Их любимыми занятиями были охота и война. Многие из них, отправлялись во Францию и служили в королевских войсках. Те, кто оставался дома, часто посещали местные рыцарские турниры, но их снаряжение в большинстве случаев было разнородным и устаревшим. Некоторые умели читать и писать, посещая в юности капеллана или приходского школьного учителя, присутствие которых засвидетельствовано во многих местах. Они умели играть в шахматы, у некоторых было по несколько книг, а другие оставались необразованными и грубыми.
В начале XIV века материальное положение мелкого и среднего дворянства имело тенденцию к серьезному ухудшению из-за дробления их земельных владений и имущества. Теоретически, как было установлено графом Жоффруа в 1185 году, право старшинства позволяло передать все сеньорию старшему сыну, который должен был выплачивать младшим родственникам ренту, что уже являлось способом обнищания. На практике наследники часто получали часть сеньории в качестве личной вотчины, и, поскольку дворянские семьи были большими, дробление земельных владений происходило очень быстро. Эти мелкие сеньоры, у которых не было средств даже на то, чтобы должным образом экипировать себя конем и полным вооружением, попадали в низшую категорию знати, в массу оруженосцев, которые составляли три четверти от общего числа дворян, и находились примерно на уровне богатых крестьян.
Семья Дю Геклен иллюстрирует разнообразие и шаткость этого положения бретонской знати. Около 1320 года старшая ветвь рода все еще принадлежала к среднему дворянству. В 1336 году главой рода стал Пьер II, муж Жанны де Монфор, который владел довольно большими поместьями в районе Сен-Мало, между Рансом, морем и болотами Доль, в районе называемом Кло-Пуле. Резиденцией этой семьи являлся замок Плесси-Бертран в Сен-Куломбе — довольно внушительная крепость, о чем свидетельствуют нынешние руины, датируемые 1240-ми годами постройки. Будущий коннетабль принадлежал к младшей ветви этого рода, которая относилась к низшему дворянству. Отец Бертрана, Роберт Дю Геклен, имел рыцарское звание, но ему было трудно его поддержать. Его сеньорией была скромная дворянская вотчина Ла Мотт-Брун, расположенная между Динаном и Ренном. Его резиденцией был дом, от которой не осталось и следа, далеко не "великий замок", как сообщает Кювелье, а всего лишь большая ферма с башней, где вместе с семьей сеньора также проживали несколько слуг. Дополнительный доход приносило приданое Жанны Малемен, жены Роберта Дю Геклена, дочери нормандского сеньора Саси и Сент-Илер-дю-Гаркуэ: она принесла мужу с приданным сеньорию Сенс и мельницу в Вьесви-сюр-Куэснон на бретонской границе. Все это было не так уж и много, и Бертран Дю Геклен, старший сын в семье, оставался простым оруженосцем в течение тридцати пяти лет.
Маленькие люди
Спутниками юности Бертрана были простолюдины. В начале XIV века все бретонские крестьяне были свободными людьми, за исключением небольшой группы "mottiers", наследственно прикрепленных к сеньории, которые встречались только на полуострове Крозон и в некоторых владениях Роганов. Поэтому крепостное право здесь практически отсутствовало. Тем не менее, Coutume весьма презрительно относится к этим "маленьким людям", этим "людям низкого положения в деревнях", которые являются крестьянами. В самом низу находились "valets" или наемные поденщики, у которых не было земли. Над ними стояли "féagers", которые владели вотчиной, или féage, или censive. У многих из них не было даже пяти гектаров земли, которая часто была неплодородной и им приходилось заниматься вспомогательной деятельностью. Доходы этой категории крестьян были низкими. В более выгодном положении находились "domaniers", или "convenanciers", которые работали на землевладельца по договору, последний владел землей а domanier владел всеми постройками, т. е. всем, что находилось на земли, и мог быть выселен только при условии, что ему будет возмещена стоимость этих сооружений. Эта форма владения, позже названная "domaine congéable", характерна для бретонской части герцогства. Наконец, некоторые крестьяне обрабатывали часть сеньориального владения по договору издольщины.
Изучение описей имущества показывает, что около 10 % крестьян были достаточно обеспеченными, 40 % жили хорошо в обычный год, а половина была на грани нищеты. Согласно исследованиям, в конце XIV века, доход среднего крестьянина составлял от 20 до 25 ливров в год, что после вычета налогов, аннуитетов и других поборов оставлял около 10 ливров на пропитание семьи. Для сравнения, простой рабочий зарабатывал 20 ливров, а каменщик — 40–50 ливров в год.
