– Да чтоб меня, конечно нет! Только если нужна серьезная услуга или вмешательство кого-нибудь из вышестоящих. Кошелек с деньгами, дружище, – вот он, ключ от всех дверей.
– Значит, говоришь, обычное дело?
– Упираются разве что закоренелые чистоплюи. – Джордж пожал плечами. – Мой отец, не к ночи будь помянут, говаривал, что этот обычай стар как мир: кого-то подкупаем мы, кто-то подкупает нас. Если надумаешь, научу тебя, как подмаслить нашего сэра Гилеада.
Сэр Джон Гилеад занимал крошечный кабинет в здании казначейства на западной стороне Кинг-стрит. Из окна открывался вид на резиденцию лорда-казначея: ее кирпичные стены и белая конусообразная крыша ярко выделялись на фоне буйной зелени Сент-Джеймсского парка. К своему немалому удивлению, Фэнтон обнаружил, что и отец его тезки, и сам сэр Ник состояли в тесной дружбе с лордом-казначеем, графом Денби: этот финансовый гений знал, как поддерживать в членах парламента верность идеалам Партии двора.
Итак, сэр Джон Гилеад встретил Фэнтона крайне любезно. Это был суетливый человечек, носивший очки с восьмиугольными стеклами, едва не утопавшие в роскошных кудрях сдвинутого на лоб серого парика.
– Вот в этом и загвоздка, – закончил Фэнтон, изложив свое дело.
Он наклонился к стоявшему на полу ящику, обитому кожей, – прародителю современного чемодана, – достал мешочек, набитый золотыми монетами, и осторожно положил его на стол перед сэром Гилеадом. Суммы с лихвой хватило бы на то, чтобы решить сразу несколько таких проблем.
– Хм, – многозначительно промычал сэр Джон и с задумчивым видом прижал палец к губам. – Кажется, я знаю, как быть.
Он предложил сделать вот что: проложить под садом на заднем дворе трубу, через которую отходы из подвала благополучно польются за пределы владения сэра Ника и впитаются в недра земли.
– Да чтоб меня, сэр Гилеад! – возмущенно вскричал Фэнтон. – Это же совершеннейшая глупость! Нечистоты изольются не только в недра, но и на поверхность, оскорбляя обоняние всех добрых жителей. А если осквернению подвергнется парк его величества? И что будет, если отходы достигнут Пэлл-Мэлл?
– Замысел, бесспорно, не лишен недостатков.
– Тогда почему не сделать так, как я говорил вначале? Соединить подвал с главной канализационной трубой, до которой всего три сотни ярдов, и все.
– Боюсь, сэр, это будет стоить немалых денег. Весьма немалых.
Фэнтон извлек из ящика еще один мешочек, внушительнее первого, и положил его перед Гилеадом. Тот снова хмыкнул, притворившись, что ничего не заметил, и погрузился в задумчивость.
– Впрочем, – промолвил он через несколько секунд, – я займусь вашим делом. – Глаза за восьмиугольными стеклами возбужденно заблестели. – Вопрос будет решен без промедления, обещаю. Всегда рад оказать услугу добрым друзьям лорда Денби.
К чести лорда Гилеада стоит сказать, что свое обещание он начал исполнять уже утром следующего дня.
Тем же утром, только намного раньше, Фэнтон возвращался к себе из опочивальни Лидии. Он бодро шагал по коридору, запахнувшись в коричневый халат с алыми маками, тело его было полно сил, а душа – глубокого удовлетворения.
– Ну что, негодник! – широко улыбаясь, поприветствовал он Джайлса. – Готовься! Пора нам кое-что изменить в этом доме!
Джайлс, который уже долгое время стоял перед открытым стенным шкафом, безуспешно пытаясь выбрать подходящий наряд для сэра Ника, пребывал в скверном расположении духа.
– Думаете сдвинуть кровати? И правильно, будет куда удобнее, если…
Фэнтон шикнул на него и заявил, что Джайлс незамедлительно отправляется на поиски ванны. Это должна быть лучшая ванна в городе, пусть даже ее придется делать на заказ. Огромная, желательно керамическая. Ее можно поставить в любой комнате на втором этаже – которая отныне будет называться «ванная», – предварительно вынеся оттуда всю мебель, кроме разве что пары стульев.
Джайлс не преминул высказать свое мнение и едва успел увернуться от тяжелого сапога для верховой езды, полетевшего в его голову.
Дальше – больше. Где-нибудь недалеко от кухни, продолжил Фэнтон, надлежит поставить ванну попроще – для прислуги. Мыться чаще раза в неделю необязательно. Именно этот приказ и вызвал среди слуг настоящий бунт.
Перед Фэнтоном было поколение поистине свободных англичан. В публичном месте, не вызывавшем у них благоговейного восторга, будь то улица, таверна, театр или еще что-нибудь, они считали себя ровней знатным господам, что подтверждали и словом, и делом. При этом многое сходило им с рук, ведь господа прекрасно отдавали себе отчет, какой огромной властью обладают эти малограмотные люди – «партия толпы», как в шутку говорил лорд Шефтсбери, намеревавшийся бросить ее против короля.
Фэнтон ожидал противодействия, однако и подумать не мог, что разразится настоящая война. А из-за чего? Из-за какой-то ванны! Дважды он посылал Джайлса на переговоры, и дважды тот возвращался ни с чем.
– Сэр, они сказали, что брезгуют.
– Что? Брезгуют мыться каждую неделю?
– Я лишь говорю то, что слышал, сэр.
