– Мне недостает отца. Он так любил нас, что, не колеблясь, пожертвовал ради нас жизнью.
– Плохо, что вы по-настоящему не знали своего отца, – сказала Чани, уложив в пирамиду свой камень.
– О нет, я-то его хорошо знаю, – сказала Алия. – Моя врожденная память хранит путешествие мамы и отца в каладанскую глушь после гибели маленького Виктора. Именно там они зачали Пола. – Алия часто говорила сверхъестественные, пугающие вещи. Чужие жизни, спрессованные в ее необъятной памяти, уходили в далекое, неразличимое обычными людьми прошлое. Она подняла голову и посмотрела на мать. – Там ты впервые увидела каладанских дикарей.
– Я помню, – отозвалась Джессика.
Пол продолжал укладывать камни. Когда погребальный холм полностью покрыл кости, Пол отступил на несколько шагов и разделил минуту скорби с теми, кто носил в сердцах вечную любовь к Лето.
Они помолчали. Потом Пол коснулся коммуникатора, укрепленного на воротнике конденскостюма.
– Корба, мы готовы.
Тотчас безмятежную тишину знойного дня разорвал рев мощных двигателей. Из-за скалистой гряды показались два орнитоптера с бело-зелеными гербами императора Муад’Диба. Орнитоптеры сложили крылья. Головную машину вел начальник федайкинов Пола Корба – человек, исполнявший свои обязанности с поистине религиозным рвением. Но Корба не был льстецом, он был слишком умен и умело просчитывал последствия своих действий и поступков.
За двумя легкими машинами следовали тяжелые грузовые орнитоптеры, под брюхами которых на тросах раскачивались большие глыбы отполированного камня. Лучшие резчики Арракина покрыли камни узором, который должен был сложиться в живописное скульптурное жизнеописание герцога Лето Атрейдеса.
Теперь, когда момент благоговейной тишины миновал, начальники команд принялись отдавать громкие приказы рабочим, которые должны были начать строительство святилища.
Молча Джессика стоически смотрела на маленькую пирамидку, стараясь запечатлеть в памяти эту скромную могилу, а не чудовищное сооружение, которое сейчас будет воздвигнуто на ее месте.
Гулкий грохот машин исполинским эхом отражался от скал. Корба посадил свой орнитоптер и вышел из машины. Он был в упоении от гордости за то, что ему предстояло сделать. Он посмотрел на кучку камней и, видимо, нашел ее весьма причудливой.
– Муад’Диб, мы соорудим здесь монумент, достойный памяти вашего отца. Все должны испытывать священный трепет перед императором и всеми, кто был близок к нему.
– Конечно, должны, – ответил Пол, сомневаясь, что командир его федайкинов смог уловить иронию. Корба был захвачен идеей «религиозного импульса».
Команды принялись за работу с пылом гончих, настигших добычу. Так как на площадке не было места для посадки тяжелых грузовых орнитоптеров, пилоты опустили украшенные резьбой камни на вершину горы, отцепили их от тросов и взмыли в небо. Советники Пола сообща одобрили проект мемориала, размножили чертежи и раздали копии начальникам команд. Основная пирамида будет символизировать роль, которую сыграл в жизни Муад’Диба герцог Лето.
Однако сейчас, размышляя о показном пышном мемориале, Пол мог думать только о пропасти, отделявшей его личные чувства от публичного образа. Несмотря на то что он не мог отречься от своей роли в управлении Империей и в религиозном движении, лишь очень немногие близкие ему люди видели настоящего, реального Пола. Но даже с ними он не мог быть до конца откровенным.
Джессика отступила на шаг и посмотрела на сына. Было видно, что она на что-то решилась.
– Думается, я сполна отдала свой долг Арракису, Пол. Мне пора уезжать.
– Куда же вы направитесь? – спросила Чани, наивно полагая, что в мире нет места лучше ее родной планеты.
– На Каладан. Я очень давно не была дома.
Пол и сам ощущал в сердце такую же тоску. Каладан уже принял его правление, но сам он не был там с тех пор, как Дом Атрейдесов прибыл на Арракис. Он внимательно посмотрел на мать, зеленоглазую красавицу, покорившую некогда его галантного отца. Хотя Пол был теперь императором всей известной вселенной, он хорошо понимал чувства матери.
– Ты права, мама. Каладан тоже часть моей Империи. Я поеду с тобой.
Среди преданных друзей Муад’Диба выделялся Гарни Холлик – трубадур-воин, контрабандист и правитель планет. Но большую, чем все его триумфы, радость доставляла ему игра на бализете и пение сложенных им самим баллад. Героические подвиги самого Холлика вдохновили многих трубадуров на сочинение посвященных им песен.
Эти фрименские рекруты, сыны знойной пустыни, в жизни своей не видывали такого огромного чана с водой, да еще так беспечно открытого. На Каладане это назвали бы затхлым деревенским прудом, но здесь новобранцы Холлика, глядя на покрытую рябью водную поверхность и вдыхая даром испарявшуюся влагу, испытывали почти суеверный ужас.
– Сейчас вы, один за другим, прыгнете в воду, – хрипло скомандовал Гарни. – Погрузитесь в воду так, чтобы ваши головы стали мокрыми. Я хочу, чтобы сегодня к вечеру каждый из вас смог проплыть от края до края.
