— А кто будет новым посланником, при дворе не говорят? — губы двигались сами по себе, и казалось, изо рта должно вырываться облачко пара, хотя покои были отменно протоплены.
— Сами хотели бы знать, — вздыхает Лесли.
Конечно хотели бы. Имя посланника может сказать довольно много, думает Джордж там, подо льдом.
— Рэндольф не скоро уедет. — продолжает комендант. — У нас, сами видите, бедствие. Зима. Снег пошел.
Лесли северянин, как и он сам. Здешние страдания из-за снегопада кажутся ему смешными.
Что ж, будем надеяться, что королева Маб отправит Рэндольфа послом… куда-нибудь в Каракорум или Нубию. Шансы столкнуться с ним лицом к лицу и так слишком малы, практически ничтожны — впрочем, чем черт не шутит? Если черт решит подшутить над Рэндольфом, он поможет им встретиться. Господин посол, конечно, не делал ничего особенного, всего лишь защищал свои интересы… даже Марии потом открыл глаза на кое-какие штучки Мерея. Но Джорджу не очень важно, было там что-то особенное или нет.
Если я отсюда выйду, я расплачусь со всеми и с каждым, в очередной раз подумал Джордж. Пустая мечта, но не пустое обещание. Выйдет — расплатится. Каждому по заслугам. Не оставляя воздаяние и отмщение в иных руках, чьи бы они ни были. Пленник раньше и не думал, что ненависть — такое холодное чувство. Очень, слишком холодное. Ледяной кол в груди. Ветер, вымораживающий дыхание. Иней, ползущий из-под ребер по телу…
— Но в столицу вы все же ездили не для удовольствия.
— Нет, — качает головой Лесли. — Совсем не для удовольствия. В тот день с курьером я получил приказ.
Дальше не нужно было объяснять. Дальше все ясно и без Аррана. Если бы от Джона отвернулась удача, отец прыгнул бы. Почти наверняка. И к нынешнему времени все уже решилось бы, так или иначе. Скорее всего, так, потому что между отцом и победой всегда стояло только его нежелание становиться мятежником. Только его знание, что с королевой — с королевой-католичкой — ему все же почти наверняка удастся поладить, а вот одолеть всю Конгрегацию он просто не сможет. Считал бы, что сможет, начал бы войну раньше. Отец… он достоин того, чтобы за ним идти. Он знает, что после первой победы начнется свалка, в которой победителей не будет вовсе. Очень долго. Но если речь зайдет о жизни Джона или о его смерти… даже крысу не стоит доводить до края.
Нет, дальше все ясно. Джону пришлось защищаться — и он сумел это сделать. Но теперь невозможно доказать, что сражение началось случайно.
— Вам нельзя показываться в городе, сын мой. — говорит Арран. — Вас обвинят в измене и арестуют — и сделают фишкой. Сюда они прийти не посмеют. Если они придут, они заставят меня выбирать сторону.
Не слишком сложный выбор, и не слишком придется заставлять. Джордж не сомневался в том, что судит о тесте верно. Не особенно лестно, не особенно милосердно, но вполне здраво и взвешенно. Если Аррана прижмут, Арран его выдаст. До тех пор, конечно, будет поддерживать репутацию, сопротивляться, уповать на свои права. Но не выпустит. Хотя бы как свидетеля собственной невиновности и непричастности. Граф Арран герцог Шательро ничего предосудительного не совершил. Войск не выдвигал, королевской воле не противоречил.
— Мне будет нечего делать в городе, если я узнаю от вас все новости.
В городе, где стража, и сплетни, и лишние глаза, и недоброжелатели, и попросту любопытствующие, и королевские соглядатаи, и люди Мерея и прочих. В городе. Но, вероятно, есть что делать на севере?..
Арран так медлил с дурными вестями, с настоящими дурными вестями, словно беседовал не с зятем, а с дочерью… или так, словно, дослушав рассказ, Джордж должен был испариться у него прямо из кабинета, как черт из камина.
— Ее Величество изволила возвратиться в Абердин. — выцедил тесть. — И высказала намерение пребывать там, доколе не успокоится край…
То есть, пока все не обернется согласно ее желаниям и реки не отрастят кисельные берега.
— Ваш отец прислал Ее Величеству ключи от замка Финдлэтер и письмо, где клялся в верности престолу и молил простить горячность его наследника… — тут Арран спотыкается. Значит, о старшем сыне лорд Хантли просить не стал.
— И что случилось тут? Гонца арестовали?
— Да… — слишком быстро отзывается Арран. И страх наконец-то проступает во взгляде.
— Господин герцог, я не девица, а угоразди меня родиться девицей, все равно был бы отпрыском своих почтенных родителей. — вздыхает Джордж. На правах пленника он может быть и не слишком почтителен. Пожалуй, даже и не стоит. Выйдет как с Сазерлендом. — Вы уже скажете мне, что случилось с моим родом?!
Кулаком по столу он стучать не стал, но ногой топнул. Слова тестя вертелись в уме, перемалывались там, но еще не достигали души. Не пугали, только озадачивали.
