Софокл
Эдип в Колоне(пер. С. В. Шервинского)
Действующие лица
Эдип.
Антигона.
Колонский сторож.
Хор колонцев.
Исмена.
Тесей.
Креонт.
Полиник.
Вестник, слуга Исмены.
Пролог
Дитя слепого старца, Антигона,
Куда пришли мы, в град каких людей?
Кто странника бездомного Эдипа
Сегодня скудным встретит подаяньем?
Немногого он молит: собирает
По малости, но он и этим сыт.
К терпению приучен я страданьем,
Самой природой и скитаньем долгим.
Дочь, если видишь где-нибудь сиденье
10 В священной роще или вне ограды,
Остановись и дай мне сесть. Пора
Узнать, где мы: нам, чужестранцам, нужно
Все расспросить и выполнить обряды.
Отец, Эдип-страдалец, башни града
Еще я смутно вижу вдалеке.
А это место свято, без сомненья, —
Здесь много лоз, и лавров, и маслин,
И соловьев пернатый хор в ветвях
Так сладостно поет. Присядь на камень, —
20 Прошли мы путь для старца слишком длинный.
Ты посади и охраняй слепца.
Не в первый раз тебя я охраняю.
Но где же мы теперь остановились?
Не знаю где, — но вижу я Афины.
И путники нам говорили то же.
Так не пойти ль узнать названье места?
Узнай, дитя… А жители здесь есть?
Конечно, есть, излишне их искать:
Невдалеке я вижу человека.
30 Он приближается? Сюда спешит?
Входит колонский сторож.
Он здесь уже. Все, что сказать желаешь,
Ему спокойно можешь говорить.
О чужестранец, мне она сказала, —
Ее глаза ведь нам обоим служат! —
Что подошел ты кстати — нам поведать…
Потом расспросишь, а сначала встань,
Не оскверняй божественного места.
Что здесь за место и какого бога?
Но кто они? Как их именовать?
Всевидящие Евмениды — так
Зовут их здесь; в иных краях — иначе.
Пусть благостно они моленья примут!
Я не уйду отсюда никогда.
Что это значит?
Так мне суждено.
Тебя прогнать без граждан не решаюсь, —
Спросить я должен, как мне поступить.
Молю богами, мой гостеприимец,
50 Не презирай убогого, ответь.
Спроси — я презирать тебя не стану.
Где мы теперь? Что это за места?
Все расскажу, что знаю сам. Так слушай:
Места — святые. Посейдон-владыка
Хозяин здесь и Прометей-титан,
Бог-огненосец. Место, где стоишь,
Зовут у нас Порогом Медным[2]. Он —
Оплот Афин. Окрестные поля
Гордятся древним конником Колоном,
60 Их покровителем; мы имя носим
Все в честь него единое — колонцы.
Вот где ты, странник. Это место чтут
Обычаем святым, а не словами.
А в этом крае кто-нибудь живет?
Конечно: те, что носят имя бога.
А кто здесь правит — царь или народ?
Царь всей страною правит из столицы.
А как зовут правителя страны?
Здесь царствует Тесей, Эгеев сын.
70 А можно ли гонца к нему отправить?
Зачем? — просить, чтобы сюда он прибыл?
Чтоб, мало дав, он много получил.
Что может дать ему такой слепец?
Хоть я и слеп, но зорок разум мой.
Послушай, друг, — чтоб зла тебе избегнуть
(Ты, видно, благороден, хоть и нищ),
Здесь подожди, где я застал тебя.
Я побегу скажу — не горожанам,
А землякам своим, и пусть решают,
Остаться ли тебе иль уходить.
Дитя, где чужестранец? Он ушел?
Ушел, отец, — ты можешь обо всем
Свободно говорить: я здесь одна.
Владычицы со взором грозным! Ныне
Я перед вами, первыми, склоняюсь, —
Не будьте к Фебу и ко мне[3] суровы!
Он предсказал мне долгий ряд страданий
И здесь успокоение предрек, —
Вещал, что в некий день приду я — странник —
90 Под кров богинь, и сяду там на камень,
И жизнь свою злосчастную окончу
На благо приютившим, на погибель
Тем, кто, отвергнув, выгонит меня.
И знаменья возвещены заране:
Землетрясенье, гром и пламя Зевса.
Теперь я понял: по прямой дороге,
Не иначе, как вашим изволеньем
Я в эту рощу приведен: вовеки
Я первыми не повстречал бы вас,
100 Врагов вина,[4] — я, трезвенник суровый;
Не сел бы здесь, на камне заповедном.
Богини! Здесь, по слову Аполлона,
Мне смерть пошлите, разрешив от жизни,
Коль смерти я сподоблюсь через вас,
Я, тягостнее всех пронесший бремя.
О сладостные чада древней Ночи!
И вы, одноименные с Палладой,
Афины, между всеми чтимый град!
О, сжальтесь над обличием плачевным
110 Того, кто звался некогда — Эдип!
Отец, умолкни: вон подходят старцы —
Удостовериться, где ты сидишь.
Молчу, но уведи меня с дороги
И в роще скрой, чтоб я услышать мог,
Что будут говорить они. Лишь в знанье
Защита нам на жизненном пути.
Парод
Но кто же здесь был? Куда он ушел?
Где скрылся он, наглый из наглых?
Разведать скорее!
120 Искать его всюду!
Какой-то бродяга… безвестный старик!
Свой сюда не посмеет войти,
В заповедную рощу богинь,
Необорных и неименуемых,
Мимо которой проходим мы молча,
Глаз не решаясь поднять,
Благоговения полны.
Ныне же муж нечестивый
В тайную рощу вошел, —
130 Все священное место кругом обойдя,
Я постичь не могу, где он скрылся!
Вот я вышел. Не зреньем, а слухом познал:
Срок вещаний исполнился.
Горе! Увы!
Как ужасно и видеть и слышать его!
Святотатцем, молю, не сочтите меня.
Зевс-заступник! Да кто же он, этот старик?
Тот, чьей горькой завидовать доле никто
Не захочет, блюстители здешней земли.
140 Да и вправду: зачем бы мне было смотреть
Не своими очами? Зачем
Я влачился б за слабою, сильный?
Увы! Ты слепцом ли родился на свет?
По облику вижу, старик, твоему,
Что прожил ты долгий
И горестный век.
Я к мукам твоим не добавлю печали.
Знай бредешь! А входить не дозволено
В молчаливую рощу богинь,
На ее зеленеющий дерн,
150 Где в наполненной чаше сливаются с медом
Чистые струи. Злосчастный
Странник, страшись! Уходи!
Поторопись! Ты не слышишь?
Ежели хочешь ответить,
Так священное место покинь и тогда
Говори — а дотоле безмолвствуй!
Дочь, подумаем, что же нам делать теперь?
Мы с тобою должны покориться, отец,
Исполняя послушно обряды страны.
160 Дай же руку мне, дочь…
Протянула, отец.
Чужеземцы, молю, не обидьте меня,
Если вам я доверюсь и с места сойду.
Нет, о старец, отсюда никто никогда
Против воли тебя не прогонит.
(подвигаясь вперед)
Еще ли?
Еще подвигайся вперед!
Еще?..
Веди старика, —
Ты ведь, девушка, видишь дорогу.
Следуй за мною слепою стопой,
За мной подвигайся, куда поведу.
170 Не я ли всех смертных несчастней! Увы!
Ты, чужанин, в чужой земле
Возненавидеть научись,
Что ненавидят люди здесь,
И полюбить, что любят!
Веди ж меня, дочь,
Туда, где смогу говорить и внимать
Вне рощи священной, законы блюдя,
Вотще не борясь с неизбежным.
Сюда, но не далее. Бойся ступить
180 За край этой каменной глыбы.
Не дальше?
Вот так, хорошо, говорю.
Стоять или сесть?
Сядь сюда,
В стороне, и вперед наклонись.
Доверься же мне и спокойно иди;
Немощным телом своим обопрись,
Отец, на дочернюю руку.
Злой рок!
Вижу, бедняк, ты послушался нас, —
Так расскажи: кто отец твой и мать?
Что привело, злополучный, тебя?..
190 Что нам о родине скажешь?
О чужеземцы! Я…
Я изгнан… Только…
Не хочешь говорить, старик?
Нет, нет… Не домогайся боле,
Кто я такой… оставь расспросы.
Но кто же ты?
Мой страшен род.
Откройся!
Дитя! Что сказать мне? Увы!
Скажи, чья кровь течет в тебе!
И кто отец твой, странник?
200 Горе! Что будет со мною, дитя?
Говори: подошел ты к пределу.
Я отвечу, я дольше скрывать не могу.
Что же медлишь ты, странник? Скорее!
Вы знаете Лаева сына?
Увы!
Лая, Лабдакова сына?
О Зевс!
Многострадальный Эдип…
Это ты?..
Слов моих вам не должно страшиться.
Увы!
Я, несчастный…
Увы!
Дочь моя, что же станется с нами теперь?
Удались! И скорей! Прочь из нашей страны
Так ли держите вы обещанья?
Если кто мстит за обиду обидчику,
Рок никогда не карает отмстителя.
Если ж коварством ответишь коварному,
Скорбь, а не благо, тебе воздаянием.
Прочь! Удались, поднимайся с седалища!
Край наш покинь! Уходи — и немедленно!
Чтобы на город наш праведный
Бед не навлечь ненароком!
220 О, люди добрые, я вижу,
Вы моего отца слепого
Не принимаете, узнав
Его невольный грех. Но сжальтесь
Хоть надо мною, злополучной, —
Вас умоляю, чужеземцы.
Молю вас об отце несчастном,
На вас гляжу я зрячим взором,
Как равная на вас гляжу.