К маленьким людям не занятым земледелием, к которым Coutume относится также с презрением, называя их злодеями, относились люди "которые занимаются гнусными ремеслами, например, сдирают шкуры с лошадей и гнусных зверей, garçaille, truandaille, вешают воров, разносят подносы в тавернах, подают вино, чистят комнаты, выгребают конюшни, ловят рыбу, занимаются гнусным товаром и являются менестрелями". То есть работники ручного труда, рабочие и ремесленники, и другие жители городов. В начале XIV века социальные статусы, как правило, были фиксированными но контакты и переход из одной категории в другую все еще были возможны, даже если они были ограничены. Дворянство стало более замкнутым; наследственное, оно стремилось стать кастой воинов и стремилось обозначить разрыв между собой и простым народом. Мелкий дворянин, который жил беднее многих крестьян и который не мог себе позволить себе приличное одеяние, по рождению и по своему вооружению или гербу чувствовал себя ближе к баронам и графам, чем к простым людям, чье повседневное существование он разделял. Он общался только с людьми из своей среды: в жизни Дю Геклена было очень мало простолюдинов, если не считать мальчишек, которые были его товарищами по дракам в юности. Поэма Кювелье сохраняет эти аристократические предрассудки, уточняя для каждого нового персонажа его или ее знатность. Хотя Coutume напоминает нам, что дворяне и судебная система должны быть снисходительны по отношению к "маленьким людям", которые зарабатывают свой хлеб "большим потом и большим трудом", он, тем не менее, подчеркивает необходимость строгого соблюдения социальной иерархии. Возможно, Бертран Дю Геклен, который в молодости жил среди крестьян а впоследствии общался с величайшими деятелями королевства, был менее подвержен аристократическим предрассудкам своего времени, о чем свидетельствуют некоторые эпизоды его жизни.
Религиозная среда
Средневековое общество XIV века было полностью погружено в христианство. В июне 1330 года в Трегье начался процесс канонизации Святого Иво, умершего в 1303 году в Луаннеке, в провинции Трегор. Сто девяносто один человек пришел дать показания, и их рассказы являются ценным свидетельством бретонской религиозной жизни во времена рождения Дю Геклена. Руководство духовенством герцогства Бретань осуществляли девять епископов, которые проживали в Доле, Сен-Мало, Сен-Бриё, Трегье, Сен-Поль-де-Леоне, Кемпере, Ванне, Нанте и Ренне. Все они были по происхождению дворянами и выполняли гражданские административные задачи на службе у герцога. Обладая значительной епископальной властью, они играли важную политическую роль. Епископы были окружены капитулом из пятнадцати каноников, которые осуществляли правосудие в духовных вопросах, их суды возглавляли церковные судьи. XIII век ознаменовался в Бретани серьезными раздорами между гражданской и церковной властью из-за высоких налогов, взимаемых духовенством с заключения браков и с вступления в наследство, а также споров между сеньорами и клириками по поводу церковного налога — десятины. Компромисс был достигнут 27 июня 1309 года, но отношения между двумя властями не улучшились. Это было в то время, когда король Филипп IV Красивый только что закончил ожесточенную битву с Папой Бонифацием VIII.
Одной из поразительных особенностей жизни Дю Геклена является его крайняя осторожность в отношениях с Церковью. Очень немногие церковники общались с ним, и его отношение к ним казалось довольно отстраненным. Что касается его щедрости по отношению к святыням, то она была весьма ограниченной, что резко контрастировало с рвением некоторых его современников и друзей, таких как Карл де Блуа.
Приходское духовенство того времени, правда, вряд ли могло вызвать большое уважение. Невежественные, едва знающие латынь, чтобы проводить службы, и богословие, чтобы обучать прихожан десяти заповедям, семи порокам, семи добродетелям и двенадцати статьям веры, они часто посещали таверны, а иногда и бордели, о чем свидетельствуют синодальные статуты бретонских епархий, которые тщетно боролись с пороком низшего духовенства. Те же документы показывают, что прихожане были не хуже своих пасторов, которых описывали как "плохо образованных и невежественных в истинах веры мирян". Верования были отягощены многочисленными традициями языческих аграрных культов и практиками, которые позже будут названы суевериями, несмотря на христианскую оболочку, которой они были покрыты: культ источников и некоторых мегалитов, которых в герцогстве было очень много. Такая относительная терпимость к народным религиозным практикам, возможно, объясняет отсутствие случаев колдовства: с 1317 по 1343 год инквизиция инициировала только четыре судебных процесса в Бретани, три из которых касались священнослужителей с более или менее еретическими убеждениями.
Странный эпизод из молодости Дю Геклена, о котором рассказывает Кювелье, иллюстрирует эту ситуацию. Его мать, страдавшая от лихорадки, послала за женщиной, обращенной еврейкой, которая имела репутацию целительницы ― она умела ставить диагноз по моче и ладоням. Такие целительницы, которых в других местах легко сочли бы за ведьм, здесь в Бретани были вполне легальны. Поскольку евреи были изгнаны из Бретани в 1240 году, может эта целительница прибыла из другого места. Может этот случай был придуман Кювелье. Этого нельзя исключать, поскольку единственная ее роль в хронике — предсказание славного будущего молодому Бертрану. Однако атмосфера терпимости к народным верованиям, царившая в Бретани в то время, не исключала априори существования такого персонажа.