— Ты действительно пришёл, — произнесла она с оттенком удовлетворения.
Алекс застыл в замешательстве.
Анат улыбнулась, словно его замешательство было ожидаемым:
— Ева говорила, что ты найдёшь путь к нам, — она указала на медальон Алекса.
Имя Евы из уст незнакомки прозвучало как удар колокола — чисто и пронзительно. Медальон на шее Алекса отозвался тёплой пульсацией.
— Она здесь? — непроизвольно вырвалось у него.
— Не здесь, — покачала головой Анат. — Но и не там. Она в Разломе. Но прежде чем мы продолжим, ты должен понять, что это за место.
Она сделала жест, приглашая его следовать за ней в глубину деревни.
Они шли по улицам, где понятия «верх» и «низ» были относительны. Жители — люди с различными степенями эфирных модификаций — с любопытством смотрели на Алекса. Некоторые кивали ему, словно узнавая, хотя он был уверен, что никогда их не встречал. Другие шептались, указывая на его глаза с золотистым оттенком.
— Все здесь носят «якоря», — объяснила Анат, указывая на странные артефакты, которые жители вплетали в одежду или даже крепили непосредственно к коже. — Без них невозможно сохранять стабильность в таком месте.
Они достигли центра деревни — главного здания, напоминающего одновременно храм, обсерваторию и лабораторию. Его архитектура не поддавалась рациональному анализу — внутреннее пространство казалось больше внешнего. Некоторые комнаты выглядели древними, с каменными стенами и рунами, другие — футуристическими, с эфирными голограммами и квантовыми интерфейсами.
В центральном зале собрались другие Хранители. Алекс с удивлением заметил среди них несколько лиц, которые казались смутно знакомыми — возможно, учёные проекта «Ева», которых он когда-то знал. Но время и эфирные модификации изменили их почти до неузнаваемости.
Анат подвела его к устройству в центре зала — сложному механизму, напоминающему астролябию с плавающими точками света вместо планет и звёзд.
— Это Орерий Разлома, — объяснила она, активируя устройство. — Он позволяет визуализировать то, что невозможно увидеть обычным зрением.
Механизм ожил, точки света начали двигаться быстрее, соединяясь линиями, формируя трёхмерную проекцию в воздухе. Алекс увидел Разлом — не текущее его состояние, а историю трансформации. Сначала это была простая трещина в реальности, физический разрыв в пространстве-времени. Затем, в момент катастрофы на базе «Омега», Разлом начал меняться — не расширяться, как можно было ожидать, а «схлопываться» внутрь себя, уходя в какое-то иное измерение.
— Пропавший Разлом не был уничтожен, — объяснила Анат, наблюдая за реакцией Алекса. — Он трансформировался в квантовый портал между различными состояниями бытия. В узел между множеством версий реальности, где время и пространство переплетаются, создавая многомерную структуру.
Изображение сменилось, показывая текущее состояние Разлома — сложную геометрическую фигуру, видеть которую было почти больно. Она непрерывно менялась, складывалась сама в себя, существовала одновременно в нескольких состояниях.
— В центре находится «Ядро Памяти», — продолжила Анат. — Место, где сходятся все фрагменты расщеплённого сознания Евы. И, возможно, не только её.
Медальон на груди Алекса начал пульсировать сильнее, а воздух вокруг него задрожал. В нём начали проступать странные символы — не буквы и не цифры, а нечто среднее, напоминающее одновременно древние письмена и фрагменты программного кода:
[Δ/PROTOCORE]:: ГРАНИЦЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ НАРУШЕНЫ
[Δ/PROTOCORE]:: МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ПАТТЕРНОВ
[Δ/PROTOCORE]:: ВЫ [НЕ ДОЛЖНЫ/ОБЯЗАНЫ] ВОЙТИ
Алекс моргнул, но символы не исчезли — они словно были вплетены в саму ткань воздуха. Его когнитивные потоки начали развёртываться, реагируя на близость к Разлому. Там, где раньше было девять потоков, теперь их стало двенадцать — каждый с собственным восприятием, фокусом внимания, углом зрения.
— Что происходит с моим сознанием? — спросил Алекс, пытаясь сохранить когерентность восприятия.
— Ты начинаешь резонировать с Разломом, — объяснила Анат. — Твоя множественная природа делает тебя особенно чувствительным к его воздействию. — Она подвела его к окну, откуда открывался вид на то, что можно было назвать только «Границей».
За деревней не было ничего, что можно было бы назвать «ландшафтом» в обычном понимании — лишь размытая, колеблющаяся ткань реальности, в которой проступали и исчезали фрагменты других мест: лаборатории, города, горные вершины, водные пространства. И посреди всего этого — колоссальная вертикальная трещина, мерцающая всеми цветами спектра.
— Наша задача — наблюдать за Границей, — сказала Анат. — Мы изучаем Разлом, документируем изменения, защищаем его от тех, кто хочет использовать его силу во вред.
Пожилая женщина с полностью серебристыми глазами присоединилась к ним. Эфирные линии на её коже образовывали сложный орнамент, который, казалось, рассказывал историю её жизни.
— Я была там, — произнесла она, глядя на Разлом. — В первые дни, когда он ещё был обычной аномалией. Я видела его трансформацию.
