Ганс Христиан АндерсенДюймовочка
Одной женщине очень хотелось иметь маленького ребенка. Вот она пошла к старой колдунье и сказала:
— Мне так хочется иметь маленького ребеночка; не скажешь ли ты, где мне его взять?
— Твоему горю помочь можно! — сказала колдунья. — Вот тебе ячменное зерно, положи его в цветочный горшок, и ты увидишь, что будет.
— Спасибо тебе! — сказала женщина и дала колдунье две денежки.
Дома она посадила ячменное зерно, и из него тотчас же вырос прекрасный большой цветок; он выглядел совсем как тюльпан, но лепестки у него были плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.
— Вот прелестный цветок! — сказала женщина и поцеловала красивые, красные с желтым, лепестки.
И, как только она их поцеловала, в цветке что-то щелкнуло, и он раскрылся. Теперь было видно, что это настоящий тюльпан. Посреди цветка, на зеленом стульчике, сидела крошечная девочка, маленькая и прелестная, длиной всего с дюйм. Ее прозвали Дюймовочкой.
Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха была ее колыбелькой, голубые фиалки матрацем и лепесток розы периной. В скорлупке она спала ночью, а днем играла на столе. На стол женщина поставила тарелку с водой, вокруг положила венок из цветов, а стебельки их опустила в воду. По воде плавал большой лепесток тюльпана. Дюймовочка сидела на нем и плавала от одного края тарелки до другого. Два белых конских волоса служили ей веслами. Все это было прелесть как мило! Дюймовочка умела также и петь, и такого нежного и красивого голоска никто еще не слыхивал.
Раз ночью, когда она лежала в своей хорошенькой постельке, в разбитое окно вскочила отвратительная жаба. Она была безобразная, большая и мокрая. Жаба прыгнула прямо на стол, где спала под лепестком розы Дюймовочка.
— Вот отличная жена моему сыну! — сказала жаба, схватила скорлупку, где спала Дюймовочка, и выпрыгнула через окно в сад.
Там протекала большая, широкая река, а возле самого берега было болото. Вот здесь-то в тине и жила жаба со своим сыном. У, какой он был гадкий и противный, вылитая мать! «Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!»— вот все, что мог он сказать, когда увидел прелестную девочку в ореховой скорлупке.
— Не говори так много, а то она проснется! — сказала старая жаба. — Она легка, как лебединый пух, и, пожалуй, еще убежит от нас. Посадим ее на середину реки, на широкий лист кувшинки, — это ведь целый остров для такой крошки. Оттуда она не сможет убежать, а мы тем временем приготовим в тине комнаты, где вы будете жить.
В реке росло множество кувшинок; их широкие и зеленые листья плавали по поверхности воды. Самый дальний лист был больше всех — к нему-то и подплыла старая жаба и поставила на него ореховую скорлупку с Дюймовочкой.
Бедная крошка проснулась рано утром и, увидав, где она, горько заплакала. Со всех сторон Дюймовочку окружала вода, и никак нельзя было попасть на сушу.
А старая жаба сидела внизу, в тени, и украшала горницу камышом и желтыми кувшинками. Ей хотелось устроить все покрасивее для молодой невестки. Потом она подплыла со своим безобразным сынком к листу Дюймовочки, чтобы взять ее хорошенькую кровать и поставить в спальню. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:
— Вот это мой сынок, твой будущий муж. Вы славно заживете внизу, в тине!
— Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — вот все, что сказал сынок.
Они взяли хорошенькую кроватку и уплыли с ней. А Дюймовочка сидела одна на зеленом листе и горько плакала. Ей вовсе не хотелось жить у гадкой жабы и выходить замуж за ее противного сына. Маленькие рыбки, которые плавали под водой, повысунули головки и глядели на девочку. Как только они ее увидели, они решили, что она прелестна, и им стало жаль, что она попадет к гадкой жабе. Не бывать этому! Рыбки столпились под водой вокруг зеленого стебля, на котором держался лист, перегрызли его своими зубами, и лист с Дюймовочкой поплыл по реке.
Дюймовочка плыла, а маленькие птички, сидевшие в кустах, глядя на нее, пели: «Какая прелестная, маленькая девочка!»
А лист все плыл да плыл.
Чудесный белый мотылек все время порхал вокруг Дюймовочки и, наконец, уселся на лист. Дюймовочка радовалась: гадкая жаба не могла теперь догнать ее, а вокруг все было так красиво. Солнце освещало воду, и вода была как расплавленное золото. Дюймовочка сняла свой пояс, один конец обвязала вокруг мотылька, а другой прикрепила к листу. И они поплыли еще быстрее.
Мимо летел майский жук, увидал девочку, обхватил ее за тонкую талию лапкой и унес на дерево, а зеленый лист поплыл дальше, и с ним мотылек — он ведь был привязан и не мог освободиться.