— Я не знаю… — тихо сказал Арран. И не добавил никакого обращения. — Мои гонцы, видимо, опаздывают, как и королевские. Нас догнал человек Сазерленда, только со словами, он не рискнул взять бумагу. Сазерленд отправил его, к вам и ко мне, прежде чем покинуть Абердин. Он надеется, что сможет это сделать и успеет сесть на корабль. Ваш отец зачем-то пошел маршем на город, Мерей встретил его в поле со всем, что собрал. Сазерленд знает верно, что лорд Хантли мертв, а его наследник схвачен.
— Этому человеку можно доверять? Я могу сам его до… расспросить?
— Можете, — сказал тесть. — Если поклянетесь перед Господом не покидать моего дома ни тайно, ни явно без моего на то позволения.
— Я клянусь. — отвечает Джордж. И да будет слово ваше «да» и «нет»… Арран трус и он предатель. По крайней мере о половине он знал еще до отъезда и много раньше того, а тогда можно было что-то сделать. Можно. Но это тогда. А сейчас… он трус, он предатель, но ребенка Анны он не отдаст, и Анну не отдаст, что бы ни случилось. Значит, будет, как он хочет.
— Вы нипочем не догадаетесь, что было в этом приказе, — говорит Лесли. И не улыбается. Совсем. Даже глазами.
— Вероятно, — кивает Джордж. — Почти не сомневаюсь в этом. — И спрашивает наудачу, хотя какая уж тут удача: — Скажите, а не был ли ваш приказ запечатан малой королевской печатью, но без личной подписи Ее Величества?
Лесли дергает головой, словно хотел бы отшатнуться, застывает на середине движения деревянным болваном.
— Уж верно про вас говорили, что вы знаетесь со всей нечистью на свете и она вам ворожит да доносит…
Джордж коротко смеется.
— Ну согласитесь, если бы я дружил с нечистью, я бы, возможно, находился сегодня в Аду, но точно не был бы вашим гостем.
Ответ находит цель — комендант явно успокаивается. Ответ находит цель, но почему-то продолжает кружиться под костями черепа, стучать изнутри. Если бы я знал. Если бы знал.
— Мне, скажу вам честно, не понравилось отсутствие подписи. — Существо приказа Лесли не упоминает. Нечисть, не нечисть — но комендант уверен, его «гость» уже обо всем осведомлен. А если нет, так догадался сейчас. — Очень не понравилось.
Еще бы. Такой документ легко назвать подделкой и свалить все на исполнителя.
— Но сам приказ мне не понравился тоже.
Значит, правда. Тот же трюк с печатью, что уже сработал с Сазерлендом два года назад. Второй раз подряд, а может быть и не второй. Это уже не дерзость, это глупость, и на сей раз она, наверное, не сошла с рук. Впрочем, перемены в судьбе королевских конфидентов не коснутся Джорджа Гордона.
— Стало быть, мое общество вам еще не слишком наскучило?
Лесли кривит рот и не произносит тех слов, что явно просятся наружу. Но желание это проступает из всех морщин, из мелких трещинок на губах, из пятен зимнего румянца.
— Не наскучило. И честь моя мне не наскучила тоже, кто бы из высоких лордов что обо мне ни думал. Я отвез этот «подарочек» Ее Величеству. И отдал лично в руки.
Вот тут уже можно не гадать и вообще на время забыть про игру. На сегодня хватит.
— И Ее Величество?..
— Мне высказали много горячих слов. А потом несколько теплых. — Комендант качает головой, видимо, словарь королевы успел пополниться новыми приобретениями. — Ее Величество не посылала этого приказа. Ее Величество поблагодарила меня за осторожность, преданность… и все прочее. Ее Величество сказала, что впредь мне надлежит действовать так же в любом случае, вызвавшем мои сомнения. Даже если на документе, особенно на таком документе, обнаружится ее подпись. Последнее она озаботилась произнести при свидетелях.
Лесли не говорит, что о самом Гордоне не было сказано ни слова. Это вполне ясно из всего случившегося. Не говорит и о том, что по каким-то своим соображениям не рискнул воспользоваться подвернувшейся возможностью и напомнить королеве о судьбе заключенного. Его соображениям вполне можно доверять. Вероятно, опасался, что перемены окажутся к худшему.
Квентин Лесли, комендант королевской крепости Дун Бар. Мчаться в Дун Эйдин впереди конского ржания, допустим, его заставили честь и здравый смысл. Быть убийцей, как и быть ширмой для чужой интриги, он не желает. Но вот все остальное?
Я должен быть ему благодарен, подумал Джордж. Я должен, я обязан быть ему благодарен, и как-то это выразить, немедленно.
Благодарности не было. Сказать он еще смог бы все что угодно, здесь как в военном деле: выучка и опыт не подведут, пока ты жив. Но внутри было пусто, как в заброшенной башне. Гулко, пыльно и потревоженные летучие мыши носятся.
Он выпускал наружу слова — не те, что положено, а мелкие пустяки, о семье коменданта, о погоде, о навалившейся на них зиме, о том, что неплохо бы и тут в крепости встретить Рождество по-человечески. О том, что для этого можно сделать. И все это ясней ясного скажет Лесли: Джордж Гордон все понял и знает, что сделанному нет цены и решенному нет цены — как правильно поблагодарить за «я ваш — во всем, что не касается присяги», сказанное человеком, который ничем тебе не обязан? И все равно вступил в драку — на стороне безнадежно проигравшего? Не благодарят за такое и не отдариваются. Просто помнят до смерти.