Молю: имейте состраданье
230 К убогому слепцу! Мы оба
В руках у вас, как у богов.
Явите ж милость нам, несчастным.
Молю вас всем, что близко вам:
Детьми, женой, богами, домом!
Еще на свете не бывало,
Чтоб человек избег беды,
Когда гоним богами!
Эписодий Первый
Знай, о Эдипа дочь, что и тебе,
И твоему отцу мы сострадаем.
240 Но мы богов страшимся, — мы не властны
От сказанного раньше отступить.
Когда напрасно хвалят или славят,
Что пользы в том? Меж тем твердят везде,
Что град Афины всех благочестивей,
Что он один злосчастного скитальца
Спасти бы мог и охранить от бед.
Но как мне ждать спасенья, если вы
Мне встать велели со святой ступени
И гоните, лишь имени страшась,
250 Но не меня? Ведь я в своих поступках
Не властен был, свершал их по незнанью, —
Я говорю о матери с отцом,
Из-за которых вам я стал ужасен, —
Все знаю. Но порочен ли я сам,
За зло воздавший злрм? О, если б даже
Умышленно я действовал, на мне
Все ж нет пятна, — мой путь мне темен был.
И сам я пострадал от них, все знавших.
Вас, граждане, богами заклинаю:
260 Велев мне встать, теперь меня блюдите.
Коль чтить богов, так надо чтить во всем.
Благочестивый смертный с нечестивцем
Не равны пред богами. Никогда
Не мог от них безбожник убежать.
Поэтому прошу, не омрачайте
Афин благословенных черным делом,
Не будьте нечестивыми. Однажды
Приняв меня, молящего смиренно,
Блюдите до конца, не презирайте
270 Меня за лик, страданьем искаженный,
Бессмертных озаренный благодатью, —
Для пользы здешних граждан я пришел.
Когда ваш царь пожалует сюда,
Узнаете вы все. А до тех пор
Мне никакого зла не причиняйте.
О старец, я невольно с уваженьем
Внимаю речь разумную твою.
Разумные в ней доводы. Но пусть
Правители страны об этом судят.
280 А где же ваш властитель, чужеземцы?
Хор
Он в городе отцов своих. Но сторож,
Приславший нас, отправился за ним.
Вы думаете, вправду он проявит
Внимание к слепцу и сам придет?
О да, придет, едва услышит имя.
Но кто ж о том осведомит его?
Длинна дорога, обо всем толкуют
Прохожие. Узнает он от них
И поспешит. Твое известно имя
290 Повсюду, старец. Если даже спит он,
Все ж явится, услышав о тебе.
Так пусть же он придет на счастье края
И на мое! — кто сам себе не друг?
Великий Зевс!.. Не знаю, что и думать!
Что видишь ты, дитя мое?
Я вижу:
Вон на этнейском муле[5] подъезжает
К нам женщина. Лицо ее закрыто
От солнца шляпой фессалийской.[6] Боги!
Не знаю, нет…
300 Она иль не она?.. Мутятся мысли…
Она!.. Нет, нет… Не различу никак,
Несчастная!..
Она, никто иной!.. Уже ласкают
Меня сестры сияющие очи.
Она! Она — сестра моя, Исмена!..
Что ты сказала?
Вижу дочь твою,
Свою сестру! И речь уже слышна.
Отец! Сестра! — два имени, равно
Желанных мне! Я еле вас сыскала, —
310 И вот мешают слезы видеть вас.
Дочь!.. Это ты?..
Родной, как ты несчастен!
Приехала?
Не без труда, отец.
Коснись меня!
Обоих я касаюсь.
О дети… сестры!..
Горестная жизнь!
Чья? Наша жизнь?
И я несчастна с вами.
Зачем ты здесь?
В заботах о тебе.
Соскучилась?
И вести принесла.
Со мною — раб, оставшийся мне верным.
А братья где? Что делают?
Бог весть…
320 Но между ними страшное творится.
О, как они обычаям Египта
И нравом уподобились и жизнью!
Мужчины там все по домам сидят
И ткани ткут, а женщины из дома
Уходят пропитанье добывать.
Вот так и вы: кому трудиться надо, —
Как девушки, сидят в своих домах,
А вам за них приходится страдать
Со мною, несчастливцем!
Вот она:
Едва из детства вышла и окрепла,
Со мной, злосчастным, бродит по дорогам —
Все старца водит. По лесам глухим
Бредет со мной, голодная, босая,
И ливень терпит, и палящий зной,
И не мечтает о домашнем крове,
С одной заботой — пропитать отца.
А ты еще тогда, мое дитя,
К отцу проникла тайно от кадмейцев[7]
И принесла вещанья обо мне —
340 Изгнаннику осталась верным стражем.
Теперь какую весть отцу приносишь?
Зачем пустилась в столь далекий путь?
Ты прибыла недаром, это ясно,
И, может быть, весть грозную несешь…
Я промолчу о том, как я страдала,
Что вытерпела я, пока нашла
Тебя, отец. Все вновь переживать
Я не хочу, тебе передавая.
Я рассказать приехала про беды
350 Твоих несчастных трижды сыновей.
Сперва Креонту уступить хотели
Они престол, чтоб Фивы не сквернить, —
Они не забывали, что издревле
Наш проклят род и твой злосчастный дом.
Но волей бога и преступной страсти
Меж них возникла распря: братья спорят,
Кому из двух взять царственную власть.
И вот теперь неистовый меньшой
У старшего, у Полиника, отнял
360 Престол и вон изгнал его из Фив,
И слух растет у нас, что Полиник,
Изгнанником уйдя в долинный Аргос,
Там и родство и ратников обрел,
И скоро Аргос завоюет Фивы,
Иль до небес прославится наш град.
То не пустые речи. Впрямь, отец,
Дела творятся страшные. Когда же
Бессмертные помилуют тебя!
Еще ты уповаешь на заботу
370 Богов и ждешь спасенья моего?
О да, отец, — по новым предсказаньям…
Каким? Что в них предсказано, дитя?
Что отыскать должны тебя фиванцы
Для блага своего — живым иль мертвым.
Такой, как я, кого же осчастливит?
Там сказано: вся сила их — в тебе.
Уж нет меня — и вновь я призван к жизни?
Гонимый прежде, взыскан ты богами.
Пав молодым, как старым подымусь?
380 Узнай же, с этой целью сам прибудет
Сюда Креонт, — и думаю, что скоро.
Зачем, дитя? Все объясни, прошу.
Что ж пользы им, коль буду я вне стен?
Твой прах в чужой стране — для них погибель.
Но это ясно, дочь, и без вещаний!
Вот и хотят держать тебя близ Фив,
Чтоб ты не мог собой распоряжаться.
390 Засыплют ли меня землей фиванской?
Нет, не допустит пролитая кровь.
Итак, вовек не завладеют мною.
Тогда кадмейцам тяжело придется!
Что будет первым знаком их беды?
Твой гнев, — лишь станут у твоей могилы.
А от кого ты слышала об этом?
От посланных, что прибыли из Дельф.
И вправду Феб так обо мне вещал?
Вернувшись в Фивы, так они сказали.
400 О том слыхали сыновья мои?
Слыхали оба, оба твердо знают.
Злодеи знали все — и жажда власти
Возобладала над сыновним долгом?
Да, так, отец, хоть это больно слышать.
О, пусть же боги их вражды взаимной
Не погашают! Пусть исход их распри,
Из-за которой копьями гремят,
Мной будет разрешен! Пусть тот из них,
Что скипетром владеет и престолом,
410 Их не удержит! А другой, беглец,
Да не вернется в град! Они отца,
Из Фив родных гонимого с позором,
Не защитили, не уберегли,
Дозволили, чтобы отец был изгнан!
Ты скажешь: сам изгнанья я желал
И лишь исполнил град мои желанья.
Но нет! Когда душа во мне пылала
И сладостно мне было б побиенье
Каменьями, — в тот злополучный день
420 Все волею моей пренебрегли!
Впоследствии ж, когда утихла мука
И понял я, что пыл мой был чрезмерен,
Что тяжкий грех мой кара превзошла,
Тут стали гнать меня, и гнал весь город,
А первые помощники мои,
Сыны родные, оба промолчали,
Они не заступились за отца, —
И я бездомным стал, скитальцем нищим!
Вот эти две, — хоть девушки они,
430 Хоть слабые, — от них я получаю
Охрану, пропитанье и любовь.
А оба сына предпочли отцу
Престол и скипетр, царственную власть.
Но не найдут союзника во мне.
Им никогда от власти над Кадмеей
Не будет прока, ибо слышал я
Ее рассказ и помню предсказанья
Минувшие, исполненные Фебом.
Так пусть они за мною шлют Креонта
440 Или иного знатного из Фив!
И если, люди здешние, в согласье
С великими богинями страны,
Вы мне приют дадите, буду вам
Охраной мощной и грозой врагам.
Эдип, и ты достоин состраданья,
И дочери твои. Но если сам
Себя зовешь спасителем страны,
Тебе подать хочу совет полезный.
Я все исполню, друг мой, говори!
450 Прибыв сюда, на землю ты ступил
Богинь страны — сверши же очищенье.
Каков обряд? — поведай, чужеземец.
Сперва из вечно бьющего ключа
Святой воды черпни, омывши руки.
Потом, — когда достану чистой влаги?
Найдешь кувшины там работы тонкой,
У них края и ручки увенчай.
Ветвями, шерстью или чем другим?
Руном овцы, остриженной впервые.
460 Так. Прочее как должно совершать?
Лицом к рассвету стать и вылить влагу.
Из тех сосудов влагу возливать?
Из трех, — последний вылей до конца.
Чем наполнять сосуды, научи.
