская голова». Называй их как угодно: хоть оппозицией, хоть патриотами, хоть партией предателей. Но они не станут сражаться открыто, как некогда круглоголовые. О нет! Их главное оружие – поганые острые языки, способные за сутки намолоть сколько угодно вздора и заполонить им весь Лондон. Гнусная писанина, клевета, обыкновенная угроза – вот способы, к которым они прибегают. Любой честный человек сочтет их презренными и низкими. И последнее, что я хочу сказать. Сейчас стоит затишье, но вскоре разразится страшная политическая буря, такая, каких еще не было в нашей стране. Помяни мое слово: пройдет всего три года, и…
Фэнтона прервал тихий стук в дверь. В спальне возник Джайлс.
– Скот в загоне, сэр, – доложил он. На губах его играла коварная ухмылка, свидетельствовавшая о том, что он ощутил вкус власти и этот вкус пришелся ему по душе. – Хочу сказать, что я собрал всех в вашем кабинете.
– Все спокойно?
– Спокойнее не бывает, сэр.
Лидия уже переместилась к изголовью; спрятавшись за шторой, она натягивала рукава платья и шнуровала лиф. Время от времени она корчила милые рожицы, подмигивала и улыбалась Фэнтону в знак любви и нежности. Фэнтону вдруг вспомнились ее слова, от которых почему-то защемило сердце: «Кроток, как служитель Господа, и дерзок, как круглоголовый!»
«Боже, – взмолился он про себя, – сделай так, чтобы старый сухарь в теле юноши был достоин этого, или хотя бы дай ему шанс доказать, что он достоин…» Но Фэнтон знал, что мольбы бесполезны.
– Возвращайся в свои покои, – обратился он к Лидии. – Говоришь, на двери есть засов?
– Все верно, крепкий деревянный засов, но…
– Запри дверь и не открывай, пока не услышишь мой голос. Сегодня ты будешь есть и пить лишь то, что приготовят по моему приказанию.
По лицу Джайлса пробежала тень страха.
– Да будет вам, сэр! – Он насмешливо махнул рукой, что вышло не очень убедительно. – Не думаете же вы…
– Именно что думаю, морковная голова, – оборвал его Фэнтон. – Уж это-то я умею. В доме прячется зло, тошнотворное и смертельное: оно хуже, чем подвал, затопленный нечистотами. И я собираюсь извлечь его на свет божий.
Глава пятаяКитти в сером. И плетка-девятихвостка
В коридоре было всего два окна: в дальнем конце и в стене справа, над лестничной площадкой. Джайлс замер в поклоне, дожидаясь, когда Фэнтон выйдет из спальни. Едва оказавшись в коридоре, Фэнтон кое-что вспомнил.
– Слушай, Джайлс.
– Я весь внимание, сэр!
Джайлс тут же оказался рядом с Фэнтоном; выражение его сморщенного лица было еще более глумливым и наглым, чем раньше.
– В той рукописи… то есть сегодня утром, – спохватился Фэнтон, – ты упомянул некую мисс Китти.
– Китти Софткавер, нашу кухарку?
– Точно! Так ее и зовут!
– А я еще сказал, – продолжил Джайлс и глазом не моргнув, – что вы неоднократно обращали на нее свой похотливый взор.
– Так вот, эта Китти… Я… Мы с ней?..
– Помилуйте, мне-то откуда знать? – Джайлс поджал губы, изображая святошу. – Ежели вы сами в сомнениях, тогда это известно наверняка одному лишь Господу. А вы, сэр, стали весьма странно выражаться – ваша речь приобрела необычную утонченность. Так вот… – Его губы снова искривились в озорной усмешке. – Вы частенько на нее смотрите. Точнее, с позволения сказать, так и пожираете ее глазами. И ваше намерение здоровенными буквами написано у вас на лице. Ну да идемте, сейчас я вам всех представлю.
Джайлса, похоже, ничуть не смутило, что хозяина придется знакомить с прислугой, постоянно проживающей в доме. Однако, поразмыслив, Фэнтон пришел к выводу, что ничего странного в этом нет: лишь в исключительных случаях благородный муж снисходит до того, чтобы знать всех слуг в лицо и поименно.
Они спустились в гостиную, оказавшись лицом к парадной двери. О, как изменилась эта гостиная со вчерашнего вечера, когда Мэри Гренвил нанесла визит Фэнтону! Теперь помещение было обшито черными панелями из дуба, на стенах горели серебряные светильники, а у стены стоял большой резной сундук.
Парадная дверь была распахнута настежь.
Фэнтон был готов к тому, что в семнадцатом веке Пэлл-Мэлл будет выглядеть несколько иначе, и все же испытал потрясение: вместо широкой улицы он увидел узенькую аллею, петляющую меж деревьев. Липы, росшие прямо перед входом, уже цвели; сладкий аромат доносился до самых отдаленных уголков гостиной. В памяти Фэнтона всплыла некая Элеонора Гвинн. Он точно знал, что ее поместье располагается по соседству, но не мог вспомнить, переехала она или все еще живет в своей резиденции на севере.
– Сэр, не соблаговолите ли пройти в свой кабинет? – пробормотал Джайлс.
– Погоди. Лорд Джордж уже здесь?
– Прибыли с час назад.
– И как он? Уже ударился во все тяжкие?
– Что вы, сэр, вовсе нет. Он в конюшне, пребывает в добром расположении духа. Сказал лишь… надеюсь, его слова не ранят вашу тонкую натуру?
– Да ты вконец обнаглел, я смотрю! – разъяренно взревел Фэнтон. Джайлс от неожиданности шарахнулся в сторону. – Что он сказал? Выкладывай!
– Слушаюсь. «Если Ник обхаживает только одну из них, – сказали его светлость, – отчего же мне приходится ждать его целую вечность?»
– Но ведь я…
– «Оттого, – ответил я, – что сэр Ник – знатный гурман и любит подолгу смаковать одно и то же блюдо». – «Вот оно как, – отозвались его светлость, – что ж, дело хорошее. Не будем ему мешать».