колеблюсь и не представляю, как развязать этот гордиев узел! Тем не менее, идя на встречу, назначенную в «нашем» кафе на проспекте Энгельса (мы старались избегать людных мест, чтобы ненароком не столкнуться со знакомыми), я надеялась рассказать Андрею о проблемах с Денисом и попросить его совета. Андрей — человек разумный и легко умеет находить выходы из безвыходных ситуаций. У него всегда наготове какое-нибудь «рацпредложение», и к нему, как к неистощимому источнику идей, я привыкла обращаться, попав в тяжелое положение.
Едва встретившись с ним взглядом, я тут же поняла, что беседу о Денисе придется перенести: давненько я не видела на лице Андрея такого потерянного выражения.
— Что случилось? — выпалила я, падая на стул и даже забыв поцеловать любовника. — Ты похож на покойника!
Обычно я избегаю сильных выражений — профессия медика накладывает свой отпечаток, и такие серьезные темы, как болезнь или смерть, становятся табу и не подлежат обсуждению вне работы. Тем не менее, глядя на Андрея, я просто не смогла подобрать других слов.
— Нужно поговорить, — сказал он. Тон его голоса был каким-то деревянным, словно слова давались Андрею с трудом. Привыкшая к его невозмутимости и способности в любых обстоятельствах рассуждать здраво, я не желала признавать, что и он может проявить слабость и растеряться.
— Это касается Никиты, — добавил Андрей.
Теперь, по крайней мере, мне стало ясно, почему он так озабочен. Никита был ему как сын — с собственной дочерью Андрей находился в весьма натянутых отношениях, а вот с пасынком бывшей жены от второго брака общий язык нашел легко. После того как Андрей спас жизнь Никите во время войны в Осетии и уберег его ногу от ампутации, парень считал его своим вторым отцом[4]. Андрей всегда трепетно относился к делам Никиты, и теперь, похоже, речь шла о серьезной проблеме.
— В чем дело? — спросила я озабоченно.
— Никите грозит серьезное разбирательство.
— Толмачев может иметь к этому отношение?
Андрей кивнул.
Нет, этот человек прямо-таки вездесущ! Только стоит подумать, что он отказался от попыток скомпрометировать ОМР и таким образом отомстить нам с Андреем, как он снова всплывает из небытия и отравляет нам жизнь! Впервые он влез в наши дела, когда, сместив Андрея, «водрузил» самого себя на пост директора Отдела и едва его не развалил, поувольняв или заставив сбежать практически всех сотрудников. Затем Толмачев погорел на деле о вакцине от гриппа и был отстранен. Андрея вернули на его место, но Толмачев не отказался от попыток уничтожить его и попытался отыграться на деле моего давнего приятеля, онколога Кан Кай Хо[5]. К счастью, нам снова удалось ему помешать и найти настоящих виновных. И вот теперь опять он!
— Никита чист, как первый снег, — что у Толмачева может быть на него? — недоуменно спросила я.
— В этот раз все выглядит чертовски неприятно, — ответил он. — Никиту могут обвинить в торговле препаратами крови.
— Что? Это же чушь собачья!
— Ты права — чушь, но это нам с тобой ясно, а Толмачеву… Ты хоть представляешь, как он обрадуется, сообразив, что через Никиту сможет добраться до меня?
— Расскажи, что случилось, а то пока все, что ты мне говоришь, криптография какая-то! Одна голова хорошо, а две — сам знаешь.
— Потому-то я тебе и позвонил — больше никому об этом пока что знать не следует. Ко мне пришла женщина с обвинениями в адрес группы врачей из ФГУ: во время операции по пересадке почки ей, похоже, занесли гепатит С.
— Боже мой! — в ужасе я прикрыла рот рукой. Такие ситуации — кошмар любого оперирующего врача, но от них, к сожалению, никто не застрахован. — Это точно? — спросила я. — Может, она еще раньше…
— Мы проверили: пациентка поступила в больницу с нормальными анализами. До операции других хирургических вмешательств не было примерно в течение года. Но это еще не все.
— Боже мой, что еще-то?
— Жалобщица утверждает, что Никита стребовал с нее деньги за кровь.
— За ту самую, с которой ей занесли гепатит?
— Ага.
— Вот же…
— Согласен.
— Но погоди — при чем тут Никита? Кровью же занимаются отделение переливания крови и трансфузиолог?
— Никита — ведущий хирург в бригаде. Эта Журова, пострадавшая, утверждает, что не разговаривала непосредственно с Никитой о переливании. Вернее, он, конечно, предупредил ее о том, что кровь потребуется, но о деньгах не сказал ни слова. Журова беседовала с кем-то другим и именно ему передала конверт с деньгами, который принес ее муж.
— Значит, с трансфузиологом?
— Я с ним уже говорил — он все отрицает.
— А Никита?
— Он вообще понятия не имеет, о чем речь, — возмущен и растерян.
— Разумеется, разумеется… Главное, что мы с тобой в нем уверены, так?
— Нет.
— Что-о?
— Да я не о том, что я не уверен, я о Толмачеве.
— Журова ходила к нему?