Водой и медом[9] — только без вина.
Потом, — когда земля впитает влагу?
Тогда маслины трижды девять веток
На землю положи и помолись.
Как, знать хочу: всего важней молитва.
470 «Молю я Благосклонных — благосклонно[10]
Просящего принять спасенья ради», —
Так сам молись иль за тебя другой,
Чуть слышно, шепотом. Свершив молитву,
Лица не обращая, прочь иди.
Исполнишь все, и я — заступник твой.
Иначе за тебя мне страшно, странник.
Вы вняли, дети, слову чужеземца?
Все слышали. Что делать нам, скажи.
Я сам не справлюсь: две беды при мне —
480 И немощность и слепота. Пускай
Одна из вас пойдет и все исполнит.
Один за десять тысяч долг отдаст,
Коль с чистым сердцем подойдет к святыне.
Не будем медлить. Но не оставляйте
Меня здесь одного. Передвигаться
Не в силах я без помощи чужой.
Так я пойду, исполню все. Но кто же
Укажет мне, как место разыскать?
Оно за рощей, чужестранка. Если ж
490 Понадобится что, там сторож есть.
Я ухожу, а ты, сестра, покуда
Побудь с отцом: труды во имя близких
Не следует и почитать за труд.
Коммос
Хоть и больно мне
Ту давнишнюю
Пробуждать беду
Затаенную,
Все же знать хочу…
Знать о чем, о друг?
500 О муке страшной, безысходной,
Тебя постигшей.
Друг, молю, —
Хотя б из милосердья к гостю, —
Не вспоминай постыдных дел!
Знать обязан я,
Что немолчная
Говорит молва
Всенародная.
Горе мне!
Прошу,
Покорись, пришлец!
510 Ах!
Я внял тебе,
Ты же мне внемли.
Чужеземцы! Да,
Совершил я зло,
Совершил, — но сам,
Видит бог. не знал.
Мой неволен грех.
Как понять тебя?
Мой град, — не ведал я того, —
Связал меня преступным браком.
520 Не с матерью ль своей на ложе
Лежал ты, как твердит молва?
Хуже смерти мне
Вспоминать свой грех,
Чужеземцы!.. Вот…
Эти две… Они…
Кто же?..
Дочери…
Две беды мои…
Зевс!
Троих нас мать
Родила одна.
Они и дочери тебе…
530 И дочери и сестры…
Горе!
Ужасных бед круговорот…
Ты настрадался…
Свыше сил.
Виновен ты…
Виной невольной.
Как было? Поясни.
От Фив
Я принял этот дар, — когда бы
Я мог вовек не брать его!
Несчастный, о несчастный! Ты
Убил…
О чем ты вспоминаешь?
540 …Отца…
Увы!.. Второй удар…
На рану — рана.
Ты убил?
Убил, но мне…
Скажи яснее.
Есть оправданье.
Говори!
Я пред законом чист: убийца,
Я сам не ведал, что творил.
Но вот наш царь подходит, сын Эгея,
Тесей, — пришел по зову твоему.
Уже давно я слышал и от многих
О гибели кровавой глаз твоих,
550 Знал о тебе, сын Лая. И дорогой
Еще узнал. Теперь же убедился:
Весь облик твой и страшное лицо
Свидетельствуют правду. Сострадая,
Хочу тебя спросить, Эдип злосчастный:
Чего ты ждешь от града и меня
Со спутницей своей многострадальной?
Ты должен о несбыточном просить,
Чтобы твоей я просьбы не уважил.
И я, как ты, в чужом дому воспитан[11]
560 И больше, чем другие, на чужбине
Дел, мне грозивших гибелью, свершил.
Я от такого странника, как ты,
Не отвернусь, от бед тебя избавлю.
Я — человек, не боле, и на «завтра»
Мои права равны твоим, Эдип.
Тесей, ты благородством краткой речи
Подсказываешь краткий мне ответ.
Кто я такой, кто был моим отцом,
Откуда я пришел, — сказал ты верно.
570 Осталось мне лишь высказать желанье —
И будет речь моя завершена.
Так говори, я слушаю тебя.
Тебе свое измученное тело,
Как дар, несу. Оно убого с виду,
Но более в нем пользы, чем красы.
Какую ж пользу мыслишь принести?
Еще не срок, со временем узнаешь.
Когда же польза дара станет явной?
Когда умру и погребешь меня.
580 Ты про конец сказал, а середина?
Иль жизнь уже не ставишь ни во что?
Всю жизнь мою конец ее венчает.
Однако же немногого ты просишь!
Знай: ждет тебя немалая борьба.
Борьба со мною сыновей твоих?
Они хотят забрать меня насильно.
Тебе ж отраднее не быть в изгнанье!
О, я хотел, — они мне отказали!
Безумец! В горе неуместен гнев.
590 Сперва узнай, потом давай советы!
Так расскажи. Не зная, замолчу.
Тесей, беду терпел я за бедой.
Ты говоришь о родовом проклятье?
О нет! — о нем и так кричат в Элладе.
О чем же ты страдаешь так безмерно?
Узнай: я изгнан из родной земли
Детьми родными — и назад вернуться
Мне невозможно: я убил отца.
Зачем же звать, коль жить придется врозь?
600 Их принуждает голос божества.
Каких же бед предвещанных страшатся?
Вот этот край им гибелью грозит.
Что ж помешает дружбе между нами?
О милый сын Эгея! Только боги
Ни старости не ведают, ни смерти.
Все прочее у времени во власти.
Скудеет почва, и слабеет тело,
Сменяется доверье недоверьем, —
И в чувствах не бывают неизменны
610 Ни к другу друг, ни к граду град, — узнают
Когда-нибудь всю горечь неприязни,
А после вновь почувствуют приязнь.
К тебе сегодня благосклонны Фивы,
Но время бесконечное без счета
Ночей и дней родит в своем теченье,
И, рано ль, поздно ль, давнюю приязнь
Сразит копье из-за пустого слова.
Тогда мой прах, в сырой могиле спящий,
Напьется, хладный, их горячей крови,
620 Коль Зевс есть Зевс и правду молвил Феб.
Но говорить не должно нам о тайне.
Дозволь не продолжать. Будь верен слову —
И никогда не скажешь про Эдипа,
Что он напрасно принят был тобой.
А коль не так, — обманут я богами!
Царь, он давно все то же повторяет,
Что будто пользу принесет Афинам.
Кто ж благосклонностью такого мужа
Пренебрежет? Во-первых, не погаснет
630 Вовек очаг взаимной нашей дружбы.
Затем, к богиням он пришел — молящий —
На благо всей стране моей и мне.
Нет, милости его я не отвергну,
У нас в стране я старца поселю.
Коль здесь приятно гостю, для охраны
Побудьте с ним. Иль пусть идет со мной.
Чего желаешь, сам реши, Эдип, —
А я с тобой заранее согласен.
Будь благ, о Зевс, ко всем ему подобным!
640 Чего же хочешь ты? Ко мне пойдем?
Когда б я мог… Но здесь, на этом месте…
Что будет здесь? — на все согласен я.
Здесь победить я должен тех, кем изгнан.
Нам дар великий жизнь твоя у нас.
Но только твердо слово соблюдай.
Доверься мне: я не предам тебя.
Ты не бесчестный, клятвы мне не надо.
Она тебе не больше даст, чем слово.
Что ж ты предпримешь?
Что страшит тебя?
650 Они придут…
Об этом не тревожься.
Меня покинув…
Не учи меня.
Страшусь невольно…
Нет, я не страшусь.
Угроз не знаешь…
Знаю, что никто
Мне вопреки не уведет тебя.
Словами часто угрожают в гневе,
Но это — крик пустой. Вернется разум,
И вздорные угрозы отпадут.
Пускай твердят заносчиво они
Про твой увод, — покажется им, верь,
660 Нелегкой переправа бурным морем!
Совет тебе: и без моих решений
Спокоен будь, поскольку послан Фебом.
Я ухожу, но, именем моим
Хранимый здесь, ни в чем не пострадаешь.
Стасим Первый
Странник, в лучший предел страны,
В край, конями прославленный,
К нам ты в белый пришел Колон.
Звонко здесь соловей поет
День и ночь, неизменный гость,
670 В дебрях рощи зеленой,
Скрытый под сенью
Плюща темнолистного
Иль в священной густой листве
Тысячеплодной
И вечно бессолнечной,
Зимним дыханием
Не овеваемой,
Где вдохновенный
Блуждает восторженно
680 Вакх-Дионис,
Провожаемый хором
Бога вскормивших богинь.
Здесь, небесной вспоен росой,
Беспрестанно цветет нарцисс —
Пышноцветный спокон веков
Превеликих богинь венец,
И шафран[12] золотой. Ручьи
Не скудеют, бессонны,
И льется Кефис[13]
690 Неутомимо,
Мчится током стремительным,
Плодотворящий,
К равнине уносится
И орошает
Страну двоегрудую[14]
Чистым теченьем.
Ее возлюбили
Муз хороводы
И Афродита
700 С золотыми вожжами в руках.
Есть тут дерево
Несравненное, —
Не слыхал о нем
Я ни в Азии,
Ни на острове
На Пелоповом,
У дорян,[15] —
И не сажено,
И не сеяно,
710 Самородное
Устрашение
Копий вражеских, —
И цветет у нас
В изобилии:
Сизолистая маслина,
Воскормительница детства.
И никто — ни юный возрастом,
Ни обремененный годами, —
Ствол ее рукой хозяйской
720 Не осмелится срубить.
Око Зевса-Покровителя
И Афина синевзорая
Вечно дерево священное
От погибели хранят.