Она повернулась к Алексу, и её серебристые глаза словно заглянули прямо в его душу:
— Некоторые из тех, кто входит в Разлом, возвращаются — но не такими, какими были. И не всегда в то же время или место. — Она помолчала. — Но те, у кого есть эмоциональная связь с кем-то внутри, имеют лучшие шансы сохранить… себя.
— Ребёнок с золотыми глазами, — вдруг произнесла она так тихо, что Алекс едва расслышал. — Он иногда появляется на периферии Разлома. Наблюдает за нами. Словно ждёт кого-то.
Воздух вокруг Алекса начал дрожать, каждое слово старейшины отзывалось пульсацией в медальоне. Атмосфера расслаивалась, и слова становились видимыми — золотистые символы, плавающие в воздухе.
к а ж д о е с л о в о с т а р е й ш и н ы о т з ы в а е т с я в м е д а л ь о н е
в о з д у х в о к р у г н а ч и н а е т р а с с л а и в а т ь с я
с л о в а с т а н о в я т с я в и д и м ы м и — з о л о т и с т ы е с и м в о л ы, п л а в а ю щ и е в в о з д у х е
— Прежде чем ты решишь войти, — сказала Анат, заметив его реакцию, — ты должен пройти ритуал. Мы должны убедиться, что ты готов.
Она подвела его к странному водоёму в центре зала — небольшому пруду с вертикальной поверхностью воды. Вопреки законам физики, вода не проливалась, а стояла стеной, подрагивая и переливаясь в свете кристаллических ламп.
— Зеркальный Пруд, — объяснила Анат. — Он позволяет увидеть все версии себя и достичь гармонии между ними. Без этого в Разломе ты растворишься, потеряешь цельность.
Алекс приблизился к вертикальной поверхности воды. В ней отражалось не совсем его лицо — черты слегка изменились, глаза были другого цвета, шрам на щеке переместился.
— Что я должен делать? — спросил он.
— Войти, — просто ответила Анат. — Пруд покажет остальное.
Алекс сделал шаг к вертикальной поверхности. Его рука коснулась воды — и погрузилась в неё, словно в обычный водоём. Ещё один шаг — и он полностью вошёл в Зеркальный Пруд.
Внутри законы физики не имели значения. Алекс мог дышать, двигаться в любом направлении. Пространство внутри пруда казалось бесконечным — водный лабиринт из зеркал, в каждом из которых отражалась другая версия его самого.
Отражения начали двигаться самостоятельно, отделяясь от поверхностей. Вскоре Алекс оказался окружён десятками версий себя — некоторые выглядели почти как он, другие значительно отличались. Одна версия была старше, с седыми волосами и жестким, циничным взглядом. Другая — моложе, почти мальчик, с нетронутым шрамом лицом. Третья выглядела как он сейчас, но с пустыми, безразличными глазами.
Одна из версий выделялась особенно — Алекс до стирания памяти, более уверенный, с холодным аналитическим взглядом. Он подошёл ближе и проговорил голосом, от которого по спине Алекса пробежал холодок — его собственным голосом, но с металлическими нотками:
— Ты — неполная версия. Фрагмент. Осколок того, кем мы были.
Другая версия — напоминающая Алекса, но с глазами, горящими золотым огнём, как у «Очищенных», и кожей, по которой пробегали эфирные узоры, — тоже приблизилась:
— Ты упорствуешь в ограниченности. Отказываешься от эволюции. Цепляешься за прошлое.
Версии начали окружать его, каждая предъявляя свои претензии, предлагая свой путь. Некоторые кричали, другие шептали, третьи вообще не говорили, но их взгляды красноречивее любых слов выражали осуждение или разочарование.
Алекс не пытался спорить или сопротивляться. Вместо этого он активировал полное когнитивное расслоение, разделяя своё сознание на двенадцать потоков, каждый из которых был направлен на одну из версий. Вместо того чтобы отрицать их, он принял каждую как часть себя — даже те, которые казались наиболее чуждыми или опасными.
— Я принимаю всех вас, — произнёс он, и его голос разошёлся волнами по водной поверхности. — Все вы — части меня. Фрагменты одного целого.
Зеркальные двойники заколебались, некоторые отступили. «Аналитический Алекс» окинул его оценивающим взглядом:
— Это не интеграция. Это просто… принятие множественности.
— Именно, — кивнул Алекс. — Я не хочу становиться одним ценой уничтожения остальных. Я выбираю быть многим, сохраняя единство.
«Очищенный Алекс» покачал головой:
— Это не логично. Множественность неэффективна. Единство — эволюционный императив.
— Не единство, а гармония, — возразил Алекс. — Не слияние, а сосуществование.
Внезапно все двойники замерли, как будто прислушиваясь к чему-то неслышимому для Алекса. Затем они одновременно повернулись к нему и синхронно произнесли:
— Покажи нам якорь. То, что держит тебя.
Алекс без колебаний достал медальон, и тот засиял ярким светом, отражаясь в каждой водной поверхности, создавая калейдоскоп бесконечно повторяющихся образов. Двойники начали приближаться, но не агрессивно — словно любопытные дети, привлечённые ярким светом.