Утомленные и трясущиеся от холода девушки вышли на берег. Рики несла в руках симпатичного крабика. Поглазев немного друг на друга, краб и девушка расстались довольные — Рики забросила его далеко в воду.
— Валерия, подойдите сюда, — позвал меня наш начальник. — Возьмите вот это и раздайте девушкам. Модели из эксклюзивной коллекции моей супруги.
Он нагнулся и достал из багажника Мерседеса большую коробку. Открыв ее, я увидела восемь коробок поменьше. В каждой лежал очаровательный купальник.
Купальники представляли собою разноцветные лоскутики на веревочках, богато украшенные стразами. От блеска рябило в глазах. Казалось, у девушек на груди и ниже горят разноцветные фонарики. К рыжим волосам Шарон удивительно шел зеленый цвет. Рики и Линда получили по красному купальнику.
Мне вдруг остро захотелось спрятаться за кустик, и я побежала искать уединенное местечко. А когда возвращалась и выглянула из зарослей, то увидела, что у Ширли, стоявшей в воде прямо передо мной, дрожала челюсть. Мороженое плюхнулось в воду и расплылось мутными разводами, она показывала пальцем куда-то наверх, за водопад и вся тряслась не то от холода, не то от ужаса.
Яростный вопль, исторгнутый из, казалось, сотен глоток, оглушил нас. Отовсюду — сверху, снизу, из-под скалы, из зарослей орешника выскакивали янычары в пестрых шароварах с ятаганами наперевес. Они с размаха прыгали в воду, и мчались к берегу, как слоны на водопое. Двое скрутили Глинского, защищавшего свой бесценный фотоаппарат, а Костя Блюм яростно отгонял нападавших штативом от камеры.
Рабочие, они же шоферы, выгружавшие холодильники, были связаны спиной друг к другу, а Шумана и Гарвица, взяв под локотки, отвели под ясны очи толстого разбойника с окладистой бородой, и почему-то в кругленьких очках. Скорей всего, этот Карабас-Барабас был у нападавших за старшего.
Сидя незамеченной в кустах я соображала, как быть, куда бежать и где здесь полиция. Выходить наружу представлялось безумием. Мое положение сейчас давало мне преимущество, и его следовало использовать.
И я продолжила свои наблюдения.
Тем временем «янычары» продолжали бесчинствовать. Отобрав у девушек разноцветные купальники, они побросали их в кучу, которую утащил в лес один из них. Девушки остались в своих мокрых купальных костюмах и тряслись от страха и холода. Руки им связали попарно веревкой так, что они оказались как бы звеньями одной цепи. Привязаные друг к другу Шуман и Гарвиц хранили ледяное молчание.
Двое разбойников открыли контейнеры с мороженым и стали бросать разноцветные упаковки своим сообщникам. Те ловили, хохотали, при этом успевая гладить и похлопывать девушек.
Маленький крепенький янычар, который унес купальники, прибежал снова, залез в контейнер и вытащил оттуда коробку с надписью на ней «Ананасовый пломбир, глазурованный шоколадом». Я невольно облизнулась — это был мой любимый сорт. Подбежав к очкастому главарю, янычар показал ему коробку, тот сделал движение кустистыми бровями, и, повинуясь приказу, разбойник понес коробку в том направлении, куда до этого унес купальники девушек. Гарвиц при этом пытался было дернуться, но мрачный здоровый мужик в желтых шароварах положил ему руку на плечо, от чего тот дернулся еще раз и затих.
«Там у них гнездо!» — подумала я и решила разузнать, тем более, что несун проскакивал совсем недалеко от меня и я каждый раз прижималась к дереву, чтобы он меня не заметил.
Тем временем события продолжали развиваться. Разбойники переговаривались между собой на каком-то гортанном языке. Те, что держали девушек, распалились вовсю, и одного поглаживания им было уже мало.
Что-то во всей этой картине меня тревожило и смущало… И я поняла, что именно. Не могут настоящие разбойники быть так картинно одеты: в шелковые шаровары, в туфли с загнутыми носками, фески… Какие-то опереточные мавры. И оружия у них никакого нет, кроме кривых ятаганов. Наверняка из жести…
Начало смеркаться. Еще немного — и наступит абсолютная темнота. Мне захотелось узнать, куда это бегал маленький разбойник, и я, не мешкая, и пытаясь не шуметь, двинулась по направлению к их логову.
Спустя несколько минут я очутилась на довольно большой поляне, на которой было установлено две восьмиместные палатки. Рядом кучей валялось различное оборудование, среди которого я заметила несколько сильных ламп-отражателей, кабели и небольшой генератор.
Заглянув в палатку, я увидела там сваленные на матрасы карнавальные костюмы, грим, парики и бороды. В другой палатке, более прибранной, я нашла купальные костюмы девушек и упаковку с мороженым. Мне так захотелось вкусненького, что я просто не совладала с собой.
Открыв коробку, я пошарила внутри, и, к моему негодованию и разочарованию, обнаружила, что никакого пломбира нет, а лежит там точно такая же коробка, как те, что я недавно раздала девушкам, а в ней еще один купальник, красного цвета, точно такой же, как те, что были отобраны у девушек.
От злости я швырнула его в кучу других, но потом, подумав, что не стоит вести себя как глупая девчонку, положила купальник на место в коробку.