А еще у нас
В граде-матери
Есть не меньшая
Слава гордая,
Испоконная,
730 Дар великого
Божества:
То коней краса,
Жеребят краса
И прекрасный труд
Мореплаванья.
Ты, о Крона сын,
Посейдон — отец,
Край прославил!
Здесь смирительницу пыла —
740 Для коня узду он создал.
И корабль на мощных веслах
Здесь впервые волей бога
Дивно по морю помчался,
Повинуясь силе рук,
На волнах заколыхался,
И его сопровождала
Стая легкая стоногая —
Нереиды — девы волн.
Эписодий Второй
Превыше всех хвалимая земля,
750 О, оправдай свою сегодня славу!
Что нового, дитя мое?
Подходит
Сюда Креонт, и не один, отец.
О старцы дорогие, докажите
В последний раз, что буду я спасен.
Уверен будь, спасешься. Стары мы, —
Но в нашем крае сила не стареет.
О жители почтенные страны!
Я в ваших взорах вижу страх внезапный,
Вы смущены прибытием моим.
760 Не бойтесь же, неласковое слово
Сдержите. Я пришел не зло творить.
Я стар и знаю: предо мною град
Могущественнейший во всей Элладе.
Я послан, чтоб его — такого ж старца —
Уговорить в Кадмейский край вернуться.
Не кем-либо одним я послан, — волей
Всей общины. Как родич, я скорбел
Всех больше в граде о его несчастьях.
Послушайся меня, Эдип злосчастный:
770 Вернись домой. Все граждане-кадмейцы
Тебя зовут по праву, первый — я.
Я худшим был бы из людей, когда бы
О горе не скорбел твоем, Эдип, —
Что странствуешь несчастный, в нищете,
Скитальцем вечным со своей слугою
Единственной. Увы! Не мог я думать,
Что столько униженья ждет ее, —
Чего злосчастной не пришлось изведать!
Все о тебе заботясь, подаяньем
780 Одним живет, — в таких летах безбрачна,
И каждый-то ее обидеть может…
Увы, увы! Я ль не покрыл позором
Тебя, себя и весь наш род!.. Но если
Не скрыть греха, всем явного, о старец,
Заставь о нем забыть, доверься мне,
Вернись к родным богам, в свой град и дом,
По-дружески простившись с этим краем:
Достоин он. Но все же подобает
Чтить больше свой, — он воскормил тебя.
790 О ты, на все способный. Ты, могущий
Сплести из правды хитростный обман,
Что затеваешь? Иль поймать меня,
Чтоб, пойманный, скорбел я большей скорбью?
В те дни, когда страдал я дома, сам
Себя казнив, когда изгнанья жаждал,
Ты милости не знал. Когда же я
Насытился неистовством своим
И сладостно мне стало дома жить,
Меня из града ты изгнал, — родство
800 Тогда тебе столь ценным не казалось!
А ныне, увидав, что этот город
И весь народ его мне друг, — задумал
Меня сманить, затем и мягко стелешь?
Поверь, никто насильно мил не будет.
Когда твою настойчивую просьбу
Не выполняют, не хотят помочь,
И вдруг потом, когда прошло желанье,
Исполнят все, — какой же в этом прок?
Тогда тебе и милость уж не в милость.
810 Таков и твой неискренний призыв:
На слух заманчив он, на деле — дурен.
Скажу при всех, — чтоб знали, сколь ты злостен:
Меня забрать желаешь не домой,
А поселить вне стен, чтоб град от бедствий
Избавлен был, от распри с этим краем.
Не быть тому. На деле будет так:
Мой мстящий дух пребудет в их стране,
Сыны ж мои земли получат столько,
Чтоб было где обоим умереть!
820 Не больше ли, чем ты, о Фивах знаю?
Да, больше знаю, ибо достоверно
Вещал мне Феб и Зевс, отец его.
А ты сюда явился с речью лживой,
Отточенной, как лезвие меча, —
Но зла скорей достигнешь ты, чем блага.
Я знаю, мне тебя не убедить.
Ступай, а нам остаться разреши, —
И в бедах мы своей довольны долей.
Как думаешь, кто больше пострадает
830 От наших препирательств, — я иль ты?
Я буду счастлив, если убедить
Не сможешь ни меня, ни этих граждан.
Несчастный! Видно, ты не стал с годами
Разумнее! Не стыдно ль? — ты старик!
Ты говорить горазд, — но вряд ли честный
Любое дело станет защищать.
Хоть много тратишь слов, — все мимо цели.
А ты хоть мало говоришь, да кстати!
Да, — но для тех, чей ум не схож с твоим!
840 Уйди — скажу за всех. Как вражье судно,
Не плавай здесь, где жить мне суждено.
Их, не тебя, в свидетели зову.
Схвачу тебя — посмотрим, что ответишь!
Не схватишь — здесь союзники мои.
Да и другое горе ждет тебя!
Какой еще бедой мне угрожаешь?
Уже схватил я младшую твою
И прочь угнал, — теперь черед за старшей.
Увы мне!
Скоро громче завопишь!
850 Взял дочь?..
Сейчас и эту заберу.
Ужель, друзья, меня вы предадите,
Не выгоните нечестивца прочь?
Уйди, о чужестранец, — и скорей!
Вторично ты творишь несправедливость.
Довольно! Силой девушку берите.
Когда не хочет уходить добром!
О, горе! Как спастись? О, кто поможет?
Кто — боги, люди?..
Что творишь, пришелец?
Его не трону — лишь ее возьму.
860 Старейшины!
Неправ ты, чужеземец!
Прав!
Где же право?
Я своих беру.
Афиняне!
Пришлец, что творишь?
Пусти деву! Прочь!
Иль с нами сразись!
Оставь!
Нет, — коль ты,
Злодей, ищешь зла.
Лишь тронь меня — войной ответят Фивы.
870 Я говорил!..
Эй, выпусти ее!
Ты не хозяин, не распоряжайся!
Прочь, я сказал!
А я сказал — иди!
На помощь! Сюда!
Колонцы, скорей!
Наш град оскорблен!
Унижен наш град!
На помощь! Сюда!
Уводят силой… о друзья, друзья!
Где ты, родная?
Гонят против воли!
880 Дочь, протяни мне руки!
Не могу…
Ведите же!
О, горе, горе мне!
Вот без обоих посохов своих
Остался ты… Коль хочешь, восставай
На родину, на близких, чей наказ
Я выполняю, хоть и царь над ними, —
По-твоему пусть будет! Только знаю:
Поймешь потом, что ныне, как и прежде,
Себе вредишь ты, с близкими враждуя
И гневом оскверняя весь свой век!
890 Остановись, пришелец!
Руки прочь!
Не отпущу, пока их не отдашь!
Ваш град уплатит скоро больший выкуп:
Я заберу с собой не их одних!
Что ж ты намерен сделать?
Взять — его!
Ужасные слова!
Но так и будет!
Коль здешний царь того не запретит.
Бессовестный! Коснешься и меня?
Сказал — молчать!
О этих мест богини!
Уст не смыкайте мне, — вновь проклинаю
900 Тебя, злодей! Ты свет очей украл
У глаз моих незрячих — и бежишь!
Так пусть тебе и роду твоему
Пошлет всезрящий Гелий жизнь такую,
Какою я на старости живу!
Вы видели, колонцы? Каково?
Все видят нас обоих, всем понятно,
Что, в деле потерпев, я словом мщу.
Нет, не сдержусь — возьму его насильно,
Хоть я один и стал тяжел с годами.
910 О, горе мне!
Наглец чужеземец!
Пришел к нам в страну —
И что здесь творишь!
Творю!
Град родной!
Афин гибнет честь!
Но слабый сладит с сильным, если прав.
Вы слышите?
Не доведет до дела…
То может знать один лишь Зевс — не ты!
920 Но это дерзость!
Дерзость, но стерпи.
Народ, эй, народ!
Земли всей бойцы!
Скорей все сюда!
Скорей! Их и впрямь
Схватили, ведут!
Входит Тесей.
Что за крик? Что за смятенье? Что понудило меня
Прекратить быков закланье повелителю морей,
Покровителю Колона? Говорите, знать хочу,
Для чего сюда поспешно я бежал, не чуя ног?
930 О милый мой! — я узнаю твой голос —
Я тяжкую обиду претерпел!
Обиду, ты? Но кто ж обидчик твой?
Креонт… Его ты видишь, он уходит,
Отняв моих единственных детей!
Что говоришь?!
Вот как обижен я.
(слугам)
Эй, слуги! Кто-нибудь пускай бежит
Скорей к тем алтарям, где я прервал моленья,
И весь народ сзывает — конных, пеших,
Чтоб, бросив жертвы, мчались во весь дух
940 Туда, где две пересеклись дороги,
Перехватить похищенных девиц,
Чтоб мне не стать посмешищем пришельцу!
Бегите же! Скорее! А его, —
Впади я в гнев, какого он достоин, —
Я целым бы не выпустил из рук.
Но нет, — как здесь управствовал он сам,
Так с ним и я расправиться намерен,
И из моей не выйдет он страны,
Пока их не поставит предо мною.
950 Своим ты поведеньем опозорил
Мою страну, свою и весь свой род.
Явившись в город, чтущий правосудье,
Не знающий деяний беззаконных,
Ты пренебрег уставом государства,
Схватил, кого желал, и гонишь прочь!
Ты думал: пуст мой город или в нем
Одни рабы? И что я сам ничто?
Ты был воспитан в Фивах, и не худо, —
Там вскармливать не любят нечестивцев.
960 Тебя не похвалили б там, узнав,
Что ты мое и божеское грабил
И бедных, умоляющих угнал!
Нет, приведись мне быть в твоей стране
И полное на все имея право,
Я все ж без государя, кто б он ни был,
Людей не угонял бы; знал бы я,
Как чужаку вести себя в столице.