Проплыть. Сама идея плавания была чужда этим людям. Среди них прокатился недовольный ропот.
– Так велел Муад’Диб, – произнес один тонкий, как тростинка, солдат по имени Энно. – Значит, мы это сделаем.
Да, подумал Гарни. Стоило только Полу что-то задумать и предложить, как тотчас все исполнялось. В других обстоятельствах это могло бы показаться приятным или даже забавным. Эти фрименские солдаты – если бы Муад’Диб приказал – выпрыгнули бы из корабля в открытый космос или пошли бы босиком в пустыню в Кориолисову бурю.
Синими бесстрастными глазами Гарни осмотрел ряды новых бойцов. Из пустыни каждый день прибывали все новые и новые добровольцы. Казалось, что в ситчах производство рекрутов поставлено на поток. Галактические планеты пока не знали, какая сила надвигается на них.
Эти неотесанные молодые люди были мало похожи на дисциплинированных солдат Дома Атрейдесов – тех солдат Холлик хорошо помнил. Дикая воинственность этих сынов пустыни ничем не напоминала воинское мастерство солдат и офицеров великого Дома, но все же эти юноши были по-своему превосходными воинами. Эта «пустынная рвань» свергла Твари Раббана и покончила с правлением Дома Харконненов на Дюне, нанесла поражение императору Шаддаму Коррино и его могущественным сардаукарам.
– Этот бассейн глубиной всего три метра, а в длину – десять. – Гарни принялся расхаживать вдоль края бассейна. – Но на других планетах путь вам могут преградить океаны или озера глубиной в сотни метров. Вы должны быть готовы ко всему.
– Сотни метров! Как можно там уцелеть? – искренне изумился один из запыленных рекрутов.
– Вся штука в том, что плыть надо по поверхности.
По тяжелому взгляду новобранца было ясно, что он не понял шутки.
– Разве не говорил Муад’Диб, что Бог сотворил Арракис для того, чтобы закалить верных? – процитировал Гарни. – Итак, готовьтесь.
– Муад’Диб, – повторили солдаты почтительным тоном. – Муад’Диб!
Пол приказал построить бассейн для того, чтобы воины пустыни могли подготовиться к неизбежной необходимости форсировать водные преграды на других планетах. Не все они пока безоговорочно, как Каладан, смирились с его правлением. Некоторые люди в Арракине считали этот бассейн знаком всемогущества Муад’Диба, другие втайне думали, что это пустая трата драгоценной влаги. Но Гарни Холлик понимал, что это всего лишь военная необходимость.
– Мы внимательно изучили то, что написал об этом Муад’Диб, – сказал Энно. – Мы запомнили наизусть каждое слово. Они рассказали нам, как надо плавать.
Гарни и без того не сомневался, что молодые солдаты читали каждую строчку с тем же старанием, с каким фанатики впитывают тексты религиозных учений.
– Разве чтение книг и просмотр фильмов сделали кого-нибудь умелым погонщиком песчаных червей?
Сама абсурдность вопроса заставила рассмеяться суровых фрименов. Они стремились в воду, но все же колебались. С этими смешанными чувствами солдаты подошли к краю глубокого бассейна. Одна мысль о том, что придется погрузиться в воду, ужасала их больше, чем встреча с самым опасным неприятелем.
Гарни сунул руку в карман и извлек оттуда золотую монету, старый имперский солари с чеканным надменным профилем Шаддама IV. Он поднял над головой сверкнувшую на солнце монету.
– Кто первый достанет эту монету со дна бассейна, удостоится личного благословения Муад’Диба.
В любой другой армии солдаты стремились бы соперничать за прибавку жалованья, за продвижение по службе, за большую долю трофеев. Фрименов такие вещи не интересовали вовсе, но они были готовы превзойти самих себя за благословение Пола.
Гарни бросил золотой солари. Монета блеснула на солнце, упала в воду почти в середине бассейна и, продолжая сверкать, как рыбка, быстро погрузилась на дно. Хорошему пловцу не составило бы, конечно, никакого труда достать монету с трехметровой глубины, но Холлик сомневался, что сыны пустыни смогут до нее добраться. Он хотел испытать ретивость новобранцев, а заодно оценить характер каждого из них.
– И Бог сказал: «Они подтвердят свою веру своими делами, – провозгласил Гарни. – Первый в моих глазах будет первым и в сердце моем». – Он посмотрел на новобранцев и рявкнул: – Чего вы ждете? Это не очередь в столовой!
Он подтолкнул первого солдата к краю, и фримен с плеском рухнул в воду. Он закашлялся, потом судорожно замахал руками, то погружаясь в воду, то снова показываясь на поверхности.
– Плыви же, плыви, сынок! Ты сейчас похож на припадочного. Что ты машешь руками? Плыви!
Солдат шлепнул руками по воде, сделал гребок и с трудом отделился от края бассейна.
Гарни толкнул к краю еще двух фрименов.
– Ваш товарищ в беде. Он может утонуть, неужели вы не хотите ему помочь?
В воду плюхнулась и эта пара. Наконец, в бассейн по собственной воле прыгнул и Энно. Видя поведение других, он меньше паниковал и лучше греб. Гарни с удовольствием наблюдал, как Энно первому удалось достичь противоположного края бассейна. Чере