Ой, как испугалась бедная Дюймовочка, когда майский жук взлетел с ней на дерево! Но больше всего она была огорчена из-за красивого белого мотылька, которого она привязала к листу: если ему не удастся освободиться, он умрет с голоду. Но майскому жуку и горя было мало. Он уселся с Дюймовочкой на самый большой лист на дереве, угостил ее сладким цветочным соком и сказал, что она очаровательна, хоть и совсем не похожа на майского жука. Потом прилетели с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они разглядывали Дюймовочку, а барышни майские жуки пожимали щупальцами и говорили:
— У нее только две ножки, как это печально!
— У нее нет щупальцев!
— Какая у нее тонкая талия! Фи, как она похожа на человека! Как она некрасива! — сказали в один голос все дамы майские жуки.
А ведь Дюймовочка была прелестна. Это находил и майский жук, который принес ее, но когда все остальные жуки сказали, что она безобразна, он поверил этому и не захотел держать ее у себя. Пусть идет, куда хочет! Он слетел с ней с дерева и посадил ее на ромашку. Тут Дюймовочка заплакала: ей было горько, что она такая некрасивая — ведь даже майские жуки не захотели держать ее у себя. А на самом деле она была такая нежная и ясная, как самый прекрасный розовый лепесток.
Все лето прожила бедная Дюймовочка одна-одинешенька в большом лесу. Она сплела себе из травинок постельку и подвесила ее под лопушиный лист, чтобы дождик не замочил ее. Она питалась сладкой цветочной пылью и пила росу, которую каждое утро находила на листьях.
Так прошли лето и осень, приближалась зима — холодная, длинная зима. Все птички, которые так красиво пели Дюймовочке, улетели, цветы и листья завяли; большой лопух, под которым она жила, свернулся, и от него остался только желтый, увядший стебель.
Дюймовочка ужасно зябла, потому что платьице ее изорвалось, а сама она была такая нежная и маленькая, что боялась замерзнуть совсем. Пошел снег, и каждая снежинка для нее была все равно, что целая лопата снега для нас: мы-то ведь большие, а она была всего с дюйм. Она завернулась в сухой листик, но он плохо грел, и бедняжка тряслась от холода.
Возле самого леса, куда она попала, лежало большое хлебное поле: хлеб давно уже был убран, и только голые сухие соломинки торчали из мерзлой земли. Дюймовочка шла между ними, как в густом лесу, и вся дрожала от холода. Так она пришла к норке, прикрытой сухими былинками. Тут жила полевая мышь. Она жила в тепле и довольстве, хоромы ее были битком набиты зерном, кухня и кладовая были великолепны. Бедная Дюймовочка стала возле дверей и, как нищенка, попросила подать ей кусочек ячменного зерна, — вот уже два дня, как она ничего не ела.
— Ах, ты, бедняжка! — сказала полевая мышь; она была, в сущности, добрая старуха. — Иди ко мне в мой теплый дом и поешь со мной.
А так как Дюймовочка ей понравилась, то она сказала:
— Можешь оставаться у меня на всю зиму, только смотри, хорошенько убирай мои комнаты и рассказывай мне сказки, — я до них большая охотница.
И Дюймовочка делала, что приказывала ей добрая старая мышь, и зажила отлично.
— Скоро у нас будут гости, — сказала полевая мышь. — Мой сосед обычно посещает меня раз в неделю. Он живет в еще большем довольстве, чем я; у него огромные залы, и он носит богатую черную бархатную шубу. Вот если бы тебе посчастливилось выйти за него замуж, ты бы отлично пристроилась. Но только он слепой. Ты должна рассказать ему свои самые чудесные сказки!
Но Дюймовочке не понравился сосед. Ведь это был крот. Он пришел с визитом в своей черной бархатной шубе. Он был такой богатый и ученый. Его хоромы были в двадцать раз больше квартиры полевой мыши, но он терпеть не мог ни солнца, ни прекрасных цветов и так дурно отзывался о них — он ведь никогда не видел их. Дюймовочке пришлось петь, и она спела песню и про майского жука, и еще другую, и крот влюбился в нее, очарованный ее прелестным голоском.
Немного погодя крот прорыл длинный подземный коридор от своего дома до их жилья и разрешил полевой мыши и Дюймовочке гулять по коридору, когда им вздумается. И он просил их не пугаться мертвой птицы, лежавшей там. Это была настоящая птица, с перьями и клювом, умершая, вероятно, совсем недавно, в начале зимы, и похороненная как раз в том месте, где он прорыл свой коридор.
Крот взял в рот кусок гнилушки — она ведь светит, как огонь, в темноте — и пошел вперед, освещая длинный, темный коридор. Они дошли до того места, где лежала мертвая птица. Крот уперся широким носом в потолок и приподнял землю, так что образовалась большая дыра, в которую проник дневной свет. И тогда Дюймовочка увидела: посреди коридора лежала мертвая ласточка, прижав к бокам красивые крылья и вытянув голову и