Ты ж недостойно свой позоришь город.
Года все прибавляются, и ты
970 Уж старцем стал, а все рассудком скуден!
Итак, я вновь скажу, что говорил:
Чтоб кто-нибудь скорей привел девиц, —
Коль не желаешь против воли стать
Здесь поселенцем. Можешь быть уверен,
Что у меня в согласье ум и речь.
Пришелец, видишь, до чего дошел ты? —
Твой честен род, а поступаешь гнусно.
Твой город ни пустым, ни безрассудным
Я не считаю, сын Эгея, нет, —
980 А действовал я так, предполагая,
Что не охватит их такая страсть
К моей родне, чтоб силой не пускали!
Уверен был, что он — отцеубийца,
Изобличенный в браке нечестивом,
Запятнанный — не будет принят здесь.
Я знал, что есть в стране у вас премудрый
Ареопаг,[16] который не дозволит
Таким бродягам в вашем царстве жить.
Уверен был — вот и забрал добычу.
990 Не так я поступил бы, если б он
Меня и весь мой род не проклял злобно.
Я вправе был воздать за оскорбленье.
До самой смерти не стареет гнев,
Один мертвец не знает жгучей боли.
Теперь как хочешь поступай. Я прав,
Но мне не помогли, и я бессилен
Один. Пусть возраст мой преклонен —
Еще воздам делами за дела.
Бесстыдный человек! Мы оба стары —
1000 Меня позоришь или сам себя?
Убийством, браком, нищетой моей
Ты укорял меня, — а я невинен!
Того желали боги… Может быть,
То их старинный гнев на весь наш род…
Во мне самом, поверь, не обнаружишь
Преступности, да и с чего бы я
Стал прегрешать во зло себе и близким?
Сам посуди: коль предсказали боги
Отцу погибнуть от своих детей, —
1010 Что ж обвинять меня? Все предрешилось,
Когда отец еще отцом мне не был,
Еще и мать меня не зачала!
Но если я, родясь себе на горе,
Повздоривши с отцом, убил его,
Не зная сам, что и над кем творю,
Ужель меня корить за грех невольный?
Тебе не стыдно заставлять меня
О браке с матерью, сестрой твоею,
Вслух говорить? О нет, молчать не стану,
1020 Коль вынудил безбожный твой язык.
Да… мать… она мне мать… О, горе, горе!
Но я не знал, не знала и она…
Потом — позор! — детей мне принесла…
Одно лишь знаю: ты по доброй воле
Меня язвишь, а грех мой был невольным,
И против воли речь о нем веду.
Я не преступник, нет, я не повинен
В кровосмешенье и отцеубийстве,
В которых злобно ты винишь меня.
1030 Ответь лишь на один вопрос: когда бы
Тебя убить задумал кто-нибудь,
Безвинного, тут рассуждать ты стал бы,
Расспрашивать, отец ли он тебе?
Жизнь каждому мила. Без оправданий
Обидчику ты, верно, отомстил бы!
Вот так и я попал в беду, ведомый
Бессмертными… Когда б вернулся к жизни
Родитель мой, и он судил бы так.
Тебе ж, бесчестный, все слова пригодны,
1040 Ты не умеешь вовремя смолчать
И вот меня коришь при этих людях!
Ты рад хвалить Тесея и Афины,
Превознося их образцовый строй,
Но ты забыл в хвалениях своих,
Что если где-нибудь в почете боги,
То этот край все страны превзошел.
А ты меня, просителя и старца,
Отсюда похищаешь с дочерьми!
Вот отчего богинь я призываю
1050 И заклинаю помощь нам подать,
Поратовать за нас! — Тогда узнаешь,
Каким мужам доверен этот град.
Царь, странник чист: хотя его страданья
И пагубны, он помощи достоин.
Довольно слов: виновники спешат,
А мы, от них страдающие, медлим.
Я сам бессилен — Что ж велишь мне делать?
Пойду с тобой, — показывай дорогу,
И если где-нибудь ты спрятал дев,
1060 Укажешь мне. А если убегут
С добычею злодеи, — горя мало,
Погоня все равно настигнет их,
Благодарить богов им не придется!
Итак, иди вперед. Забрал добычу —
И забран сам! Охотник, ты попался!
Непрочно все, добытое коварством.
Здесь не найдешь союзников себе.
Я знаю: не один, не безоружный
Решился ты на дерзостное дело,
1070 В поддержке чьей-то ты уверен был.
Следить мне должно, чтобы город наш
Слабей, чем ты один, не оказался.
Ты понял ли? Иль, может быть, и эти
Слова мои ничтожными сочтешь?
Здесь говори что хочешь, не перечу, —
Но дома буду знать, что делать мне.
Грозись, но все ж иди! А ты, Эдип,
Прошу тебя, здесь оставайся с миром:
Пока я жив, покоя знать не буду,
1080 Доколь тебе детей не возвращу.
Благословен, Тесей, твой дух высокий
И добрая забота обо мне!
Креонт и Тесей уходят.
Стасим Второй
Если б и нам
Быть привелось,
Где скоро сойдутся бойцы
И бой меднозвонный зачнут! —
На берегу ли пифийском[17]
Иль, может быть, там, на прибрежье,
Где возжигаются светочи,
1090 Там, где богини-владычицы[18]
Таинства Смерти правят для смертных,
Чьи замыкают уста
Золотою печатью молчанья
Жрецы Евмолпиды![19]
Скоро, скоро Тесей воинственный
Вместе с плененными сестрами-девами
В наши пределы вернется — о, верим! —
Сопровождаемый громкими кликами,
Вестью бранной
1100 Победы желанной!
Иль, может быть,
Мчатся они
На запад от снежной вершины
Эатской[20] к злачным лугам.
Может быть, скачут верхом
На конях быстроногих, преследуя
Дерзких, иль во всю прыть
В колесницах несутся вдогонку…
Враг посрамится! Нашей страны
1110 Грозен Арей! Ужасны
Тесеевы ратники![21] Бронзой
Сбруя сверкает,
Вольно отпущены вожжи у воинов.
Вот она — конница, набожно чтущая
Афину, богиню, коней возлюбившую,
И охватившего землю объятием моря
Посейдона,
Реей рожденного.
Идет ли сраженье иль битва окончена?
1120 Тайную сердце лелеет надежду:
Девушек скоро увидим воочию,
Только униженных,
Горько обиженных,
Преданных родичем кровным своим!
Ныне великое Зевсом свершается.
Мы победим! Я победы пророк!
Если бы голубем стал я,
Несущимся бури быстрее,
Взвился бы я в небеса,
1130 Залетел бы под самое облако,
Стал бы смотреть я на бой,
Насытил бы очи борьбой!
О вседержавный, всевидящий Зевс!
Стражам Колона пошли одоление, —
Да схватят добычу, награду трудов!
Я призываю
И дщерь твою грозную,
Афину Палладу, и бога охотника
Зову Аполлона, с сестрою, несущейся
1140 За быстроногим оленем пятнистым.
Их умоляю с надеждой:
Явитесь сюда, небожители!
Ныне подайте, молю,
Свою двуединую помощь
Этому краю и всем
Его населяющим гражданам!
Эписодий Третий
О странник-гость, я — верный страж твой —
Не напророчил ложно: вон я вижу —
К нам девушки спешат, и слуги с ними.
Входят Антигона и Исмена с Тесеем и его телохранителями.
1150 Где? Где? Что ты сказал?
Отец, о, если б
Тебе послали боги видеть мужа
Достойного, что нас к тебе привел!
Дитя мое, вы здесь?
Нас спас Тесей
И дорогие спутники его.
Приблизьтесь же к отцу, чтоб он вас обнял, —
На ваш возврат он потерял надежду.
Мы счастливы твою исполнить волю.
Где, где вы обе?
Вот мы, подошли.
О милые!
Отцам все дети милы!
1160 Два посоха моих!..
Две злополучных
Опоры злополучного!..
Ты вновь
Со мной… Теперь и умирать не тяжко.
Ко мне прижмитесь, дети, с двух сторон,
Прильните крепче, отдохните обе
От горького скитанья своего
И расскажите вкратце все, как было, —
Вам, молодым, довольно кратких слов.
Вот наш спаситель, дело сделал он, —
Пусть сам расскажет. Я сказала все.
1170 Друг, не дивись, что я с детьми так долго
Беседую, — я их уже не ждал.
О, знаю, знаю: этой я отрадой
Тебе обязан, никому другому.
Ведь ты их спас! О, да пошлют тебе
Бессмертные, как я того желаю,
Добра во всем с твоей страною вместе!
У вас одних нашел я благочестье,
И человеколюбье, и правдивость.
Мои слова — твоим делам ответ.
1180 Ты все мне дал, из всех людей один.
Царь, протяни мне руку для пожатья!
Дозволь, и в лоб тебя я поцелую.
Что говорю?.. Как я, в моем злосчастье,
Грехами оскверненный, мог желать,
Чтоб ты меня коснулся! Нет, я сам
Не допущу… Меня касаться может
Лишь тот, кто столь же бедственен, как я.
А ты прими отсюда мой привет!
И обо мне заботься впредь, как ныне.
1190 Что говорил ты долго, услаждаясь
Присутствием детей, я не дивлюсь,
И что охотней с ними, чем со мной,
Беседовал, ничуть мне не обидно.
Ведь не в словах, а в действиях своих
Мы полагаем славу нашей жизни.
И подлинно: свою сдержал я клятву,
Тебя не обманул я, старец, дев
Привел к тебе живых и невредимых.
А как я победил… к чему хвалиться?
1200 Тебе расскажут сами как-нибудь.