Больше в палатке не нашлось ничего интересного. Надо было пробираться к своим. Уже в темноте, зацепившись ногой за кабель, я чуть не упала, и судорожно схватилась за первое, что подвернулось под руку.
Это оказалась лампа на металлическом штативе. Я щелкнула выключателем, и она вдруг зажглась, озарив поляну ярким слепящим светом.
И точно так же меня озарила идея! Только бы хватило длины кабеля! И я принялась действовать.
Схватив две лампы, я начала разматывать кабель, и, когда дошла до того места, где бандиты-артисты оригинального жанра захватили девушек, расставила лампы на небольшом расстоянии друг от друга и одновременно включила их.
Яркий свет залил поляну. Все опешили от такой неожиданности. Этого мне и надо было.
Выскочив навстречу псевдоянычарам, я залепила одному из них ногой в пах, и по инерции свалила другого с ног, правда при этом растянулась сама.
Девушки не растерялись. Я вспомнила (все из того же пресловутого украденного досье), что Галья служила в армии, а Шарон проходила спецподготовку. Они легко высвободились и замолотили по опешившим бандитам так, что любо-дорого было смотреть: статные, высокие красавицы, ростом под метр восемьдесят, лихо обрабатывали опереточных янычар в слепящем свете люминесцентных ламп.
А я, тем временем, разрезала путы на прочих.
Глинский, не теряя времени, схватил свой кодак и защелкал затвором. Девушки, освобожденные от веревок, побежали к своей одежде и неизвестно, от чего они больше спасались — от разбойников или от фотоаппарата Глинского.
— Хватит, отпустите, мы только пошутили!!!
И тут голос подал Шуман.
— Пошутили?! Да я вас в порошок сотру! Да я на вас полицию натравлю! Да я…
Он заглотнул много воздуха и закашлялся. Гарвиц подскочил и стал бить его по спине, при этом уговаривая:
— Успокойтесь, господин Шуман, все в порядке, все окончилось благополучно… Никто не пострадал…
— Я требую удовлетворения за нанесенный мне моральный и физический ущерб, — вдруг сказала Галья, тряхнув волосами.
— Мы просто обязаны рассказать о том, что здесь произошло! — вторила ей неразлучная подружка Ширли.
— Послушайте, — у «предводителя янычар» прорезался дар речи, — мы съемочная группа. Частная студия, снимаем приключенческий фильм, и просто не могли удержаться от соблазна немного подурачиться. Вообще-то, мы тоже из России, услышали русскую речь — и вот…
Я не могла дальше молчать.
— Ах, русская речь?! — закричала я. — Значит, если русские, так нас можно хватать, а потом продавать в гарем к султану?!
— Бог с вами, в Турции уже сто лет как нет султанов… — попробовал оправдаться очкастый янычар. Но я не дала ему себя перебить:
— А вот это ты в суде расскажешь! Будешь нам пожизненые страховки платить! Всем! — тут я услышала, как Рики тихонько спрашивает, о чем я, собственно говоря, кричу. Действительно, мы с янычаром общались на великом и могучем. Неужели и Рики он посчитал русской? Наследием университета «Дружбы народов», что ли? Впрочем, наша эфиопочка над этим особо не задумывалась.
— Позвольте мне… — вдруг вмешался Элиэзер Гарвиц со своей вечно приклеенной улыбкой на устах. — Я понимаю, с девушками поступили нехорошо, но не надо шума. Каждая из вас получит хороший подарок при возвращении домой. Наши замечательные фотокоры уже сделали прекрасные снимки…
— Кстати о снимках, — вмешался Шуман. — Немедленно засвети пленку, на которую ты снимал весь этот бардак!
— Но… — пытался протестовать Глинский. — На этой пленке рекламные снимки с мороженым…
— Ничего, Блюм тоже сфотографировал. Поэтому вас двоих и взяли. На всякий случай, так сказать…
— Я протестую! Это произвол! — заорал Глинский, но двое рабочих скрутили его и вытащили пленку из фотоаппарата.
— Я хочу свой купальник, — напомнила Рики.
— Хорошо, хорошо, — бросил Шуман. — Принесите назад вещи девушек.
Опять маленький янычар побежал выполнять приказание. Через минуту он принес ворох переливающегося тряпья и бросил его на траву. Девушки быстро разобрали свои вещи.
— У кого еще какие-либо претензии? — грозно спросил Шуман. — Нет? Тогда собирайтесь и едем назад. И чтоб никто даже слова не сказал! Иначе моя репутация будет подорвана, фирма разорена, а одна из вас останется без выгодного контракта! Хорошенькая история, нечего сказать! Я уже вижу гигантские заголовки в «Едиот ахронот» и «Маарив»: «Глава фирмы по производству мороженного захвачен в плен русской мафией! Мафионеры были вооружены жестяными ятаганами!» Тьфу!
Мы разместились по машинам, и когда отъезжали, я оглянулась назад. На лице «предводителя янычар» блуждала довольная улыбка. А я всю дорогу гадала: накроет Шуман киношников на пару миллионов, или заставит их бесплатно снимать рекламу своего мороженного?
На корабль мы вернулись затемно. Мне было не по себе от пережитого, от благодарности девушек и от плача Глинского по засвеченной фотопленке.