Но Фэнтон нашел-таки способ переубедить этих брезгливых упрямцев. Любой уважавший себя хозяин заботился о слугах, ежегодно снабжая каждого комплектом готового платья. Остальную одежду, включая выходной костюм для посещения церкви, те доставали где могли. Фэнтон пообещал два платья в год и выходной костюм в придачу. Однако его верные слуги, которые теперь боготворили сэра Ника за то, что их никто и пальцем тронуть не смел, не собирались сдаваться так просто.
– Сэр, – сообщил Джайлс, вернувшись с очередных переговоров, – они согласны мыться, но лишь раз в месяц. Однако из уважения к вам они готовы менять нижнее белье раз в неделю, если вы соблаговолите давать им чистое.
– Идет! – тут же согласился Фэнтон.
Так и закончился этот бунт – жители соседних домов даже не успели узнать о нем. Наверху поставили ванну, и, поскольку насоса не было, Большой Том каждый день носил в ведрах горячую воду.
Что касается Лидии…
Поначалу идея ежедневного купания вызывала у нее беспокойство. Фэнтон знал, что он должен, действуя очень мягко, выбить из ее головы чушь, вложенную туда в ходе воспитания. Пришлось вспомнить разных авторов, как античных, так и французских, творивших в семнадцатом и восемнадцатом веках, чтобы донести до нее простую истину: если ванну принимают двое влюбленных, это идет на пользу обоим. Лидии с детства внушали, что частое мытье не только пагубно для здоровья, но и представляет собой великий грех, ибо предполагает обнажение тела. Однако Фэнтон привел неопровержимые доказательства обратного, и Лидия безоговорочно поверила ему.
Откровенно говоря, он был без ума от жены. Казалось, прошла целая вечность с той ночи, как он впервые увидел Лидию. Теперь, когда ее организм очистился от яда, она стала настоящей красавицей. Голубые глаза ярко сияли, а когда она игриво щурилась, в них вспыхивали дерзкие, хорошо знакомые Фэнтону, искорки. Волосы стали гуще и мягче, неестественная белизна кожи сменилась здоровым румянцем.
– Кажется, я толстею! – воскликнула она однажды. Одна мысль об этом приводила ее в ужас.
– Вовсе нет, – со всей серьезностью заверил ее Фэнтон. – Твое тело лишь становится таким, каким задумала его природа.
– Это из-за того, что оно очистилось от яда?
– Отчасти, – сурово ответил Фэнтон. – Отчасти.
В один из ясных, погожих дней к нему явились лорд Джордж Харвелл и мистер Рив. Фэнтон провел гостей в столовую, где на стенах висели портреты предков сэра Ника, написанные не на холсте, а на дереве. Последним по счету было изображение отца сэра Ника, под которым висели его шпага и полудоспех. Фэнтон решил, что они усладят взор старого конника, и оказался прав. Сняв широкополую шляпу, мистер Рив почтительно застыл перед портретом, но Фэнтону показалось, что старик, чьи длинные седые волосы и лысая макушка придавали ему сходство со святым, чем-то встревожен.
Джордж выдвинул из-за длинного стола стул, уселся и сразу приступил к делу:
– Ник, ты помнишь, какой нынче день?
Еще бы: в конце каждого дня он отмечал дату в записной книжке, которую держал в ящике стола. Последний стоял в кабинете и запирался на ключ. Фэнтон пытался убедить себя, что теперь, когда он выгнал Китти, Лидии ничто не угрожает, но в глубине души знал, что это не так. Уж слишком все было гладко. Слишком просто.
– Сегодня, – ответил он, – девятнадцатое мая.
– Именно! – Джордж забарабанил пальцами по столу. – Сегодня утром лорда Шефтсбери с позором изгнали из совета его величества, а потом ему велели покинуть Лондон. Как ты и предсказывал.
– И что с того?
– А то, что весть о его отставке, – продолжал Джордж, – облетела каждую таверну, от «Ищейки» до «Гэрравэя» (первая находилась на Чаринг-кросс, вторая – недалеко от Корнхилла). Среди зеленоленточников поднялся нешуточный переполох.
– Могу себе представить. Но к чему ты клонишь?
В этот день Джордж надел сюртук и бриджи из красного бархата, подобрав к ним шляпу красного цвета; только жилет с рубиновыми пуговицами, чулки да перо на шляпе были желтыми. Ослепительно сияли золотые пряжки туфель. Он уставился на стол, размышляя о том, с чего начать разговор.
– Ник, ты у нас домосед, в люди выходишь редко. На балах не бываешь, по грязным забегаловкам не шляешься, книг не читаешь. Но шпагой владеешь как никто другой. В прошлом ноябре ты своим красноречием очаровал парламент. Недавно будущее предсказал, с точностью до дня. И откуда что берется?
– Повторяю, Джордж: к чему ты клонишь?
Джордж сглотнул вставший в горле комок. Из-под парика на лоб выкатилось несколько капель пота.
– Злые языки – не от большого ума, понятное дело, – болтают, будто ты… продал душу дьяволу.
Фэнтон ничего не ответил, лишь странно посмотрел на него, думая про себя: «Твои злые языки болтают сущую правду, Джордж. Я и вправду заключил сделку с самим владыкой преисподней».
– Давай начистоту, Ник! – взмолился Джордж. – Просвещенные люди не верят в эти россказни. Правда, сэр Мэттью Хейл по сю пору вешает в Бери-Сент-Эдмундсе спятивших бедолаг за колдовство, но лишь потому, что таков закон.