Но есть иное… Я узнал об этом,
Как шел сюда. Мне нужен твой совет.
Пустая весть, но дивная… Ничем
Пренебрегать не должно человеку.
О чем ты говоришь, о сын Эгея?
Неясно мне, что разумеешь ты.
Какой-то муж, не только твой земляк,
Но родственник, сказали мне, сидит
У алтаря во храме Посейдона,
1210 Где только что я жертвы приносил.
Откуда он? О чем он умоляет?
Одно лишь знаю: просит он беседы
Короткой и не тягостной с тобой.
О чем же? К алтарю припасть — не малость!
Он будто бы поговорить лишь просит
И после безопасно прочь уйти.
Но кто же он, сидящий там, во храме?
Нет у тебя родных среди аргосцев,
Кто мог бы этой милости молить?
1220 О друг… ни слова больше!..
Что такое?
Не спрашивай…
О чем ты?.. Объясни!
Теперь я знаю, кто проситель этот…
Но кто же он? Мне, видимо, он недруг?
Он… он — мой сын… да, сын мой ненавистный!
Он, как никто, мне истерзает слух.
Ты можешь выслушать, но поступить
По-своему. Послушать разве трудно?
Мне, государь, его несносен голос…
Нет, уступить не принуждай меня.
1230 Он, умоляя, к алтарю припал…
Иль почитать богов ты не обязан?
Отец, послушай, — хоть давать советы
Я молода, — о, пусть себе и богу
Царь совершит угодное! Дозволь,
Чтоб брат пришел, мою исполни просьбу.
Нет, не нарушит он твоих решений,
Во вред тебе не станет речь вести.
В уроне ль будешь, выслушав его?
Злой умысел всегда в словах приметен…
1240 Он сын тебе, и пусть еще сильнее
Тебя он оскорбил бы, — все ж, отец,
Злом отвечать на зло не подобает.
Склонись же! В гневе на дурных детей
Другие все же внемлют увещаньям,
Слова друзей заворожают их.
Взгляни назад, былое вспомни горе,
Как пострадал ты чрез отца и мать,
И ты поймешь, отец, — я твердо верю, —
Куда ведет упорствующий гнев.
1250 Тебе об этом стоит поразмыслить, —
Тебе, навеки ставшему слепцом.
О, уступи! Кто о законном просит,
Просить не должен длительно. На благо
Нам подобает благом отвечать.
И сладко мне и тяжело, дитя,
Что побежден я вашими словами…
Да будет все по-вашему. Но, друг…
Как он придет… здесь не убьют меня?
Не повторяй, не бойся, — знаю все.
1260 Я не хвалюсь, но верь, не пострадаешь,
Доколе сам богами я храним.
Стасим Третий
Тот, кто жаждет свой век продлить,
Мерой дней не довольствуясь, —
Говорю не колеблясь, — тот
Не лишен ли рассудка?
Что нам долгие дни! — Они
Больше к нам приведут с собой
Мук и скорби, чем радостей.
Если пережил ты свой век,
1270 Позабудь наслажденья!
Срок придет, и всех сравняет,
Лишь раздастся зов Аида,
Песен, плясок, лир чужда,
Смерть, всему скончанье.
Не родиться совсем — удел
Лучший. Если ж родился ты,
В край, откуда явился, вновь
Возвратиться скорее.
Так, лишь юность уйдет, с собой
1280 Время легких умчав безумств,
Мук каких не познаешь ты,
Злоключений и горестей?
Зависть, смута, раздоры, брань
И убийства… А в конце,
И убога и бессильна,
Встретит старость одинокая,
Всем бедам беда![22]
Стар не я один, страдалец тоже стар.
Как на севере, зимою, в море мыс
1290 Отовсюду волн прибоем потрясен,
Так и старца злосчастного,
Словно ярость валов морских,
Грозных множество бед потрясает всечасно, —
То с востока прибой гремит,
То подымется с запада,
То от полуденных светлых стран,
То от гор Рифейских полуночных!
Эписодий Четвертый
Тот иноземец в самом деле к нам
Как будто приближается, отец,
1300 Один, без провожатых, весь в слезах.
Но кто же он?
Он тот, кто непрестанно
У нас в душе: к нам Полиник подходит.
Увы! Как быть? Что раньше мне оплакать —
Свою ль беду иль бедствие отца?
Его я вижу — старца — на чужбине,
Изгнанника, с одними вами, сестры,
В одежде жалкой, в мерзостной грязи,
Что с ним срослась, на старике состарясь,
И ест ему бока. А он — безглазый
1310 И с космами, взлохмаченными ветром!
Я думаю, что в сумке у него,
Несчастного, не лучше и еда.
Как я об этом поздно узнаю —
Злосчастнейший! Я худший из людей,
Коль так живет отец мой… О себе
Я сам скажу. Но Милость, рядом с Зевсом
Сидящая, с тобой да станет рядом!
Я искупить грехи еще могу,
Но к ним добавить новых — невозможно…
1320 Молчишь?..
Скажи хоть слово и не отвращайся!
Не говоришь? Ужель прогонишь сына
Сурово, молча, скрыв причину гнева?
О дети моего отца, вы, сестры,
Хоть вы бы постарались разомкнуть
Отца неумолимые уста,
Чтобы меня, обнявшего алтарь,
Он не прогнал с позором, без ответа!
Скажи, зачем, несчастный, ты явился?
1330 Пускай польется речь на радость нам,
В нас пробуждая жалость или скорбь,
И, может быть, заговорит безмолвный.
Все расскажу, — хорош совет. Сперва же
В заступники я бога призову.
Меня послал от алтаря его
Властитель здешний, мне дозволив с вами
Поговорить и мирно удалиться.
Да будет так, прошу вас, чужестранцы,
Отец и сестры, — всех о том прошу.
1340 Скажу, зачем явился я, отец:
Я из страны своей родимой изгнан.
Хотел я сесть на царский твой престол,
Поскольку я годами старше брата,
Но Этеокл, хоть возрастом моложе,
Меня прогнал. Не убедил словами
И силою меня не одолел, —
Уговорил фиванцев! О, я вижу,
Эриния твоя всему виной, —
Гадатели мне то же говорили.
1350 И вот в дорийский Аргос прибыл я,
Женился там на дочери Адраста
И в клятвенный союз вступил со всеми,
Кто меж апийцев[23] славится копьем, —
Чтоб, двинувшись походом в семь отрядов
На Фивы, или пасть в честном бою,
Иль из родной земли изгнать виновных.
Но для чего я здесь? И от себя
И от лица союзников моих
Тебя молю о помощи, отец, —
1360 Молю за тех, что обступили Фивы
Семью полками копьеносных войск:
Амфиарай-копьеметатель — первый,
Толкующий искусно птиц полет,
Второй там — этолиец, сын Энеев,
Тидей, а третий — Этеокл, аргивец.
Четвертый — посланный отцом Талаем,
Гиппомедонт. А пятый — Капаней, —
Разрушить он и сжечь берется Фивы!
Шестым спешит сын верный Аталанты,
1370 Партенопей,[24] аркадец, чье прозванье
От долгого девичества ее.
А я, твой сын, — нет, порожденье рока
Жестокого, лишь названный твоим,
Веду на Фивы строй неустрашимый
Аргивян. Ныне дочерьми и жизнью
Тебя мы заклинаем все, отец:
Смири свой гнев на сына; он стремится
Меньшому брату отомстить, который
Изгнал его и родины лишил.
1380 Ведь ежели правдивы прорицанья
И ты поддержишь нас — мы одолели!
Молю тебя ручьями и богами
Родимых Фив — не гневайся, склонись!
Ведь я, как ты, здесь чужестранец нищий.
Живем мы оба милостью людей,
И наш удел сегодня одинаков.
А он — владыкой в Фивах! Горе мне!
Кичится он, над нами там смеется.
Но если ты со мною заодно,
1390 Его я мигом, без труда низвергну,
Вновь водворю тебя в твои палаты
И сам вернусь домой, изгнав врага.
Твое согласье принесет мне славу,
А без тебя мне не бывать в живых.
Уважь, Эдип, пославшего его.
Подай ему совет — и отпусти.
Нет, граждане, когда б не царь Тесей
Послал его, как видно, полагая,
Что он достоин выслушать меня, —
1400 Он от меня ни звука б не услышал.
Теперь же удостоится ответа,
Которому едва ли будет рад.
Твоими, гнусный, были трон и скипетр,
Которыми владеет ныне брат;
Отца ведь ты же выгнал, ты повинен,
Что на чужбине в рубище хожу.
Теперь ты плачешь, видя это: сам
Попал в беду, как твой отец несчастный.
Но я не плакать буду, а терпеть —
1410 Тебя, отцеубийцу, поминая.
Через тебя я в бедствие был ввергнут,
Через тебя скитальцем нищим стал,
Чужих людей прошу о пропитанье.
Не будь отцом я этих дочерей,
Моих кормилиц верных, я бы умер.
Не ты — они теперь меня спасают.
Не девушки они, они — мужчины
При мне, страдальце. Вы же — оба брата —
Мне не сыны. Не так еще твой Рок
1420 Посмотрит на тебя, едва лишь к Фивам
Рать ваша подойдет. Ты никогда
Не опрокинешь града, сам падешь,
Запятнан братской кровью, вместе с братом.
На вас и раньше я призвал проклятья,
И ныне их в союзники зову,
Чтоб чтить вы научились вас родивших
И не стыдились старого слепца.
Нет, дочери мои не таковы!
Проклятия падут на твой престол,
1430 Коль в небе место есть исконной Правде,
Блюстительнице Зевсовых законов.