— Она ходила в Комитет. Там ей дали адрес ОМР и Комиссии по этике. Слава богу, сначала она пришла ко мне!
— Но Толмачев обо всем узнает?
— Непременно: Журова полна решимости.
— Я бы тоже была — на ее месте!
Андрей опустил голову на руки:
— Не представляю, что делать!
— А прокуратура, полиция? — спросила я. — Журова подала заявление?
— Естественно, но ты же понимаешь, они не слишком обеспокоены — говорят, трудно доказать, что гепатит занесли именно во время этой операции.
— Я же говорила!
— Ты не понимаешь — так считает прокуратура, а Толмачев уж точно не преминет меня как-то задеть, можешь не сомневаться!
— Да я и не сомневаюсь, — кисло ответила я. — Они хотя бы опросили операционную бригаду?
— Да, но только сейчас, узнав, что делом занялись мы, представляешь? И похоже, козлом отпущения может стать Никита.
— Ты говоришь, трансфузиолог ничего не знает о плате за кровь?
— Утверждает, что даже не виделся с пациенткой. У нее, между прочим, редкая группа, но он заверил меня, что никаких проблем не предвиделось, потому что кровь и плазму заказывали в НИИ гематологии и трансфузиологии и ее должно было хватить.
— И кто же тогда разговаривал с Журовой?
— В том-то и вопрос! Но для Толмачева это не будет иметь значения: он насядет на Никиту и скажет, что тот, естественно, не стал бы сам разговаривать с Журовой, а подослал бы кого-то из бригады, а то и вообще какого-нибудь «левого» человека, чтобы потом отбрехаться…
— Ну, врачи частенько этим занимаются — требуют с пациентов деньги за кровь, а ее иногда вообще не переливают, но как пациент об этом узнает, находясь под наркозом? — напомнила я.
— Да, но с Журовой содрали двадцать пять тысяч!
— Сколько-сколько?
— Ты слышала.
— Просто невероятно! И она заплатила — без возражений?
— Ну, сама представь: ты сидишь на диализе, а это мучительная, крайне утомительная процедура. Ты не можешь вести нормальный образ жизни и долгое время дожидаешься пересадки почки… Ты в курсе, какие проблемы с органами во всем мире, а уж в России-то, где не существует системы изъятия здоровых органов у безнадежных пациентов, — и подавно! И вот тебе говорят, что почка есть, но, как известно, изъятые органы долго не живут и, если не поторопиться, она уйдет к другому, а то и вообще пропадет. Ты в спешном порядке готовишься к операции, и вдруг тебе сообщают, что есть проблемка, небольшая такая: крови твоей группы почему-то нет в больнице.
— Ее можно заказать!
— Можно, но на это нужно время, а его-то как раз и нет!
— Родственники?
— К сожалению, у всех другая группа. Пациентка же не станет бегать по больнице с вопросами и возмущаться по поводу того, что кровь ее группы отсутствует!
— И она платит.
— Конечно. И если бы не приобретенный гепатит С, уверен, Журова ни за что не пошла бы искать правды!
— Пациенты никогда ее не ищут, — согласилась я. — Если все как-то обходится.
— Так вот на этот раз — не обошлось.
— Что требуется от меня?
— Попытайся выяснить, откуда поступила кровь, перелитая Журовой. Вернее, официально это известно — из НИИ гематологии и трансфузиологии, но что-то подсказывает мне, что все могло быть иначе.
— Я вообще не понимаю, как такое могло произойти, ведь кровь тщательно проверяют, верно?
— Верно, и правила обычно строго соблюдаются. Чтобы стать донором плазмы, надо предварительно сдать кровь не менее трех раз, а затем пройти дополнительное обследование — ЭКГ, ФЛГ, у терапевта; женщинам — у гинеколога, сделать анализ мочи… Кроме того, при обращении в отделение переливания крови необходимо иметь при себе паспорт с питерской регистрацией, действующей в течение не менее полугода, — короче, тот еще геморрой!
— Теперь ведь сдача крови адресная, и тот, кому ее переливают, может при желании даже узнать имена доноров?
— Верно.
— Хорошо, я все сделаю. А очную ставку еще не проводили?
— Какую еще ставку?
— Ну, между Журовой и членами операционной бригады. Может, она опознала бы того, кто «отжал» у нее деньги?
— Я бы не слишком на это надеялся, ведь это ее слово против слова любого из них. Более того, может выясниться, что ни с кем из бригады Журова вообще не разговаривала — для этой цели могли использовать санитара, медбрата, да кого угодно!
— Столько усилий — и ради чего?
— Не скажи — сумма-то не совсем обычная!
— Да, как правило, берут от пятисот рублей до полутора тысяч, а этому неизвестному человеку скромность явно не помеха в делах.
— Значит, ты поняла? У нас две проблемы. Первая — Никита и тот, кто обобрал Журову.
— Да, и вторая — как вообще кровь, зараженная гепатитом С, попала в больницу?
— Правильно… А ты-то как — вообще? — внезапно спросил Андрей, меняя тему, и я слегка растерялась, погрузившись в размышления о предстоящем деле.
— Почему ты спрашиваешь?
— Мы почти не видимся, и это — моя вина.