Ты ж уходи, отвергнутый отцом,
Презренный, гнусный, унося проклятья,
Мной призванные! Ты не покоришь
Родной земли, но и в долинный Аргос
Не возвратишься. Умертвишь ты брата,
Обидчика, и будешь им убит.
Кляну тебя — и древний черный Тартар,
Ужаснейший, зову тебя принять.
1440 Я сих богинь зову, зову Арея,
Внушившего вам злобную вражду.
Я кончил. Уходи. Придя под Фивы,
Кадмейцам всем и всем своим аргосцам —
Союзникам скажи, какими их
Дарами оделил слепец Эдип.
И раньше, Полиник, я не был рад,
Что прибыл ты. Теперь — уйди скорее!
Увы! Злосчастный путь. Надежд погибель!
Увы, друзья! И вот конец походу
1450 Из Аргоса на Фивы! Горе мне!
Союзникам сказать нельзя об этом
И отступить назад уже нельзя.
В безмолвии судьбу я должен встретить.
О сестры, сестры, дочери его,
Вы слышали отцовские проклятья.
Молю богами! Ежели они
Исполнятся и вы домой вернетесь,
Родного брата не лишайте чести:
Могильный холм насыпьте надо мной.
1460 Так похвалу, которой вы достойны
За подвиг ваш, свершенный для отца,
Удвоите, исполнив просьбу брата.
Молю, меня послушай, Полиник!
Что скажешь, дорогая Антигона?
Верни войска — притом скорее! — в Аргос
И сам себя и город не губи.
Нет, невозможно. Не смогу я снова
Вести войска, коль выкажу боязнь!
Зачем же гневу поддаваться вновь?
1470 Какая польза родину разрушить?
Но стыдно мне бежать и поношенье
Мне — старшему — от младшего сносить.
Не видишь, что пророчество отца
Свершится и что сгубите друг друга?
Так хочет брат, — мы уступить не можем.
Ах, горе мне! Кто ж за тобой пойдет,
Пророчества отца заране зная?
Довольно про худое! Добрый вождь
О лучшем, не о худшем должен думать.
1480 Ты, стало быть, решил бесповоротно…
Не уговаривай. Отцом я проклят,
И гнев его Эриний неизбежен,
Мне путь один — к погибели моей.
А вам пусть Зевс воздаст, коль ублажите
Покойника, — я не вернусь живым.
Пустите же меня. Прощайте. Нам
Не свидеться вовеки.
Горе мне!
Не плачь о брате.
Ты в Аид стремишься
Прямым путем — о, как же не стенать?
1490 Коль суждено — умру.
Внемли совету.
Твои, сестра, напрасны убежденья.
Увы! Тебя должна я потерять!
Исход решится небом. Вы же, сестры, —
Молю богов, — не знайте в жизни бедствий,
Вам не за что страдать — то ясно всем.
Коммос
Много тяжких новых бедствий,
Если рок не переменится,
Принесет старик-слепец.
Все решения бессмертных
1500 Непреложны; волю божью
Время вечное блюдет.
Постепенно
Иль мгновенно
Тех повергнет,
Тех взнесет.
Гром грянул, — о Зевс!..
О дети, дети, — если б кто-нибудь
К нам доброго позвал сюда Тесея…
Но для чего нам звать его, отец?
1510 Крылатый Зевсов гром меня к Аиду
Сейчас умчит. Скорей же посылайте!
Снова гром великий грянул, —
Пал с небес удар неслыханный.
Шевелятся волосы.
В сердце трепет. Вновь пылает
В небе молния. Какой же
Нам сулит она исход?
Страшно мне.
Огонь небесный
1520 Не ударит
Без беды.
О небо!.. О Зевс!..
О дети, близок богом возвещенный
Моей кончины час. Возврата нет.
Как можешь знать, отец? Откуда видишь?
Я твердо знаю. Только пусть скорее
Ко мне страны владыку приведут.
Вновь оглушающий гремит
Со всех сторон раскат.
1530 Будь милостив, о Зевс, молю!
Будь милостив, о Зевс!
И если готовишь ты бедствия родине,
Помилуй! Молю, чтоб увидели в страннике
Мы доброго друга, не злого преступника,
Чтоб дара в ущерб себе ныне не приняли,
О Зевс, я взываю к тебе!
Он близко ли? Застанет ли меня
Еще в живых, еще в рассудке здравом?
Какой завет ему открыть ты хочешь?
1540 За все добро, содеянное им,
Хочу ему воздать по обещанью.
О сын! Хотя б ты освящал
Закланием быков
Алтарь властителю морей
На берегу крутом —
Приди! Этот странник теперь собирается
И нам, и тебе, и всем жителям города
Великой в ответ заплатить благодарностью
За все то добро, что ему оказали мы.
1550 Скорей же, о царь, не замедли!
Входит Тесей.
Из-за чего тут вновь поднялся шум —
Народа крик и голос чужестранца?
Иль молния ударила, иль град
Обрушился? Когда такая буря
Ниспослана от бога, жди всего.
Царь, ты пришел… Тебя я жаждал видеть,
Ты приведен, наверно, божеством.
Но что случилось вновь, о чадо Лая?
Мой срок настал. Я умереть хочу,
1560 Исполнив свой обет тебе и граду.
Или ты видишь знаки близкой смерти?
Бессмертные мне сами возвещают
Конец. Не ложны знаменья богов.
Но в чем ты, старец, видишь волю божью?
В раскатах непрерывных, в блеске молний,
Бросаемых необоримой дланью.
Ты прав, тебе я верю. Ты о многом
Пророчишь правду. Что же делать нам?
Узнай же, сын Эгея, что избавит
1570 От скорби и упадка город твой.
С тобой, без провожатого, отправлюсь
Туда, где умереть мне должно. Людям
Не сказывай, где прах мой упокоен,
В каком пределе погребен. Надежней
Щитов и многих копий от соседей
Он защитит страну твою. Ты сам,
Когда один придешь на это место,
Неизреченной тайны смысл поймешь.
Ни гражданам ее я не открою,
1580 Ни даже дочерям моим любимым.
Храни ее. Когда же подойдешь
К пределу жизни, тайну передай
Наследнику, — да будет так и впредь.
И никогда твой город не разрушат
Драконовы потомки.[25] От врагов
И мудрое правленье не избавит.
Порою медлит божье правосудье,
Но не щадит безбожного безумца.
Подобных зол не ведай, сын Эгея!
1590 Но для чего ученого учить?
Пора… Идем туда без колебанья…
Я понуждаем волей божества.
За мной идите, дочери. Не вы,
А я теперь вожатый вам нежданный.
Не прикасайтесь. Следуйте. Я сам
Найду свою священную могилу,
Где мне лежать назначено. Сюда,
За мной, сюда… Меня ведет Гермес —
Водитель душ — с богиней преисподних.
1600 Свет, мной незримый, мне сиявший прежде,
В последний раз коснись меня, слепца!
Кончаю жизнь, иду ее сокрыть
В Аиде. Друг мой лучший на чужбине!
Отныне благоденствуйте — и ты,
И все тебе подвластные, и край —
И помните в своем благополучье,
В блаженстве вечном, мертвого меня.
Эдип и Тесей уходят.
Стасим Четвертый
Входит вестник — слуга Исмеиы.
Сограждане, желая кратким быть,
Могу сказать одно: Эдип скончался!
Однако там не скоро все свершалось,
И коротко о том не рассказать.
1630 Так он погиб, страдалец?
То бесспорно:
Он навсегда покинул эту жизнь.
Как? Волею бессмертных? Без мучений?
О да! То было истинное чудо…
Как он ушел отсюда, знаешь сам,
Ты был при нем. Он шел без провожатых, —
Напротив, сам показывал нам путь.
Когда же подошел к крутому спуску,
Где медные ступени в глубь земли
Ведут, остановился на распутье,
1640 У самой той скалистой котловины,
Где Перифой с Тесеем поклялись[30]
В навечной верности. Он стал меж нею,
Скалою Форика, дуплистой грушей
И каменной гробницей. Там он сел,
И смрадные свои одежды сбросил,
И, кликнув дочерей, велел достать
Воды — омыться и для возлияний.
Они пошли на видный издалека
Деметры холм, блюстительницы всходов,
1650 Потом, как он желал, его омыли
И в белое одели, по обряду.
Когда же все свершили до конца
И просиял он радостью, внезапно
Взгремел подземный Зевс, и обе девы
Затрепетали. И, припав к коленам
Родителя, слезами залились,
В грудь стали бить себя и завопили.
А он, услышав скорбный голос их,
Обеих обнял и промолвил: «Дети!
1660 Сегодня жизнь кончается моя,
Я умираю, мой конец пришел.
Избавитесь от бремени забот —
Нелегких, знаю… Но коротким словом
Страданья все утешить я могу:
Я вас любил, как не любил никто…
Отныне я у вас навеки- отнят,
Вы без меня свой доживете век».
Так все втроем, друг к другу прижимаясь,
Рыдали. А когда примолкли стоны
1670 И перестал звучать их горький вопль,
Настала тишина. И некий голос
Позвал его, и волосы у всех
Зашевелились, все стояли в страхе.
И многократно, ясно бог воззвал:
«Эдип, Эдип, что медлишь ты идти?
И так уже ты запоздал намного!»
И, услыхав призывный голос бога,
Он подозвал царя Тесея. Тот
Приблизился, и старец молвил: «Милый!
1680 В знак верности моим дай руку детям.
Вы, дети, также. Поклянись, что их
Ты не оставишь и всечасно будешь
О благе их заботиться, как друг».
Тот обещал. Тогда, детей не видя,
Он, руки протянув, коснулся их
И молвил: «Дети, будьте тверды духом,
Отсюда удалитесь, не просите
О том, что видеть и внимать не должно.
Скорее же! Пусть лишь Тесей по праву
1690 Останется при мне и знает все».
Так он сказал. И, выслушав его,
Мы с девушками вместе, все в слезах,
Ушли. И лишь немного удалившись,
Назад оборотились вновь — и видим:
Уж нет его на месте том, один
Стоит Тесей, рукою заслоняя
Глаза свои, как будто некий ужас
Возник пред ним, невыносимый зренью.
А вскоре видим — он, к земле склонясь,
1700 И к ней и к дому всех богов — Олимпу
Единую молитву обратил.
Но как Эдип скончался, рассказать
Никто не может — лишь один Тесей.
Ни огненная молния богов
Его не похищала, ни от моря
Вдруг вставший вихрь его не уносил.
Присутствовал ли там богов посланец?
Иль каменные недра перед ним
Земля сама приветливо разверзла?
1710 Так, без стенании, горести и мук
Пропал Эдип, всех более из смертных
Достойный изумленья… Кто сочтет
Безумной речь мою, тот сам безумен!
А где же девы и друзья, что с ними?
Невдалеке. Уж раздаются вопли,
Нам возвещая, что они подходят.
Коммос
Увы! Оплачем нашу долю,
Мы, дочери преступной крови
Отца несчастного, с которым
1720 Терпели годы тяжких бед.
Вослед столь многим испытаньям
Неисчислимые невзгоды
Еще терпеть нам предстоит.
Что сталось?
Милые, не трудно догадаться…
Он умер?
Умер он для всех желанной смертью…
Да, его не погубила
Ни война, ни бездна моря.
Принят он равниной темной…
Смерть таинственно пришла.
1730 Горе, горе мне! Зловещая
Тьма на очи нам легла…
Как же будем мы отныне
Одиноко на чужбине
Или на море бушующем
Жизнь постылую влачить?
И не знаю… О, когда бы
Даровал Аид жестокий
Умереть с родимым вместе
Мне, несчастной! Нестерпима
1740 Стала ныне жизнь моя.
Добродетельные сестры!
Не рыдайте безутешно,
Полно! Милостивы боги, —
Не пристало вам роптать.
Увы, мне жаль былых страданий,
Немилых дней — и все же милых.
Лишь обниму его, бывало…
Отец мой! Милый мой отец,
Подземной тенью облаченный!
Навек останешься любимым
И для нее и для меня!
Он все исполнил?
Да, как сам того желал он.
Чего же он желал?
В чужой земле скончаться.
Успокоился навеки
Под благой могильной сенью,
Нам оставив скорбь и стоны.
Льются слезы из очей.
О тебе, отец, я плачу.
Нет конца тоске моей.
1760 Как утешусь я, несчастная?
Ах, зачем, отец, ты умер
На чужбине, в одиночестве,
У меня не на руках?
Горе, горе мне, злосчастной!
О сестра моя родная!
Ты подумай, что за доля
Нас обеих ожидает,
Одиноких, без отца!
Полно, милые: блаженно
1770 Развязал он узел жизни.
Не горюйте же: несчастья
Не избегнет человек.
Вернемся, милая…
Зачем?
Я рвусь душой увидеть…
Что?
Его приют подземный.
Чей?
Отца. О, горе мне, несчастной!
Но разве можно? Неужели
Не знаешь ты…
Попрек я слышу?
…Что наш отец…
Опять попрек?
1780 …Вдали от всех, без гроба умер.
Веди меня — и там убей.
Ах! Как же мне с новым несчастьем,
Беспомощной, сирой, покинутой,
Влачить свою горькую жизнь?
Не бойтесь же…
Куда бежать?
Вы спасены уже.
Но как?
Теперь вам не грозит беда.
Я думаю…
О чем, скажи.
Не знаю, как теперь вернемся
1790 На родину.
Забудь об этом.
Томлюсь…
И ранее томилась!..
Теперь страдаю свыше меры.
Обширно море ваших бед.
О Зевс! О, куда нам деваться?
Каких же теперь обещаний
Нам ждать от бессмертных богов?
Перестаньте, о девушки, плакать! Над тем,
Что всеобщее благо стране принесет,
Безутешно рыдать — нечестиво.
1800 Сын Эгея, с мольбой припадаем к тебе.
Что вам, дети? О чем умоляете вы?
Разреши нам увидеть могилу отца
Самолично, своими глазами!
Нет, запретного просишь.
Что молвил ты, царь, повелитель Афин?
Нет, о дети мои, он наказывал сам,
Чтобы к этому месту никто подходить
Не дерзнул, чтобы вслух не молился никто
У могилы, где он упокоен. Сказал:
1810 Если честно святой соблюдете завет,
Знать не будут печали Афины мои.
И бессмертные вняли усердным мольбам
Вместе с Зевсом, всевидящим богом.
Так сказано было покойным отцом,
Да будет же воля его. Отошли
Нас в древние Фивы, — быть может, еще
Успеем от братьев своих отвратить
Обоим грозящую гибель.
Исполню и это и все, что смогу,
1820 Для вашего блага и ради него,
Сошедшего ныне в подземный приют,
Усилий жалеть я не стану.
Довольно рыданий и слез! Надлежит
Замолкнуть. Воистину слово его
Пребудет вовек нерушимо.
Приложение
Строение греческой трагедии
Границы основных частей греческой трагедии определяются выступлениями хора — пародом и стасимами, то есть песнью хора при входе его на орхестру — круглую площадку, служившую местом действия хора и актеров, — и песнями, которые хор поет, стоя на орхестре. Между песенными выступлениями хора заключены разговорные, диалогические части — эписодии, в которых главная роль принадлежит не хору, а отдельным действующим лицам, причем хор выступает в эписодиях на тех же правах, как и отдельные актеры. Поэтому в эписодиях обычно выступает от лица хора или его предводитель — корифей, или отдельные хоревты.
Кроме упомянутых частей трагедии — парода и стасимов, в основное ее деление входят еще начальная часть — пролог, то есть, по определению Аристотеля, особая часть трагедии перед выступлением хора (пародом), и жеод, или «исход», то есть заключительная часть трагедии, после которой, как говорит Аристотель, не бывает песни хора.
Песни хора обычно разделяются на соответствующие друг другу строфы и антистрофы, которые заключаются конечной песней — эподом. Песни, исполняемые отдельными актерами (песни «соло»), называются монодии.
Эдип в Колоне
1. Пролог. 1—116.
Входят слепой Эдип и Антигона, Действие происходит в Колоне около рощи Евменид. Три рода растений — лавры, виноград и маслины (17) посвящены были Аполлону, Дионису и Афине. Пролог состоит из трех сцен, из которых вторая определяется появлением и уходом сторожа.
2. Парод. 117—237.
Начиная со стиха 132 стасим переходит в коммос хора и актеров.
3. Эписодий первый. 238—664.
Эписодий этот разделяется на две части посредством вставки коммоса — 494—545.
4. Стасим первый. 665—748.
5. Эписодий второй. 749—1082.
Этот эписодий прерывается лирическими песнями — 862—877 и 910—925.
6. Стасим второй. 1083—1146.
7. Эписодий третий. 1147—1261.
8. Стасим третий. 1262—1297.
9. Эписодий четвертый. 1298—1607.
Посредине эписодия коммос — 1496—1550.
10. Стасим четвертый. 1608—1625.
11. Эксод. 1626—1825.
В эксоде коммос — 1717—1796.
Ф. Петровский
Комментарии
Трагедия написана в последний год жизни поэта и поставлена уже посмертно, в 401 году, его внуком, Софоклом-младшим.
В сюжете «Эдипа в Колоне» объединяются два мотива: предсказанное богами вечное успокоение изгнанного из Фив Эдипа в афинском пригороде Колоне и вражда его сыновей, еще более осложнившаяся вследствие проклятья отца.
Первый из этих мотивов получил отражение незадолго до «Эдипа в Колоне» в «Финикиянках» Еврипида (411—408 гг.) и восходит к местной аттической легенде, приуроченной к алтарю Эдипа в Колоне: здесь он был похоронен по указу прорицалища Аполлона в Дельфах, будучи призван охранять землю, которая дала ему последний приют. Выбор Софоклом этой темы был навеян отчасти политическими событиями: в конце 407 года спартанский царь Агис вторгся в пределы Аттики в районе Колона, причем три четверти его конницы составляли беотийцы. Нападение было отбито, и в этом афиняне могли усмотреть благодетельное вмешательство Эдипа, почитавшегося в Колоне как божество. С другой стороны, Софокл, выбирая место действия для трагедии в Колоне, получил возможность прославить край, откуда он сам был родом.
Что касается вражды сыновей Эдипа, то она составляла содержание не дошедшей до нас киклической поэмы «Фиваида» (VII—VI вв.). В одном из сохранившихся отрывков повествуется о том, как Полиник, бывший старшим, подвинул слепому отцу серебряный стол и подал ему золотой кубок, которыми пользовался убитый им по неведению Лай. Опознав на ощупь эти предметы, Эдип увидел в поведении сына оскорбительное напоминание о своем невольном преступлении и проклял сыновей, пожелав им делить власть мечом. Братья пытались уклониться от проклятья, договорившись царствовать поочередно, но когда Этеоклу пришло время вернуть престол Полинику, он изгнал брата. Тот обосновался в Аргосе, собрал рать, возглавляемую семью вождями, и двинулся против родного города. Война за Фивы и смертельный поединок между братьями были достаточно обстоятельно освещены в уже упоминавшихся «Семерых против Фив» Эсхила и «Финикиянках» Еврипида, так что Софоклу достаточно было напомнить о начале этих событий, — об их исходе зрители уже все знали.
Ф. Петровский, В. Ярхо